Противореча всем авторитетным специалистам, они осмеливались утверждать, что в исторический момент весной 1916 года «у нас было еще слишком мало подлодок». Эти лица с Вильгельмштрассе и из редакции «Франкфуртер Цейтунг» с претенциозной уверенностью заявляли в феврале 1917 года: Мы начинаем подводную войну, правильно выбрав момент, ибо теперь мы имеем достаточно подводных лодок.
Когда же отложенная по их вине подводная война не дала тех быстрых результатов, которые, по утверждению специалистов, она принесла бы годом раньше, эти люди не лишились своей наглости; вместо того чтобы устыдиться, когда вследствие вызванной ими проволочки действие подводных лодок было решительно ослаблено{225}, они снова стали осуждать подводную войну в целом вопреки позиции, занятой ими самими в начале 1917 года! Чтобы помять, какую игру вели они с войной на море в тот час, когда решалась судьба Германии, нужно представить себе, что случилось бы, если бы суждения журналистов, дипломатов и парламентариев сделались решающими в вопросах стратегии сухопутной войны. Но в жизненно важном вопросе о морской войне у немцев все было дозволено. Вместо того чтобы ограничиться американским вопросом, политическую важность которого я всегда сознавал, немец со свойственным ему инстинктом самоуничижения успокаивал себя формулой: В 1916 году нам недоставало подлодок. Подобно тому как в оправдание уклонения от морского боя из меня сделали козла отпущения, объявив материальную часть флота якобы недоброкачественной, те, кто из страха перед Вильсоном не решились на подводную войну, теперь стали сваливать вину за это перед самими собой и всем миром на слишком малое число подводных лодок. Эти слухи, распространявшиеся повсюду, были тем средством, с помощью которого дипломатические и демократические пособники нашего имперского руководства помешали своевременному объявлению подводной войны и вместо нанесения быстрого, сильного, а следовательно, и наиболее гуманного по своему характеру удара, толкнули нашу страну на путь медленного угасания, продемонстрировав свою слабость и нечистую совесть{}an».
Фактически наш подводный флот 1916 года мог сделать гораздо больше, чем подводный флот 1917 года, что и было мною предсказано еще в феврале 1916 года. В подводной войне важно не количество подводных лодок, а лишь число потопленных судов. Эффективность подлодок падала пропорционально усилению оборонительных средств противника. Но наши любившие проволочки политики были слишком мудры, чтобы понять столь простую истину. На проведение указанных мероприятий требовались годы; и эти годы мы подарили противнижу. Добиться победы в подводной войне мы могли только в течение определенного периода времеюи; этот период мы пропустили из страха и надежды на Вильсона. Доказывающие это потрясающие цифры во время войны не могли быть преданы гласности, что давало противникам подводной войны возможность искажать ее результаты. Из множества доказательств я приведу всего лишь один факт.
Весной 1916 года при ограниченной, т.е. недостаточной подводной войне, на один рейс подлодки приходилось 17 000 тонн потопленных судов. Опыт 1916 года показывает, что при неограниченной подводной войне гибнет по крайней мере втрое больше судов, чем при ограниченной.
Таким образом, в то время можно было достигнуть цифры в 51 000 тонн на один поход подводной лодки. Летом же 1917 года соответствующая цифра составляла 14 000 тонн, а осенью уже только 9 000 тонн!
Весною 1916 года мы наметили довести численность подводного флота в предстоявшем бюджетном году до 205 лодок, считая как вступившие в строй, так и строившиеся и проходившие испытания (в том числе 147 строившихся, которые должны были быть сданы в том же году).
По этим цифрам можно судить о том, к каким результатам привела бы в 1916 году настоящая подводная война. Надо согласиться с англичанами, что они проиграли бы тогда войну, если бы у нас хватило мужества выиграть ее. Достаточно перелистать дневники командиров подводных лодок за 1916 год, чтобы убедиться, с какой горечью приходилось им пропускать самую богатую и верную добычу! Становится очевидным, что в то время они могли каждым походом достигнуть впятеро или вшестеро больших результатов, чем годом позже.
Приведу для примера выдержку из дневника чрезвычайно энергичного командира подводной лодки капитан-лейтенанта Штейнбринка, который имел задание установить, возможно ли было вообще вести подводную войну, не нарушая действовавших в 1916 году постановлений.
Дневник командира за июль-август 1916 года
Вследствие неблагоприятной для стрельбы торпедами погоды пребывание у устья Сены смогло продолжаться всего четыре дня, пока ветер и волны помогали оставаться незамеченными. В течение этого времени днем и ночью велось наблюдение за судоходством в радиусе трех-восьми морских миль (одной-двух германских миль) от пункта, в котором обычно находилась подводная лодка. Все пароходы, оказывавшиеся в пределах досягаемости, подвергались преследованию; подводная лодка подходила к ним возможно ближе, чтобы установить их характер. Всего подводная лодка подходила на расстояние торпедного выстрела к 41 судну (не выпуская, впрочем, торпеды); ни на одном из этих пароходов не было обнаружено признаков, характеризующих транспорты с войсками или военными грузами; по их внешнему виду также нельзя было определенно заключить, что эти пароходы являлись таковыми. Однако на рассвете было замечено шесть 1500-3000-тонных пароходов, шедших с потушенными огнями (три-четыре речных судна, три грузовых парохода); эти суда были окрашены в черный цвет, а палубные надстройки их – в серый или коричневый; они шли без флага, причем каждый корабль конвоировался эсминцем, шедшим с потушенными огнями, или одним-двумя рыболовными судами. По моему твердому убеждению эти корабли перевозили войска или военные материалы; поскольку, однако, это убеждение не было подтверждено предписанными признаками (большое количество солдат; орудия, перевозочные средства или укрепления на палубе), я не мог атаковать указанные суда.
При тех условиях, которые ставятся сейчас подводной лодке для нападения на транспорт, она вообще ничего не может сделать, а самое предприятие – отнюдь небезопасное вследствие возможности отпора – не вознаграждает усилий команды.
Реакция командира флотилии на приведенный отрывок из военного дневника: Целью данного предприятия было установить, возможно ли вести войну против торговли согласно действующим положениям, то есть только на основании призового права, и, торпедируя без предупреждения исключительно суда, несомненно перевозящие войска и военные грузы, потопить транспорты, обслуживающие английскую армию во Франции, что я считаю важнейшей из стоящих сейчас перед флотом задач.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134
Когда же отложенная по их вине подводная война не дала тех быстрых результатов, которые, по утверждению специалистов, она принесла бы годом раньше, эти люди не лишились своей наглости; вместо того чтобы устыдиться, когда вследствие вызванной ими проволочки действие подводных лодок было решительно ослаблено{225}, они снова стали осуждать подводную войну в целом вопреки позиции, занятой ими самими в начале 1917 года! Чтобы помять, какую игру вели они с войной на море в тот час, когда решалась судьба Германии, нужно представить себе, что случилось бы, если бы суждения журналистов, дипломатов и парламентариев сделались решающими в вопросах стратегии сухопутной войны. Но в жизненно важном вопросе о морской войне у немцев все было дозволено. Вместо того чтобы ограничиться американским вопросом, политическую важность которого я всегда сознавал, немец со свойственным ему инстинктом самоуничижения успокаивал себя формулой: В 1916 году нам недоставало подлодок. Подобно тому как в оправдание уклонения от морского боя из меня сделали козла отпущения, объявив материальную часть флота якобы недоброкачественной, те, кто из страха перед Вильсоном не решились на подводную войну, теперь стали сваливать вину за это перед самими собой и всем миром на слишком малое число подводных лодок. Эти слухи, распространявшиеся повсюду, были тем средством, с помощью которого дипломатические и демократические пособники нашего имперского руководства помешали своевременному объявлению подводной войны и вместо нанесения быстрого, сильного, а следовательно, и наиболее гуманного по своему характеру удара, толкнули нашу страну на путь медленного угасания, продемонстрировав свою слабость и нечистую совесть{}an».
Фактически наш подводный флот 1916 года мог сделать гораздо больше, чем подводный флот 1917 года, что и было мною предсказано еще в феврале 1916 года. В подводной войне важно не количество подводных лодок, а лишь число потопленных судов. Эффективность подлодок падала пропорционально усилению оборонительных средств противника. Но наши любившие проволочки политики были слишком мудры, чтобы понять столь простую истину. На проведение указанных мероприятий требовались годы; и эти годы мы подарили противнижу. Добиться победы в подводной войне мы могли только в течение определенного периода времеюи; этот период мы пропустили из страха и надежды на Вильсона. Доказывающие это потрясающие цифры во время войны не могли быть преданы гласности, что давало противникам подводной войны возможность искажать ее результаты. Из множества доказательств я приведу всего лишь один факт.
Весной 1916 года при ограниченной, т.е. недостаточной подводной войне, на один рейс подлодки приходилось 17 000 тонн потопленных судов. Опыт 1916 года показывает, что при неограниченной подводной войне гибнет по крайней мере втрое больше судов, чем при ограниченной.
Таким образом, в то время можно было достигнуть цифры в 51 000 тонн на один поход подводной лодки. Летом же 1917 года соответствующая цифра составляла 14 000 тонн, а осенью уже только 9 000 тонн!
Весною 1916 года мы наметили довести численность подводного флота в предстоявшем бюджетном году до 205 лодок, считая как вступившие в строй, так и строившиеся и проходившие испытания (в том числе 147 строившихся, которые должны были быть сданы в том же году).
По этим цифрам можно судить о том, к каким результатам привела бы в 1916 году настоящая подводная война. Надо согласиться с англичанами, что они проиграли бы тогда войну, если бы у нас хватило мужества выиграть ее. Достаточно перелистать дневники командиров подводных лодок за 1916 год, чтобы убедиться, с какой горечью приходилось им пропускать самую богатую и верную добычу! Становится очевидным, что в то время они могли каждым походом достигнуть впятеро или вшестеро больших результатов, чем годом позже.
Приведу для примера выдержку из дневника чрезвычайно энергичного командира подводной лодки капитан-лейтенанта Штейнбринка, который имел задание установить, возможно ли было вообще вести подводную войну, не нарушая действовавших в 1916 году постановлений.
Дневник командира за июль-август 1916 года
Вследствие неблагоприятной для стрельбы торпедами погоды пребывание у устья Сены смогло продолжаться всего четыре дня, пока ветер и волны помогали оставаться незамеченными. В течение этого времени днем и ночью велось наблюдение за судоходством в радиусе трех-восьми морских миль (одной-двух германских миль) от пункта, в котором обычно находилась подводная лодка. Все пароходы, оказывавшиеся в пределах досягаемости, подвергались преследованию; подводная лодка подходила к ним возможно ближе, чтобы установить их характер. Всего подводная лодка подходила на расстояние торпедного выстрела к 41 судну (не выпуская, впрочем, торпеды); ни на одном из этих пароходов не было обнаружено признаков, характеризующих транспорты с войсками или военными грузами; по их внешнему виду также нельзя было определенно заключить, что эти пароходы являлись таковыми. Однако на рассвете было замечено шесть 1500-3000-тонных пароходов, шедших с потушенными огнями (три-четыре речных судна, три грузовых парохода); эти суда были окрашены в черный цвет, а палубные надстройки их – в серый или коричневый; они шли без флага, причем каждый корабль конвоировался эсминцем, шедшим с потушенными огнями, или одним-двумя рыболовными судами. По моему твердому убеждению эти корабли перевозили войска или военные материалы; поскольку, однако, это убеждение не было подтверждено предписанными признаками (большое количество солдат; орудия, перевозочные средства или укрепления на палубе), я не мог атаковать указанные суда.
При тех условиях, которые ставятся сейчас подводной лодке для нападения на транспорт, она вообще ничего не может сделать, а самое предприятие – отнюдь небезопасное вследствие возможности отпора – не вознаграждает усилий команды.
Реакция командира флотилии на приведенный отрывок из военного дневника: Целью данного предприятия было установить, возможно ли вести войну против торговли согласно действующим положениям, то есть только на основании призового права, и, торпедируя без предупреждения исключительно суда, несомненно перевозящие войска и военные грузы, потопить транспорты, обслуживающие английскую армию во Франции, что я считаю важнейшей из стоящих сейчас перед флотом задач.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134