Если бы князь в иную минуту потребовал расчёта немедленно, то, конечно, у Кострицкого не нашлось бы нужных денег не только в кармане, но и дома в столе или сундуке.
Однако часов в одиннадцать вечера весёлый и бойкий пред тем капитан сидел за столом уже сильно бледный… Его собственная жадность и «наивность» хозяина дома, позволившего ему делать ставки на веру очень крупные, его подвели… Он зарвался далеко через край и совсем «зарезался». Отыграться уже не было возможности. Он «сидел» в семнадцати тысячах. А съездить и привезти ещё можно было не более полутора. Оставалось одно спасение. У него был дом в Москве, на Дмитровке. И этот дом был им заявлен после проигрыша семнадцатой тысячи и предложен князю на словах, вместо наличных якобы денег…
Александр Алексеевич «наивно» согласился считать дом в пятнадцать тысяч, и «Агафья» продолжалась… И через час дом остаётся за князем плюс наличные семнадцать тысяч, которых, однако, налицо не было.
Когда наступило время садиться ужинать, Кострицкий, уже мертвенно-бледный, собрался домой, но князь его не пустил.
– Что вы! Что вы! Разве можно… После ужина я вам дам отыграться! – сказал он весело.
– Не могу, князь… У меня больше ничего нет… И достать негде… – произнёс капитан сдавленным от волнения голосом.
– Пустое. Надумаем… Да стойте… Вот! Надумал… – И князь сказал капитану несколько слов на ухо… Кострицкий изумился и стоял как вкопанный.
– Разве нету? Вы же говорили, что у вас этого добра много…
– Есть… Но… Есть… Но, право, я не знаю…
– Подумайте. Обсудите всё. За ужином, – рассмеялся князь. – А там, если заблагорассудится, поезжайте и привозите… Согласен считать в сорока тысячах. И если проиграю, то доплачу вам восемь… А если выиграю, то… зависит, как и что… Может быть, удовольствуюсь этим выигрышем, а долг наличными и дом останутся за вами… Прощу.
– Как простите? – вскрикнул капитан, преобразясь.
– Да так… Что же мне вас грабить.
– Вы благородный человек, князь, – вскрикнул снова Кострицкий. – Я решаюсь и еду сейчас. Вы не успеете поужинать, как я буду здесь.
XXIV
Уже около полуночи, когда Настасья Григорьевна спала сладким сном, в её небольшом доме раздался стук и шум. Кто-то стучал отчаянно в подъезд, потом и в ворота, а затем уже начал стучать и в окошки. Услыхавшая первою и поднявшаяся горничная приотворила окно и от страшной темноты на улице не могла увидать и различить никого, но по голосу узнала капитана Кострицкого.
– Отпирай скорей! – крикнул он.
Горничная разбудила лакея, послала отворять дверь подъезда, а сама побежала в спальню барыни.
Настасья Григорьевна, уже разбуженная шумом, сидела на постели и спросонья имела вид совершенно перепуганный.
– Пожар?! – воскликнула она при виде горничной.
– Никак нет! Митрий Михалыч стучится. Андрей уже отворяет им.
– Да что такое? Что ему нужно?
– Не знаю-с… Только в окно мне закричали: «Отпирай!» И голос такой у них отчаянный… Должно, приключилось что-нибудь.
В ту же минуту раздались по квартире скорые шаги капитана. Он вошёл в спальню, крикнул на горничную: «Пошла вон!» – и опустился в кресло около постели женщины, как если бы пробежал десять вёрст без передышки.
– Что такое?! – ахнула Настасья Григорьевна. Капитану случалось оставаться у неё ночью, но не являться так, вдруг…
Кострицкий закрыл лицо руками, потом провёл ими по голове, а потом замахал ими на женщину. Жест говорил такое, что сразу и сказать нельзя. Целое происшествие! Событие внезапное и страшное.
– Господи Иисусе Христе! – перекрестилась Малова. – Да что же это ты? Говори скорей!
– Слушай, Настенька, слушай в оба! Дело важнейшее. Дело смертельное.
– Ох, что ты!
– Смертельное, тебе говорю. Либо мне сейчас помирать, либо нет! И всё от тебя зависит.
– О, Господи!
– Да. Слушай! Был я у князя Козельского вечером! И вот по сю пору мы всё в карты дулись. Я был в страшнейшем выигрыше. До семи тысяч хватил. А там всё спустил, что было с собой и что в столе найдётся, и не удовольствовался. Дом свой предложил… И дом проиграл!
– Как дом?! – вскрикнула Малова.
– Да так!
– Да нешто это можно! Ведь на деньги играют, сам ты всегда сказывал. А нешто на дома играют?
– Ничего ты не понимаешь, глупая женщина! – воскликнул капитан. – Толком тебе говорю: всё спустил, ничего у меня нет. Часы – и те, почитай, князевы, если платить ему. И теперь мне остаётся одно – руки на себя наложить, застрелиться. Я вот так и порешил.
– С ума ты спятил?
– Нет, дело решённое! Вот сюда и приехал к тебе. И тут же вот около тебя и застрелюсь!
Кострицкий вынул из большого кармана камзола пистолет и показал его. Малова ахнула и замахала руками:
– Стой! Стой! Выстрелит! Убьёшь!
– Не бойся, тебя не убью. А сам вот сейчас тут же застрелюсь, если ты не будешь согласна меня спасти.
– Да как же?! Что я могу? У меня денег всего…
– Многое можешь! Слушай!
И Кострицкий, перебиваемый удивлёнными вопросами женщины, подробно рассказал ей, что не только можно играть на вещи и на дома, но можно ставить на карту и собак, и лошадей, и даже крепостных целыми деревнями.
– Всё нынче прошло! – прибавил капитан. – Чего-чего нынче у князя не выиграли и не проиграли.
Наконец, постепенно, чтобы сразу не перепугать чересчур Малову, капитан дошёл и до главного: солгав, конечно, он объяснил женщине, что у князя на вечере сегодня была поставлена на карту одним офицером его собственная законная жена и он отыгрался. Но так как он, Кострицкий, не женат, то отыграться на этот лад не мог. У него никого нет, даже крепостных холопов нет. И для него одно спасение. Он просил князя позволить отыграть всё проигранное, поставя на карту женщину, хотя ему и чужую, но любящую его и готовую его спасти.
И Кострицкий прибавил:
– Спаси меня, Настенька! Дозволь отыграться на тебе.
Женщина слушала и глядела, выпуча глаза, и хотя сон её от перепуга совершенно прошёл, тем не менее она чувствовала, что сидит в каком-то сне наяву. Она не сразу поняла и заставила Кострицкого снова повторить то же и снова объяснить всё. Наконец она поняла и заплакала.
– Чего же ты?
– Как чего? Страшно, Митенька.
– Да чего же страшно-то?
– Не знаю…
– Ну, как хочешь! Это одно спасение! Коли тебе меня не жаль, то Бог с тобой! Стало быть, больше ничего не остаётся…
Капитан снова взял пистолет в руки и стал осматривать его.
– Стой! Стой! – закричала Настасья Григорьевна.
И она выскочила из постели и ухватила его со всей силой за руки.
– Говори, Как быть? Что надо делать?
– Одеваться и ехать.
– Как одеваться?!
– Да так! И ехать со мной!
– Куда? – с ужасом вскрикнула женщина.
– К князю!
– Как к князю? Когда?
– Сейчас вот! Одевайся, и поедем!
– Да зачем?
– А затем, чтобы он тебя видел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230
Однако часов в одиннадцать вечера весёлый и бойкий пред тем капитан сидел за столом уже сильно бледный… Его собственная жадность и «наивность» хозяина дома, позволившего ему делать ставки на веру очень крупные, его подвели… Он зарвался далеко через край и совсем «зарезался». Отыграться уже не было возможности. Он «сидел» в семнадцати тысячах. А съездить и привезти ещё можно было не более полутора. Оставалось одно спасение. У него был дом в Москве, на Дмитровке. И этот дом был им заявлен после проигрыша семнадцатой тысячи и предложен князю на словах, вместо наличных якобы денег…
Александр Алексеевич «наивно» согласился считать дом в пятнадцать тысяч, и «Агафья» продолжалась… И через час дом остаётся за князем плюс наличные семнадцать тысяч, которых, однако, налицо не было.
Когда наступило время садиться ужинать, Кострицкий, уже мертвенно-бледный, собрался домой, но князь его не пустил.
– Что вы! Что вы! Разве можно… После ужина я вам дам отыграться! – сказал он весело.
– Не могу, князь… У меня больше ничего нет… И достать негде… – произнёс капитан сдавленным от волнения голосом.
– Пустое. Надумаем… Да стойте… Вот! Надумал… – И князь сказал капитану несколько слов на ухо… Кострицкий изумился и стоял как вкопанный.
– Разве нету? Вы же говорили, что у вас этого добра много…
– Есть… Но… Есть… Но, право, я не знаю…
– Подумайте. Обсудите всё. За ужином, – рассмеялся князь. – А там, если заблагорассудится, поезжайте и привозите… Согласен считать в сорока тысячах. И если проиграю, то доплачу вам восемь… А если выиграю, то… зависит, как и что… Может быть, удовольствуюсь этим выигрышем, а долг наличными и дом останутся за вами… Прощу.
– Как простите? – вскрикнул капитан, преобразясь.
– Да так… Что же мне вас грабить.
– Вы благородный человек, князь, – вскрикнул снова Кострицкий. – Я решаюсь и еду сейчас. Вы не успеете поужинать, как я буду здесь.
XXIV
Уже около полуночи, когда Настасья Григорьевна спала сладким сном, в её небольшом доме раздался стук и шум. Кто-то стучал отчаянно в подъезд, потом и в ворота, а затем уже начал стучать и в окошки. Услыхавшая первою и поднявшаяся горничная приотворила окно и от страшной темноты на улице не могла увидать и различить никого, но по голосу узнала капитана Кострицкого.
– Отпирай скорей! – крикнул он.
Горничная разбудила лакея, послала отворять дверь подъезда, а сама побежала в спальню барыни.
Настасья Григорьевна, уже разбуженная шумом, сидела на постели и спросонья имела вид совершенно перепуганный.
– Пожар?! – воскликнула она при виде горничной.
– Никак нет! Митрий Михалыч стучится. Андрей уже отворяет им.
– Да что такое? Что ему нужно?
– Не знаю-с… Только в окно мне закричали: «Отпирай!» И голос такой у них отчаянный… Должно, приключилось что-нибудь.
В ту же минуту раздались по квартире скорые шаги капитана. Он вошёл в спальню, крикнул на горничную: «Пошла вон!» – и опустился в кресло около постели женщины, как если бы пробежал десять вёрст без передышки.
– Что такое?! – ахнула Настасья Григорьевна. Капитану случалось оставаться у неё ночью, но не являться так, вдруг…
Кострицкий закрыл лицо руками, потом провёл ими по голове, а потом замахал ими на женщину. Жест говорил такое, что сразу и сказать нельзя. Целое происшествие! Событие внезапное и страшное.
– Господи Иисусе Христе! – перекрестилась Малова. – Да что же это ты? Говори скорей!
– Слушай, Настенька, слушай в оба! Дело важнейшее. Дело смертельное.
– Ох, что ты!
– Смертельное, тебе говорю. Либо мне сейчас помирать, либо нет! И всё от тебя зависит.
– О, Господи!
– Да. Слушай! Был я у князя Козельского вечером! И вот по сю пору мы всё в карты дулись. Я был в страшнейшем выигрыше. До семи тысяч хватил. А там всё спустил, что было с собой и что в столе найдётся, и не удовольствовался. Дом свой предложил… И дом проиграл!
– Как дом?! – вскрикнула Малова.
– Да так!
– Да нешто это можно! Ведь на деньги играют, сам ты всегда сказывал. А нешто на дома играют?
– Ничего ты не понимаешь, глупая женщина! – воскликнул капитан. – Толком тебе говорю: всё спустил, ничего у меня нет. Часы – и те, почитай, князевы, если платить ему. И теперь мне остаётся одно – руки на себя наложить, застрелиться. Я вот так и порешил.
– С ума ты спятил?
– Нет, дело решённое! Вот сюда и приехал к тебе. И тут же вот около тебя и застрелюсь!
Кострицкий вынул из большого кармана камзола пистолет и показал его. Малова ахнула и замахала руками:
– Стой! Стой! Выстрелит! Убьёшь!
– Не бойся, тебя не убью. А сам вот сейчас тут же застрелюсь, если ты не будешь согласна меня спасти.
– Да как же?! Что я могу? У меня денег всего…
– Многое можешь! Слушай!
И Кострицкий, перебиваемый удивлёнными вопросами женщины, подробно рассказал ей, что не только можно играть на вещи и на дома, но можно ставить на карту и собак, и лошадей, и даже крепостных целыми деревнями.
– Всё нынче прошло! – прибавил капитан. – Чего-чего нынче у князя не выиграли и не проиграли.
Наконец, постепенно, чтобы сразу не перепугать чересчур Малову, капитан дошёл и до главного: солгав, конечно, он объяснил женщине, что у князя на вечере сегодня была поставлена на карту одним офицером его собственная законная жена и он отыгрался. Но так как он, Кострицкий, не женат, то отыграться на этот лад не мог. У него никого нет, даже крепостных холопов нет. И для него одно спасение. Он просил князя позволить отыграть всё проигранное, поставя на карту женщину, хотя ему и чужую, но любящую его и готовую его спасти.
И Кострицкий прибавил:
– Спаси меня, Настенька! Дозволь отыграться на тебе.
Женщина слушала и глядела, выпуча глаза, и хотя сон её от перепуга совершенно прошёл, тем не менее она чувствовала, что сидит в каком-то сне наяву. Она не сразу поняла и заставила Кострицкого снова повторить то же и снова объяснить всё. Наконец она поняла и заплакала.
– Чего же ты?
– Как чего? Страшно, Митенька.
– Да чего же страшно-то?
– Не знаю…
– Ну, как хочешь! Это одно спасение! Коли тебе меня не жаль, то Бог с тобой! Стало быть, больше ничего не остаётся…
Капитан снова взял пистолет в руки и стал осматривать его.
– Стой! Стой! – закричала Настасья Григорьевна.
И она выскочила из постели и ухватила его со всей силой за руки.
– Говори, Как быть? Что надо делать?
– Одеваться и ехать.
– Как одеваться?!
– Да так! И ехать со мной!
– Куда? – с ужасом вскрикнула женщина.
– К князю!
– Как к князю? Когда?
– Сейчас вот! Одевайся, и поедем!
– Да зачем?
– А затем, чтобы он тебя видел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230