Буржуазия в России еще недостаточно окрепла, а буржуазная идеология не овладела массами. Поэтому совершившаяся буржуазная революция не прекратила смуту, а лишь придала ей новый вид. При двоевластии Совета рабочих и солдатских депутатов и Временного правительства первый оказался более влиятельным.
Падение монархии определило в России торжество анархии, вольности, а не той ограничительной свободы, которая характерна для буржуазно-демократических стран Запада. Переход из одной крайности в другую – достаточно характерная черта российской истории. Об этом хорошо сказал В.В. Кожинов:
«Неограниченная монархия и беспредельная анархия – это в равной мере коренные российские феномены (вполне закономерно, например, что не столь давно громко заявившие о себе анархические группировки на Западе вдохновлялись прежде всего заветами Бакунина и Кропоткина!).
И можно утверждать, что история Руси-России благодаря сочетанию в ней подобных «крайностей» более драматична, или, вернее, более трагедийна, чем история стран Запада, но проклинать либо, напротив, восхвалять (что также нередко делалось) Россию за эти ее «крайности» – занятие, по сути дела, примитивное, уместное только в чисто эмоциональном плане, но не в русле историософской мысли».
В этом смысле революционную смуту вполне можно назвать революционной анархией масс, с которой не могло справиться буржуазное Временное правительство. И вполне закономерно буржуазная интеллигенция, придя к власти, выдвинула в лидеры человека, вполне подходящего для него, но совершенно не соответствовавшего тем задачам, которые приходилось решать. А.Ф. Керенский, как справедливо писал Михаил Зощенко, был порождением той интеллигентской среды, «которая в искусстве создала декадентство, а в политику внесла нервозность, скептицизм и двусмысленность».
Он умел произносить зажигательные речи, но плохо справлялся с повседневной работой. «Изучая по материалам и документам его характер, – писал Зощенко, – видишь, что ему, в су щн ос ти, н ич ег о не уд ав ал ось с де ла ть из т ог о, чт о он за ду ма л…
Он хотел спасти Николая II и не спас его, хотя много старания приложил к этому. Он хотел вести войну до победного конца, но создал поражение. Хотел укрепить армию, но не мог это сделать и только разрушил ее. Хотел лично двинуть войска против большевиков, но не собрал даже и одного полка, хотя был верховным главнокомандующим. Он с горячими речами выступал против смертной казни, а сам ввел ее…
Несмотря на свой высокий пост, казалось, что он всего лишь бежал в хвосте событий. И это было именно так. Он, в сущности, был крошечной пылинкой в круговороте революционных событий».
Если учесть последнее замечание, то становится ясно, что не только Керенский, но и другой, более сильный государственный деятель не сумел бы с овладать с мощными стихийными движениями народных масс (имеется в виду, конечно, не весь ро ссийский народ, а наиболее активная его часть, принимавшая деятельное участие в революционном движении). Со зда ет ся впе чат лен ие, ч то свержение Временного правительства и победа большевиков объясняются не столько тем, что они смогли увлечь за собой народ, сколько умением использовать в своих политических целях анархические порывы масс, прежде всего солдат и рабочих.

А.Ф.Керенский
Октябрьский переворот прошел удивительно легко и почти бескровно. Это доказывает естественность его характера, соответствие революционной смуте. Но захват власти представителями одной партии, отрицание ими буржуазных целей и ценностей, провозглашение утопических идеалов коммунизма, вспышка контрреволюционных настроений (естественной реакции на революцию) – эти и другие факторы, в частности, полнейшее неприятие Западом власти трудящихся, все это определило переход революционной смуты в Гражданскую войну.
Важно и то, что коммунистический строй в то время вовсе не казался утопией. Вопрос был в том, о какой форме коммунизма идет речь. Крупный мыслитель и бывший большевик А.А. Богданов совершенно справедливо отметил в конце 1917 – начале 1918 года: «Армия вообще, и в мирное и в военное время, представляет обширную потребительскую коммуну строения строго авторитарного. Массы людей живут на содержании у государства, планомерно распределяя в своей среде доставляемые из производственного аппарата продукты… Коммунизм этот простирается, главным образом, на низы армии, на собственно «солдат», которые живут в общих казармах, получают общий стол, казенную одежду и снаряжение».
Он отметил, что в сложившейся обстановке может идти речь о построении военного коммунизма, а не социализма: «Социализм есть прежде всего новый тип сотрудничества – товарищеская организация производства; военный коммунизм есть прежде всего особая форма общественного потребления – авторитарно-регулируемая организация массового паразитизма и истребления. Смешивать не следует».
В конце 1917 года, отказываясь от предложения Луначарского занять пост в большевистском правительстве, Богданов пояснил, как он расценивает сложившуюся ситуацию:
«Корень всему – война. Она породила два основных факта: 1) экономический и культурный упадок; 2) гигантское развитие военного коммунизма.
Военный коммунизм, развиваясь от фронта к тылу, временно перестроил общество: многомиллионная коммуна армии, паек солдатских семей, регулирование потребления; применительно к нему, планировка сбыта, производства. Вся система государственного капитализма есть не что иное, как ублюдок капитализма и потребительного военного коммунизма…
Партия рабоче-солдатская есть объективно просто солдатская. И поразительно, до какой степени преобразовался большевизм в этом смысле. Он усвоил всю логику казармы, все ее методы, всю ее специфическую культуру и ее идеал…
А идеал социализма? Ясно, что тот, кто считает солдатское восстание началом его реализации, тот с рабочим социализмом объективно порвал… он идет по пути военно-потребительного коммунизма… В России солдатско-коммунистическая революция есть нечто, скорее противоположное социалистической, чем ее приближающее…»
Богданов исходил не только из анализа текущей ситуации, но также из общетеоретических соображений (в ту пору он создавал свою «тектологию», всеобщую организационную науку, предтечу кибернетики, общей теории систем и информатики). Поэтому, даже не во всем с ним соглашаясь, следует принять к сведению его выводы о неизбежном военном коммунизме и государственном капитализме, а также авторитарной власти, к которым приведет Октябрьский революционный переворот вне зависимости от устремлений его организаторов.
ПОЧЕМУ УСТОЯЛИ БОЛЬШЕВИКИ?
К осени 1919 года советское государство стояло на краю гибели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112