Этот дядя всегда представлялся ему сказочным Кощеем, злыднем, «отвратительным» человеком, и стал представляться теперь ещё страшнее. Вдобавок всё случилось вдруг, и он не успел мысленно приготовиться к тому, чтобы предстать пред лицом человека, которого никогда не видал и о котором, кроме худого, ничего никогда не слыхал.
Через сутки после того, как Романов побывал у Сашка, молодой человек уже подъезжал к большому, великолепному дому в глубине двора. Отдав свою лошадь конюху, Сашок вошёл и, встреченный швейцаром в епанче и с булавой, объявил своё имя.
Один из лакеев, по виду старший, особенно вежливо поклонившись князю, тотчас быстро побежал по парадной лестнице с докладом. Через полминуты он уже спускался обратно со словами:
– Пожалуйте! Князь приказал просить и сказать, что рад дорогому гостю, коего давно ожидает.
Сашок, ободрённый этими словами, стал подниматься по лестнице, но всё-таки чувствовал, что сильно робеет. Пройдя огромную залу, затем три парадные гостиные разных цветов, Сашок увидал в глубине лакея, стоящего у запертых дверей и, по-видимому, ожидающего его. При его приближении лакей растворил дверь и посторонился. Сашок вошёл. Мысленно он готовил фразу «По долгу родственному и особливому почтению имею честь явиться к вам, дядюшка…»
Фраза была длинная, хорошо составленная дома, потом прибавленная в дороге, но теперь, когда Сашок переступил порог, всё до последнего слова выскочило у него из головы. К нему навстречу шёл высокий человек, статный, моложавый, в тёмном бархатном шлафроке. Он протянул руки, обнял молодого человека и расцеловался с ним трижды.
Но Сашок, глядевший дяде в лицо, был так ошеломлён, что стоял истуканом, вытаращив глаза и разинув рот.
– Удивился, голубчик? – выговорил князь.
Сашок двинул губами, но ничего произнести не мог.
– Садись! Сейчас всё узнаешь!
Удивление молодого человека объяснялось тем, что вместо дяди – князя Козельского перед ним был, не в поношенном платье, а в богатом шлафроке, Вавилон Ассирьевич Покуда.
Сашок ничего сообразить не мог и только изумлялся поразительному, неслыханному сходству двух людей. Мысль, что это тот же человек, не пришла ему на ум.
– Вот видишь ли, дорогой племянничек, ты ко мне с родственным уважением не ехал, а мне, твоему дяде, первому ехать к тебе не подобало. Ну вот я и попросил вместо себя поехать к тебе Вавилона Ассирьевича. Но, правда, он тогда сказал тебе, что он Вавилон Ассирьевич Покуда. И потом может стать князем Александром Алексеевичем Козельским. Понял?
Сашок сообразил всё, но, невольно вспомнив свою беседу с Вавилоном Ассирьевичем, снова запутался и ничего понять не мог.
– Ты, небось, дивишься, зачем я был у тебя шутом с дурацким прозвищем? – заговорил князь. – Это моё дело! А теперь плюнь на всё это и забудь! Теперь я хочу объяснить тебе, что жизнь человеческая не то же, что поле перейти, а затем в жизни человеческой чем дальше в лес, тем больше дров. Инако сказывать буду ты молод, а я стар, ты только недавно прыгать начал, а я уже напрыгался всласть, умаялся. И если не собираюсь ещё ложиться в гроб, то собираюсь сесть и сидеть. Ты одинок как перст, почитаешься сиротой. Я то же самое, тоже сирота. Родня мы с тобой близкая, ближе нельзя, разве что мне твоим отцом быть. Держал я тебя от себя вдалеке, как сказывают, в чёрном теле, будучи человеком богатым; допустил, чтобы ты жил в Питере в казарме; допустил вот, что ты теперь ко мне приехал не в экипаже цугом, как полагается князю Козельскому, а верхом, как самый простой офицер без достатка. Ну вот, дорогой мой племянничек, и тёзка, и крестник, теперь кто старое помянет, тому глаз вон. Теперь всё пойдёт на иной лад! И прежде всего ты должен не мешкая собрать все свои пожитки и переезжать сюда ко мне. Пока я в Москве, будешь со мной жить, а если меня нелёгкая опять унесёт куда-нибудь, хоть бы на край света, то дом сей со всем в нём находящимся и с полусотней холопов – всё это будет в твоём распоряжении. При этом я назначу тебе месячное содержание на разные удовольствия, а лошади и экипажи и твои первейшие потребности – всё это само по себе будет оплачиваться из моей конторы. Ну, поцелуемся и забудем всё старое!
Сашок, совершенно поражённый тем, что он слышал, сидел, не двигаясь.
– Ну, поцелуемся! – повторил князь.
И, расцеловав снова три раза племянника, он рассмеялся.
– Что, небось всё думаешь о Вавилоне Ассирьевиче? Не понимаешь сего казуса? А дело просто. Хочешь, я тебе поясню?
Сашок двинул языком и пролепетал что-то себе самому непонятное.
– Отойди, голубчик! Ишь ведь как тебя захватило! Оттереть, что ли, тебя? Был я у тебя затем, чтобы поглядеть на тебя, каков ты молодец, сам не сказываючись. Если бы ты мне пришёлся не по душе, то я бы уехал и плюнул на тебя на всю мою жизнь, а ты бы и не знал, кто у тебя был. Ну а ты мне понравился. И вот произошло совершенно иное; ты теперь у меня. А кроме того, вспомни, голубчик, как ты меня обозвал, как изругал! Помнишь ли?
– Виноват, дядюшка, – заговорил наконец Сашок, – я не знал, что это вы.
– То-то и хорошо, что не знал! Кабы знал, тогда бы всё прахом пошло, всё бы я за комедию принял. То-то и хорошо, что не знал. Вот за то, что ты меня изругал, ты мне и стал люб. А помнишь ли ты, за что ты меня изругал?
Сашок стал соображать, вспоминать, но по лицу его видно было, что он не помнит.
– Вот видишь ли, добрый ты малый. Жалею я сердцем и душой, что так поздно с тобой познакомился! Ты и не помнишь того, что в тебе мне именно и понравилось? Тебе Вавилон Ассирьевич что предлагал?
– Не помню, дядюшка!
– Разве он тебе не говорил, что предлагает свои услуги, как твоего дядюшку Александра Алексеевича на тот свет отправить, чтобы наследовать от него? Вспомнил?
– Так точно!
– Ну вот, видишь ли, голубчик, я так полагаю, что много есть на свете молодых прыгунов-офицеров, которые бы, конечно, не согласились тоже сразу на такое предложение: богача дядюшку опоить или придушить! Но многие из них к этому делу отнеслись бы хладнокровно. В душе, тайно, им бы даже этакое и понравилось! По глазам бы можно было прочесть, что этакое нравится… А ты – истинный князь Козельский, прямой, честный и благородный, какие мы все были. И твой отец, и твой дед. Ты разгорелся, взбудоражился на этакое предложение и стал ругаться. И вспомнился мне, будто в тебе возродился мой родитель – твой дед. И лицом ты на него больше меня похож, да, очевидно, и нравом такой же – прямой и справедливый. Когда ты меня, вскочивши, начал ругать и чуть не в три шеи гнать из квартиры, я чуть-чуть не назвался. Хотелось мне тебя обнять, расцеловать.
VII
Едва только Сашок, радостный, вышел от дяди и уехал, как из верхнего этажа дома быстро двинулась к князю красивая молодая женщина, смуглая, с большими чёрными огненными глазами… Это была сожительница князя по имени Земфира.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230
Через сутки после того, как Романов побывал у Сашка, молодой человек уже подъезжал к большому, великолепному дому в глубине двора. Отдав свою лошадь конюху, Сашок вошёл и, встреченный швейцаром в епанче и с булавой, объявил своё имя.
Один из лакеев, по виду старший, особенно вежливо поклонившись князю, тотчас быстро побежал по парадной лестнице с докладом. Через полминуты он уже спускался обратно со словами:
– Пожалуйте! Князь приказал просить и сказать, что рад дорогому гостю, коего давно ожидает.
Сашок, ободрённый этими словами, стал подниматься по лестнице, но всё-таки чувствовал, что сильно робеет. Пройдя огромную залу, затем три парадные гостиные разных цветов, Сашок увидал в глубине лакея, стоящего у запертых дверей и, по-видимому, ожидающего его. При его приближении лакей растворил дверь и посторонился. Сашок вошёл. Мысленно он готовил фразу «По долгу родственному и особливому почтению имею честь явиться к вам, дядюшка…»
Фраза была длинная, хорошо составленная дома, потом прибавленная в дороге, но теперь, когда Сашок переступил порог, всё до последнего слова выскочило у него из головы. К нему навстречу шёл высокий человек, статный, моложавый, в тёмном бархатном шлафроке. Он протянул руки, обнял молодого человека и расцеловался с ним трижды.
Но Сашок, глядевший дяде в лицо, был так ошеломлён, что стоял истуканом, вытаращив глаза и разинув рот.
– Удивился, голубчик? – выговорил князь.
Сашок двинул губами, но ничего произнести не мог.
– Садись! Сейчас всё узнаешь!
Удивление молодого человека объяснялось тем, что вместо дяди – князя Козельского перед ним был, не в поношенном платье, а в богатом шлафроке, Вавилон Ассирьевич Покуда.
Сашок ничего сообразить не мог и только изумлялся поразительному, неслыханному сходству двух людей. Мысль, что это тот же человек, не пришла ему на ум.
– Вот видишь ли, дорогой племянничек, ты ко мне с родственным уважением не ехал, а мне, твоему дяде, первому ехать к тебе не подобало. Ну вот я и попросил вместо себя поехать к тебе Вавилона Ассирьевича. Но, правда, он тогда сказал тебе, что он Вавилон Ассирьевич Покуда. И потом может стать князем Александром Алексеевичем Козельским. Понял?
Сашок сообразил всё, но, невольно вспомнив свою беседу с Вавилоном Ассирьевичем, снова запутался и ничего понять не мог.
– Ты, небось, дивишься, зачем я был у тебя шутом с дурацким прозвищем? – заговорил князь. – Это моё дело! А теперь плюнь на всё это и забудь! Теперь я хочу объяснить тебе, что жизнь человеческая не то же, что поле перейти, а затем в жизни человеческой чем дальше в лес, тем больше дров. Инако сказывать буду ты молод, а я стар, ты только недавно прыгать начал, а я уже напрыгался всласть, умаялся. И если не собираюсь ещё ложиться в гроб, то собираюсь сесть и сидеть. Ты одинок как перст, почитаешься сиротой. Я то же самое, тоже сирота. Родня мы с тобой близкая, ближе нельзя, разве что мне твоим отцом быть. Держал я тебя от себя вдалеке, как сказывают, в чёрном теле, будучи человеком богатым; допустил, чтобы ты жил в Питере в казарме; допустил вот, что ты теперь ко мне приехал не в экипаже цугом, как полагается князю Козельскому, а верхом, как самый простой офицер без достатка. Ну вот, дорогой мой племянничек, и тёзка, и крестник, теперь кто старое помянет, тому глаз вон. Теперь всё пойдёт на иной лад! И прежде всего ты должен не мешкая собрать все свои пожитки и переезжать сюда ко мне. Пока я в Москве, будешь со мной жить, а если меня нелёгкая опять унесёт куда-нибудь, хоть бы на край света, то дом сей со всем в нём находящимся и с полусотней холопов – всё это будет в твоём распоряжении. При этом я назначу тебе месячное содержание на разные удовольствия, а лошади и экипажи и твои первейшие потребности – всё это само по себе будет оплачиваться из моей конторы. Ну, поцелуемся и забудем всё старое!
Сашок, совершенно поражённый тем, что он слышал, сидел, не двигаясь.
– Ну, поцелуемся! – повторил князь.
И, расцеловав снова три раза племянника, он рассмеялся.
– Что, небось всё думаешь о Вавилоне Ассирьевиче? Не понимаешь сего казуса? А дело просто. Хочешь, я тебе поясню?
Сашок двинул языком и пролепетал что-то себе самому непонятное.
– Отойди, голубчик! Ишь ведь как тебя захватило! Оттереть, что ли, тебя? Был я у тебя затем, чтобы поглядеть на тебя, каков ты молодец, сам не сказываючись. Если бы ты мне пришёлся не по душе, то я бы уехал и плюнул на тебя на всю мою жизнь, а ты бы и не знал, кто у тебя был. Ну а ты мне понравился. И вот произошло совершенно иное; ты теперь у меня. А кроме того, вспомни, голубчик, как ты меня обозвал, как изругал! Помнишь ли?
– Виноват, дядюшка, – заговорил наконец Сашок, – я не знал, что это вы.
– То-то и хорошо, что не знал! Кабы знал, тогда бы всё прахом пошло, всё бы я за комедию принял. То-то и хорошо, что не знал. Вот за то, что ты меня изругал, ты мне и стал люб. А помнишь ли ты, за что ты меня изругал?
Сашок стал соображать, вспоминать, но по лицу его видно было, что он не помнит.
– Вот видишь ли, добрый ты малый. Жалею я сердцем и душой, что так поздно с тобой познакомился! Ты и не помнишь того, что в тебе мне именно и понравилось? Тебе Вавилон Ассирьевич что предлагал?
– Не помню, дядюшка!
– Разве он тебе не говорил, что предлагает свои услуги, как твоего дядюшку Александра Алексеевича на тот свет отправить, чтобы наследовать от него? Вспомнил?
– Так точно!
– Ну вот, видишь ли, голубчик, я так полагаю, что много есть на свете молодых прыгунов-офицеров, которые бы, конечно, не согласились тоже сразу на такое предложение: богача дядюшку опоить или придушить! Но многие из них к этому делу отнеслись бы хладнокровно. В душе, тайно, им бы даже этакое и понравилось! По глазам бы можно было прочесть, что этакое нравится… А ты – истинный князь Козельский, прямой, честный и благородный, какие мы все были. И твой отец, и твой дед. Ты разгорелся, взбудоражился на этакое предложение и стал ругаться. И вспомнился мне, будто в тебе возродился мой родитель – твой дед. И лицом ты на него больше меня похож, да, очевидно, и нравом такой же – прямой и справедливый. Когда ты меня, вскочивши, начал ругать и чуть не в три шеи гнать из квартиры, я чуть-чуть не назвался. Хотелось мне тебя обнять, расцеловать.
VII
Едва только Сашок, радостный, вышел от дяди и уехал, как из верхнего этажа дома быстро двинулась к князю красивая молодая женщина, смуглая, с большими чёрными огненными глазами… Это была сожительница князя по имени Земфира.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230