«Каталы» поопытнее отношения налаживали, в будущем в гости наведывались. Хоть в Новосибирск, хоть в Хабаровск. Сколько таким образом источников в Москве, Питере, других городах заполучили.
Ну, и последняя подгруппа. Фраера бестолковые.
Что о них сказать? Все ясно из названия: мало того, что фраера, так еще и бестолковые.
Обреченные люди. Жизнь положившие на карты... Лишившиеся всего: работы, благосостояния, любви, счастья... Карточные наркоманы... Нет, не так... Все картежники – наркоманы. Эти – наркоманы конченые. Рыскающие в поисках доз, готовые на все ради... Ради малейшей искры азарта...
У этих ни денег, ни таланта к игре... Одна голая, ничем не подкрепленная, ничем не обеспеченная страсть... Непреходящая.
Не знал ни одного из таких, кто сумел бы взять себя в руки, сумел бы завязать. Многие из них были мне симпатичны, но единственное, что я мог сделать для них, не обыгрывать... И что?.. Обыгрывали другие. Учить их было бессмысленно. Не раз пытался. Они не способны контролировать игру, они – добровольные рабы азарта...
Конечно, можно выделить еще две незначительные группы...
Одна – сильные любители. Игроки, которых нелегко провести, которые много знают, но сами играют принципиально в «лобовую» игру.
Другая – «каталы» приблатненные, чаще всего получившие тюремное карточное образование. Эти чуть что – хватаются за нож, норовят нагнать жути. Для них карты – всего лишь дополнительная атрибутика крутизны. В мире карт они случайные люди. (Прошу не путать с «каталами», прошедшими тюремную школу, ставшими профессионалами.)
Конечно, сколько игроков – столько характеров. И примеров персонажей, разных, сочных, самобытных, можно приводить множество. Можно выделить более узкие группы... Жадных, осторожных, романтичных, нервных...!
Все эти примеры еще встретятся.
Сейчас просится другой пример, в котором пересеклись представители трех групп. Двух – основных и одной – несущественной, но неприятной...
...Случилось мне выступать в недалеком от Одессы городе N. Много чего напроисходило в ходе выступлений, но, пожалуй, одно из самых ярких пятен в воспоминаниях об этом городе – Кригмонт.
У Чехова в записных книжках есть такое: «Мне противны расточительный немец, радикальный хохол и игривый еврей».
Борька Кригмонт был игривым евреем. Большой, рыжий, плешивый, веселый человек. Меня с ним познакомила женщина, которую я навестил. У Кригмонта мы с ней и жили какое-то время. Потом женщина незаметно потерялась. Я остался у Борьки.
Почти сразу мне были выданы ключи от квартиры и право относиться к ней, как к своей.
Перед тем, как познакомить нас, дамочка, обнаружив, что и ее давний друг Кригмонт балуется преферансом, сочла нужным его, как друга, предупредить:
– Учти, он – мастер. – Это обо мне.
На что друг весело ответил:
– А я – мастер международного класса.
Международник за первую неделю нашего общения проиграл столько, что если бы я решил-таки получить выигрыш, то ключи от квартиры доверял бы уже не он мне, а я ему.
Но я не решил. Очень скоро понял, что у Борьки, кроме этих двух комнат, скудной обстановки и кучи прожектов, за душой ничего нет. У него было еще кое-что. Долги.
Он тыкался в любую подвернувшуюся игру с непосредственностью щенка-несмышленыша, который беззаботно лезет ко всем проходящим взрослым псам. Но в отличие от щенка с Борькой не церемонились. Проиграть Борьке мог только шулер, все свое мастерство вложивший именно в то, чтобы проиграть. Обладая способностями к анализу, Кригмонт был настолько беспечен, и доверчив, что многим его партнерамциникам, должно быть, становилось не по себе. При этом считал себя ужасно прожженным и хитрым.
Я не стал открывать ему секретов профессии. Просто, когда он с трудом понял, что все его проигрыши мне не случайность, было решено, что Борька поставляет мне своих партнеров. Партнеров у него, слава богу, хватало.
Начался возврат денег в дом. – Хотя иногда он, уловив момент моего отсутствия, норовил ввязаться в игру сам и стравливал поступающие средства. Конечно, я «пхал» ему, но, в общем-то, слабости эти прощались, за что Кригмонт относился ко мне с нежной благодарностью.
Время от времени случались ситуации, в которых я чувствовал: терпения не хватит.
В самом начале, в период погашения его долгов, удалось отыграть его – уже проигранную, но еще не вынесенную – уникальную шахматную библиотеку. Причем отыгрывать пришлось долго, нудно: играли по мелочи.
Выхожу на десять минут позвонить, оставив без присмотра счастливого Борьку и расстроенного соперника. За десять минут счастливчик успевает опять избавиться от библиотеки. И хоть бы глаза отвел, смотрит с виноватой улыбкой.
Психанул я.
– Выноси книги, – говорю.
Вынести, конечно, не дал. Еще полдня угробил на то, чтобы вновь отыграть.
Борька познакомил меня со своей бывшей женой, ныне женой популярного Н-ского диссидента. За это знакомство я благодарен ему больше всего.
Дочь и внучка известных писателей (читали в детстве книжку «Жил-был дом»? Автор – ее мать). Вика учила меня писать. Правильнее сказать, учила тому, как не надо писать. Еще шире раскрыла мне глаза на Борьку. Ласково называла своего бывшего супруга «позором еврейской нации».
Оказывается, за два месяца после их свадьбы тот проиграл все, включая обручальное кольцо и фату. Чтобы отмазать главу семьи, она, интеллигентная еврейская девушка, где-то по блатхатам читала уголовникам стихи, рассказы. Слушатели поражались, что она, умничка, красавица, нашла в этом придурке?!
Несмотря на всю свою набожность и свойственную еврейским женщинам терпимость, через полгода они развелись, оставшись друзьями. И до сих пор она относилась к Борьке с нежностью и сочувствием. Тот же продолжал жить непутево и беспечно.
Когда через несколько недель нашего общения Кригмонт надумал ввязаться в следующую брачную авантюру (на этот раз со славянской меланхоличной девушкой, покоренной его веселым уверенным нравом), накануне посещения загса случился весьма свойственный ему казус.
– Костюм хоть у тебя есть? – незадолго до этого полюбопытствовал я.
– Обижаешь, – широко улыбаясь, ответствовал Борька.
В костюм, не одеванный последние года два, он пошел выряжаться за полчаса до выхода. Ушел во вторую комнату и... как-то притих.
Через пять минут, обеспокоенный тишиной, я пошел глянуть, что там опять. Это надо было видеть!.. Костюмчик сидел на нем с иголочки. Но очень походил на маскировочную сетку. Весь в дырочках: моль постаралась. И Борька... Нет, чтоб сразу же снять его – недоуменно разглядывает себя в зеркале. При этом пошлым жестом стряхивает пушок с лацкана пиджака...
Вот так, беззаботно, бестолково жил-поживал Кригмонт. А потом...
Началось с того, что этот балбес взялся зубрить колоды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
Ну, и последняя подгруппа. Фраера бестолковые.
Что о них сказать? Все ясно из названия: мало того, что фраера, так еще и бестолковые.
Обреченные люди. Жизнь положившие на карты... Лишившиеся всего: работы, благосостояния, любви, счастья... Карточные наркоманы... Нет, не так... Все картежники – наркоманы. Эти – наркоманы конченые. Рыскающие в поисках доз, готовые на все ради... Ради малейшей искры азарта...
У этих ни денег, ни таланта к игре... Одна голая, ничем не подкрепленная, ничем не обеспеченная страсть... Непреходящая.
Не знал ни одного из таких, кто сумел бы взять себя в руки, сумел бы завязать. Многие из них были мне симпатичны, но единственное, что я мог сделать для них, не обыгрывать... И что?.. Обыгрывали другие. Учить их было бессмысленно. Не раз пытался. Они не способны контролировать игру, они – добровольные рабы азарта...
Конечно, можно выделить еще две незначительные группы...
Одна – сильные любители. Игроки, которых нелегко провести, которые много знают, но сами играют принципиально в «лобовую» игру.
Другая – «каталы» приблатненные, чаще всего получившие тюремное карточное образование. Эти чуть что – хватаются за нож, норовят нагнать жути. Для них карты – всего лишь дополнительная атрибутика крутизны. В мире карт они случайные люди. (Прошу не путать с «каталами», прошедшими тюремную школу, ставшими профессионалами.)
Конечно, сколько игроков – столько характеров. И примеров персонажей, разных, сочных, самобытных, можно приводить множество. Можно выделить более узкие группы... Жадных, осторожных, романтичных, нервных...!
Все эти примеры еще встретятся.
Сейчас просится другой пример, в котором пересеклись представители трех групп. Двух – основных и одной – несущественной, но неприятной...
...Случилось мне выступать в недалеком от Одессы городе N. Много чего напроисходило в ходе выступлений, но, пожалуй, одно из самых ярких пятен в воспоминаниях об этом городе – Кригмонт.
У Чехова в записных книжках есть такое: «Мне противны расточительный немец, радикальный хохол и игривый еврей».
Борька Кригмонт был игривым евреем. Большой, рыжий, плешивый, веселый человек. Меня с ним познакомила женщина, которую я навестил. У Кригмонта мы с ней и жили какое-то время. Потом женщина незаметно потерялась. Я остался у Борьки.
Почти сразу мне были выданы ключи от квартиры и право относиться к ней, как к своей.
Перед тем, как познакомить нас, дамочка, обнаружив, что и ее давний друг Кригмонт балуется преферансом, сочла нужным его, как друга, предупредить:
– Учти, он – мастер. – Это обо мне.
На что друг весело ответил:
– А я – мастер международного класса.
Международник за первую неделю нашего общения проиграл столько, что если бы я решил-таки получить выигрыш, то ключи от квартиры доверял бы уже не он мне, а я ему.
Но я не решил. Очень скоро понял, что у Борьки, кроме этих двух комнат, скудной обстановки и кучи прожектов, за душой ничего нет. У него было еще кое-что. Долги.
Он тыкался в любую подвернувшуюся игру с непосредственностью щенка-несмышленыша, который беззаботно лезет ко всем проходящим взрослым псам. Но в отличие от щенка с Борькой не церемонились. Проиграть Борьке мог только шулер, все свое мастерство вложивший именно в то, чтобы проиграть. Обладая способностями к анализу, Кригмонт был настолько беспечен, и доверчив, что многим его партнерамциникам, должно быть, становилось не по себе. При этом считал себя ужасно прожженным и хитрым.
Я не стал открывать ему секретов профессии. Просто, когда он с трудом понял, что все его проигрыши мне не случайность, было решено, что Борька поставляет мне своих партнеров. Партнеров у него, слава богу, хватало.
Начался возврат денег в дом. – Хотя иногда он, уловив момент моего отсутствия, норовил ввязаться в игру сам и стравливал поступающие средства. Конечно, я «пхал» ему, но, в общем-то, слабости эти прощались, за что Кригмонт относился ко мне с нежной благодарностью.
Время от времени случались ситуации, в которых я чувствовал: терпения не хватит.
В самом начале, в период погашения его долгов, удалось отыграть его – уже проигранную, но еще не вынесенную – уникальную шахматную библиотеку. Причем отыгрывать пришлось долго, нудно: играли по мелочи.
Выхожу на десять минут позвонить, оставив без присмотра счастливого Борьку и расстроенного соперника. За десять минут счастливчик успевает опять избавиться от библиотеки. И хоть бы глаза отвел, смотрит с виноватой улыбкой.
Психанул я.
– Выноси книги, – говорю.
Вынести, конечно, не дал. Еще полдня угробил на то, чтобы вновь отыграть.
Борька познакомил меня со своей бывшей женой, ныне женой популярного Н-ского диссидента. За это знакомство я благодарен ему больше всего.
Дочь и внучка известных писателей (читали в детстве книжку «Жил-был дом»? Автор – ее мать). Вика учила меня писать. Правильнее сказать, учила тому, как не надо писать. Еще шире раскрыла мне глаза на Борьку. Ласково называла своего бывшего супруга «позором еврейской нации».
Оказывается, за два месяца после их свадьбы тот проиграл все, включая обручальное кольцо и фату. Чтобы отмазать главу семьи, она, интеллигентная еврейская девушка, где-то по блатхатам читала уголовникам стихи, рассказы. Слушатели поражались, что она, умничка, красавица, нашла в этом придурке?!
Несмотря на всю свою набожность и свойственную еврейским женщинам терпимость, через полгода они развелись, оставшись друзьями. И до сих пор она относилась к Борьке с нежностью и сочувствием. Тот же продолжал жить непутево и беспечно.
Когда через несколько недель нашего общения Кригмонт надумал ввязаться в следующую брачную авантюру (на этот раз со славянской меланхоличной девушкой, покоренной его веселым уверенным нравом), накануне посещения загса случился весьма свойственный ему казус.
– Костюм хоть у тебя есть? – незадолго до этого полюбопытствовал я.
– Обижаешь, – широко улыбаясь, ответствовал Борька.
В костюм, не одеванный последние года два, он пошел выряжаться за полчаса до выхода. Ушел во вторую комнату и... как-то притих.
Через пять минут, обеспокоенный тишиной, я пошел глянуть, что там опять. Это надо было видеть!.. Костюмчик сидел на нем с иголочки. Но очень походил на маскировочную сетку. Весь в дырочках: моль постаралась. И Борька... Нет, чтоб сразу же снять его – недоуменно разглядывает себя в зеркале. При этом пошлым жестом стряхивает пушок с лацкана пиджака...
Вот так, беззаботно, бестолково жил-поживал Кригмонт. А потом...
Началось с того, что этот балбес взялся зубрить колоды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72