Вежливо выслушав их восторженные излияния, я попросил немного подождать и направился в секретариат суда за письменным постановлением о прекращении дела. По пути мне пришлось несколько раз остановиться, чтобы принять поздравления от местных адвокатов, которые, как мне показалось, были до, неприличия рады тому, что я погубил карьеру Богдановича. От парочки ошивавшихся в зале заседаний репортеров мне удалось ускользнуть, а других их коллег поблизости не наблюдалось — у нас на Дамогране, в отличие от других планет, публика не особо интересуется преступлениями, поэтому здание суда не пользуется большой популярностью у журналистской братии.
Секретариат работал весьма оперативно, и я почти сразу получил на руки готовое постановление, под которым уже стояла подпись судьи. После недолгих раздумий я попросил одного из секретарей сходить в зал и вручить это постановление моей подзащитной, а сам, словно вор, выбрался из Дворца правосудия через запасной выход, сел в свой флайер и был таков. Все, что от меня требовалось, я уже сделал — вернул Алене свободу. Теперь ни законы, ни правила адвокатской этики не обязывали меня общаться с ней. Оставалось только мое собственное желание, но его я решил проигнорировать.
На полпути до Нью-Монреаля зазвонил мой комлог. Это мог быть Ричард, удивленный моим исчезновением из суда, или Алена по тому же поводу, или сам Томас Конноли, спешивший поблагодарить меня за освобождение дочери. Звонили мне долго и настойчиво, не менее полутора минут, потом комлог сделал пятиминутную паузу и затрезвонил снова. В конце концов я от этого устал и попросту отключил прием входящих звонков.
Уже подлетая к зданию, где располагалась моя контора, я решил не появляться сегодня на работе и повернул к своему дому. Но вскоре я понял, что и домой возвращаться не хочу, поэтому посадил флайер на ближайшей стоянке возле набережной реки Оттавы и задумался, что делать дальше.
— Ничего умнее, чем пойти куда-нибудь и напиться, мне в голову не приходило, и меня это очень беспокоило. Я посмотрел на часы: скоро у дочки заканчивались уроки, потом у нее была репетиция в школьном шекспировском театре — ребята готовили к Рождеству собственную постановку «Двенадцатой ночи», в которой Юля исполняла роль Оливии. Когда у меня выпадало свободное время, я с удовольствием посещал такие репетиции, мне нравилось наблюдать за дочкиной игрой, однако сегодня своим кислым видом я вполне мог испортить ей настроение. Мне не следовало попадаться ей на глаза, пока я немного не воспряну духом. К тому же после репетиции Юля наверняка станет спрашивать, почему я вчера напился, как свинья, а я сейчас был не в состоянии объясняться с ней по этому поводу.
Как всегда во время занятий, Юлин комлог работал в режиме автоответчика. Я оставил для нее сообщение, что переключаюсь на резервный канал, известный только нам двоим, и попросил говорить всем, кто попытается связаться со мной, что я занят и ответить не могу. Затем я воспользовался электронным адресом, который дал мне Конноли для экстренной связи, и послал ему лаконичное письмо следующего содержания: «Ваш заказ выполнен. От дополнительного вознаграждения отказываюсь. Благодарить не нужно».
Покончив с этим, я задал автопилоту флайера пункт назначения — крыша моего дома и выбрался из кабины. Спустя минуту машина поднялась в воздух и улетела прочь, а я неспешно побрел вдоль пустынной набережной, временами поеживаясь от дувшего со стороны реки холодного, пронзительного ветра.
В этом году природная осень почти в точности совпала у нас с календарной, что случалось довольно редко, поскольку дамогранский год длится 376 местных дней или 427 земных. Как и большинство миров Ойкумены, мы пользуемся стандартным галактическим календарем, немного подправленным с учетом продолжительности наших суток так, например, месяц ноябрь у нас состоит не из 30, а из 26 дней. Это, конечно, создает нам массу мелких и крупных проблем, от чисто бытовых до экономических и политических, но тем не менее за всю историю Дамограна еще не было такого случая, когда бы вопрос о введении собственного календаря поднимался на государственном уровне. Тут, наверное, сказывается комплекс окраинной планеты: мы очень боимся прослыть отсталым, захолустным миром, который так мало контактирует с остальной цивилизацией, что даже не нуждается в общем летоисчислении. Поэтому мы предпочитаем жить по земному календарю, сопровождая даты короткими «сезонными» ремарками, как то: «Это было тринадцатого января позапрошлого года в середине лета…»
Я шел по набережной, сам не зная, куда иду. Под моими ногами шуршала опавшая листва кленов, над головой клубилось серыми тучами небо. Настроение у меня вполне соответствовало погоде — такое же хмурое и унылое.
Сегодня я выиграл дело, но ни малейшей радости от этого не испытывал. Представленные Сверчевским записи позволили оправдать Алену в глазах закона и в то же время лишили меня последней надежды найти ей оправдание в моих собственных глазах. Вердикт суда моей совести был суров и категоричен: виновна без смягчающих обстоятельств. Этот вердикт приводил меня в отчаянье, однако обжаловать его было негде…
Впереди показалось небольшое летнее кафе со столиками на открытой площадке. В эту осеннюю пору оно еще работало, но посетителей в нем было мало, лишь один мужчина, стоявший перед раздаточным автоматом и торопливо поглощавший гамбургер, запивая его горячим бульоном, да молодая девушка, которая сидела со стаканом сока, судя по цвету, апельсинового, возле самого парапета, отделявшего набережную от крутого речного склона.
Поначалу я собирался пройти мимо, но потом понял, что проголодался. Уже миновало время ланча (так у нас называется первый из двух обедов — ввиду длительности наших суток мы едим четыре раза в день), а поскольку сегодня за завтраком я съел меньше обычного, то перекусить мне совсем не мешало. Я подошел к автомату, взял себе кофе с небольшой пиццей и устроился за ближайшим столиком. Между тем мужчина выбросил одноразовую чашку из-под бульона в пасть утилизатора и ушел, оставив нас с девушкой вдвоем.
Уже доедая приццу, я краем глаза заметил, что девушка внимательно рассматривает меня. В ответ я быстро взглянул на нее и убедился, что никогда раньше ее не встречал. У меня вообще хорошая память на лица, а такое лицо, как у нее, я бы точно запомнил. Красивое лицо. Слишком красивое, чтобы его можно было забыть, хоть однажды увидев.
Следующие две или три минуты я как ни в чем не бывало пил кофе, а девушка все не сводила с меня глаз, словно я представлял из себя какое-то диковинное зрелище. Наконец я не выдержал, повернулся и устремил на нее вопросительный взгляд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
Секретариат работал весьма оперативно, и я почти сразу получил на руки готовое постановление, под которым уже стояла подпись судьи. После недолгих раздумий я попросил одного из секретарей сходить в зал и вручить это постановление моей подзащитной, а сам, словно вор, выбрался из Дворца правосудия через запасной выход, сел в свой флайер и был таков. Все, что от меня требовалось, я уже сделал — вернул Алене свободу. Теперь ни законы, ни правила адвокатской этики не обязывали меня общаться с ней. Оставалось только мое собственное желание, но его я решил проигнорировать.
На полпути до Нью-Монреаля зазвонил мой комлог. Это мог быть Ричард, удивленный моим исчезновением из суда, или Алена по тому же поводу, или сам Томас Конноли, спешивший поблагодарить меня за освобождение дочери. Звонили мне долго и настойчиво, не менее полутора минут, потом комлог сделал пятиминутную паузу и затрезвонил снова. В конце концов я от этого устал и попросту отключил прием входящих звонков.
Уже подлетая к зданию, где располагалась моя контора, я решил не появляться сегодня на работе и повернул к своему дому. Но вскоре я понял, что и домой возвращаться не хочу, поэтому посадил флайер на ближайшей стоянке возле набережной реки Оттавы и задумался, что делать дальше.
— Ничего умнее, чем пойти куда-нибудь и напиться, мне в голову не приходило, и меня это очень беспокоило. Я посмотрел на часы: скоро у дочки заканчивались уроки, потом у нее была репетиция в школьном шекспировском театре — ребята готовили к Рождеству собственную постановку «Двенадцатой ночи», в которой Юля исполняла роль Оливии. Когда у меня выпадало свободное время, я с удовольствием посещал такие репетиции, мне нравилось наблюдать за дочкиной игрой, однако сегодня своим кислым видом я вполне мог испортить ей настроение. Мне не следовало попадаться ей на глаза, пока я немного не воспряну духом. К тому же после репетиции Юля наверняка станет спрашивать, почему я вчера напился, как свинья, а я сейчас был не в состоянии объясняться с ней по этому поводу.
Как всегда во время занятий, Юлин комлог работал в режиме автоответчика. Я оставил для нее сообщение, что переключаюсь на резервный канал, известный только нам двоим, и попросил говорить всем, кто попытается связаться со мной, что я занят и ответить не могу. Затем я воспользовался электронным адресом, который дал мне Конноли для экстренной связи, и послал ему лаконичное письмо следующего содержания: «Ваш заказ выполнен. От дополнительного вознаграждения отказываюсь. Благодарить не нужно».
Покончив с этим, я задал автопилоту флайера пункт назначения — крыша моего дома и выбрался из кабины. Спустя минуту машина поднялась в воздух и улетела прочь, а я неспешно побрел вдоль пустынной набережной, временами поеживаясь от дувшего со стороны реки холодного, пронзительного ветра.
В этом году природная осень почти в точности совпала у нас с календарной, что случалось довольно редко, поскольку дамогранский год длится 376 местных дней или 427 земных. Как и большинство миров Ойкумены, мы пользуемся стандартным галактическим календарем, немного подправленным с учетом продолжительности наших суток так, например, месяц ноябрь у нас состоит не из 30, а из 26 дней. Это, конечно, создает нам массу мелких и крупных проблем, от чисто бытовых до экономических и политических, но тем не менее за всю историю Дамограна еще не было такого случая, когда бы вопрос о введении собственного календаря поднимался на государственном уровне. Тут, наверное, сказывается комплекс окраинной планеты: мы очень боимся прослыть отсталым, захолустным миром, который так мало контактирует с остальной цивилизацией, что даже не нуждается в общем летоисчислении. Поэтому мы предпочитаем жить по земному календарю, сопровождая даты короткими «сезонными» ремарками, как то: «Это было тринадцатого января позапрошлого года в середине лета…»
Я шел по набережной, сам не зная, куда иду. Под моими ногами шуршала опавшая листва кленов, над головой клубилось серыми тучами небо. Настроение у меня вполне соответствовало погоде — такое же хмурое и унылое.
Сегодня я выиграл дело, но ни малейшей радости от этого не испытывал. Представленные Сверчевским записи позволили оправдать Алену в глазах закона и в то же время лишили меня последней надежды найти ей оправдание в моих собственных глазах. Вердикт суда моей совести был суров и категоричен: виновна без смягчающих обстоятельств. Этот вердикт приводил меня в отчаянье, однако обжаловать его было негде…
Впереди показалось небольшое летнее кафе со столиками на открытой площадке. В эту осеннюю пору оно еще работало, но посетителей в нем было мало, лишь один мужчина, стоявший перед раздаточным автоматом и торопливо поглощавший гамбургер, запивая его горячим бульоном, да молодая девушка, которая сидела со стаканом сока, судя по цвету, апельсинового, возле самого парапета, отделявшего набережную от крутого речного склона.
Поначалу я собирался пройти мимо, но потом понял, что проголодался. Уже миновало время ланча (так у нас называется первый из двух обедов — ввиду длительности наших суток мы едим четыре раза в день), а поскольку сегодня за завтраком я съел меньше обычного, то перекусить мне совсем не мешало. Я подошел к автомату, взял себе кофе с небольшой пиццей и устроился за ближайшим столиком. Между тем мужчина выбросил одноразовую чашку из-под бульона в пасть утилизатора и ушел, оставив нас с девушкой вдвоем.
Уже доедая приццу, я краем глаза заметил, что девушка внимательно рассматривает меня. В ответ я быстро взглянул на нее и убедился, что никогда раньше ее не встречал. У меня вообще хорошая память на лица, а такое лицо, как у нее, я бы точно запомнил. Красивое лицо. Слишком красивое, чтобы его можно было забыть, хоть однажды увидев.
Следующие две или три минуты я как ни в чем не бывало пил кофе, а девушка все не сводила с меня глаз, словно я представлял из себя какое-то диковинное зрелище. Наконец я не выдержал, повернулся и устремил на нее вопросительный взгляд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107