Два мальчика перебрасывались мячом на лужайке перед домом. Они были достаточно взрослыми, чтобы остерегаться незнакомцев, и настороженно смотрели на машину Гриффа, медленно проезжавшую мимо.
Грифф доехал до конца квартала и повернул за угол. Он заметил, что его ладони взмокли от напряжения. И от этого разозлился на себя. Какого черта его ладони должны потеть? У него ровно столько же прав, сколько и у всех остальных, живущих на этих ухоженных улицах. Эти люди ничем не лучше его.
Точно так же он волновался в тот день, когда Коуч Миллер вытолкнул его на дорожку перед своим домом и сказал: «Приехали». Грифф смотрел на дом с гостеприимным ковриком у порога и решеткой, увитой цветущим плющом, и чувствовал себя здесь неуместным, как дерьмо в чаше для пунша. Он здесь чужой. Но он скорее умер бы, чем показал, что чувствует себя человеком второго сорта.
Молча, шаркая ногами, он вслед за Коучем поднялся по ступенькам крыльца и вошел в дом.
– Элли?
– Я здесь.
Грифф видел жену Коуча на матчах. На расстоянии она была вполне ничего. Но он никогда не думал о ней.
Она повернулась к ним, когда они вошли в кухню. У нее были кудрявые волосы, а на руках были надеты желтые резиновые перчатки.
– Это Грифф, – сказал Коуч.
– Привет, Грифф, – она улыбнулась. – Я Элли.
Он придал своему лицу вызывающе-безразличное выражение, чтобы они не догадались, что его сердце колотится сильнее, чем после четырех периодов игры с дополнительным временем, и надеялся, что они не слышат, как урчит у него в животе. Он посмотрел в открытую дверь кладовой. Столько еды в одном месте он видел только в супермаркете. На полке стоял пирог с золотистой корочкой, политый вишневым сиропом. От его запаха у Гриффа потекли слюнки.
– Он поживет у нас некоторое время, – сказал Коуч.
Если эта новость и удивила Элли Миллер, она не подала виду.
– Да, хорошо, – сказала она. – Добро пожаловать. Ты мне можешь помочь, Грифф? Этот пирог измазал липким сиропом всю духовку. Я пытаюсь вытащить решетку, чтобы вымыть ее, пока она теплая, но мои перчатки расплавятся, если я возьмусь за нее. Кухонные рукавицы вон там, в верхнем ящике.
Не зная, как себя вести, Грифф взял кухонные рукавицы и вытащил горячую металлическую решетку из духовки. Так, безо всяких церемоний, он вошел в дом Миллеров и в их жизнь.
Он всегда подозревал, что Коуч и Элли обсуждали такую возможность до того, как Коуч пришел за ним в то утро. Потому что его провели в комнату, специально приготовленную для подростка. В ней стояла двуспальная кровать, накрытая красно-белым одеялом с талисманом школьной команды – грозно нахмурившимся викингом. Другие спортивные призы были развешаны на стенах.
– Вот шкаф. Скажешь, если нужны еще вешалки. – Элли взглянула на маленький вещевой мешок, который принес с собой Грифф, но ничего не сказала по поводу того, что у него мало вещей. – Одежду, которая не мнется, можешь держать в этом ящике. Если что-то нужно постирать, корзина для белья в ванной. Боже мой, я не показала тебе ванную!
Ванна была такой чистой, что он боялся писать в унитаз.
Днем они все вместе пошли в магазин «Сирз», чтобы Элли могла «кое-что себе подобрать», но вернулись с новой одеждой для него. Он никогда не пробовал такой еды, какую приготовила Элли, в том числе пирог, который в тот вечер был у них на десерт. Он никогда прежде не был в доме, где так приятно пахло, где на полках стояли книги, а на стенах висели картины.
Однако на примере очистки духовки он понял, что эта роскошь не бесплатна. От него ожидают выполнения домашних обязанностей. Никогда в жизни от него ничего не требовали – только не путаться под ногами, когда в спальне матери был мужчина, – и поэтому Грифф обнаружил, что к этой стороне семейной жизни еще нужно привыкнуть.
Упреки Элли были мягкими, но настойчивыми. «Утром ты забыл застелить постель, Грифф. Или я не сказала тебе, что постельное белье меняется по пятницам?» «Ты не сможешь сегодня надеть свою любимую футболку, потому что я нашла ее под кроватью уже после того, как постирала белье. В следующий раз бросай ее в корзину».
Коуч был менее деликатен.
– Ты закончил доклад по истории?
– Нет.
– А разве его сдавать не завтра?
Он знал, что это так. Один из его помощников был учителем истории у Гриффа.
– Я сделаю.
– Конечно, – Коуч выключил телевизор. – Сделаешь. Немедленно.
Когда Гриффа призывали к порядку, он возмущался и угрожал, что убежит. Ему осточертела эта волынка. Сделай это, сделай то, убери это, вынеси то. Только придурки ходят в церковь по воскресеньям, но разве ему оставили выбор? И какое ему дело, вымыта ли машина и пострижен ли газон?
Но он ни разу не исполнил своей угрозы уйти. Кроме того, его ворчание по большей части игнорировалось. Элли просто забалтывала его, а Коуч или поворачивался спиной, или выходил из комнаты.
Он не делал ему поблажек и на тренировках. Даже наоборот, он был строже с ним, чем с другими, демонстрируя остальным игрокам, что ничем не выделяет Гриффа из-за того, что тот живет с ним под одной крышей.
Однажды, все еще сердясь, что вечером ему не разрешили смотреть телевизор, Грифф ленился на тренировке. Он не отдал ни одного паса нападающим. Защитникам приходилось забирать у него мяч, потому что он не удосуживался передавать его им. Он терял мяч во время снэпа.
Коуч наблюдал за ним, но, несмотря на хмурое выражение лица, ни разу не выругал его, не сделал замечания и не удалил с поля.
Но в конце тренировки, когда все остальные направились в раздевалку, Коуч приказал Гриффу остаться на месте. Он поставил манекен в тридцати ярдах и протянул Гриффу мяч:
– Попади в него.
Грифф бросил мяч, проявив не больше усердия, чем во время тренировки, и промахнулся. Коуч пристально смотрел на него.
– Еще раз, – сказал он, подавая другой мяч. Снова промах.
– Сбей эту чертову куклу, – Коуч дал ему третий мяч.
– У меня неудачный день. Что стряслось?
– Стряслось то, что ты дешевка.
Грифф швырнул мяч прямо в Коуча. Мяч отскочил от его широкой груди. Грифф повернулся и направился в раздевалку.
Тогда Коуч схватил его за плечо и резко развернул, так что шлем едва не слетел с головы Гриффа – вместе с головой. Не успел Грифф опомниться, Коуч уперся своей широкой жесткой ладонью ему в грудь и с силой толкнул. Грифф со всего размаху сел на землю. Резкая боль молнией распространилась от копчика по всему позвоночнику, проникая прямо в мозг. Боль была такой сильной, что у него перехватило дыхание, а на глазах выступили слезы. Эти слезы были еще более унизительными, чем поза.
– Я тебя не боюсь! – крикнул он Коучу.
– Ну, теперь я удостоился твоего внимания?
– Почему вы не выбрали кого-то другого? Филипс сегодня промахнулся десять раз из десяти. Вы и слова ему не сказали, пока он не запустил мяч между этих чертовых стоек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106
Грифф доехал до конца квартала и повернул за угол. Он заметил, что его ладони взмокли от напряжения. И от этого разозлился на себя. Какого черта его ладони должны потеть? У него ровно столько же прав, сколько и у всех остальных, живущих на этих ухоженных улицах. Эти люди ничем не лучше его.
Точно так же он волновался в тот день, когда Коуч Миллер вытолкнул его на дорожку перед своим домом и сказал: «Приехали». Грифф смотрел на дом с гостеприимным ковриком у порога и решеткой, увитой цветущим плющом, и чувствовал себя здесь неуместным, как дерьмо в чаше для пунша. Он здесь чужой. Но он скорее умер бы, чем показал, что чувствует себя человеком второго сорта.
Молча, шаркая ногами, он вслед за Коучем поднялся по ступенькам крыльца и вошел в дом.
– Элли?
– Я здесь.
Грифф видел жену Коуча на матчах. На расстоянии она была вполне ничего. Но он никогда не думал о ней.
Она повернулась к ним, когда они вошли в кухню. У нее были кудрявые волосы, а на руках были надеты желтые резиновые перчатки.
– Это Грифф, – сказал Коуч.
– Привет, Грифф, – она улыбнулась. – Я Элли.
Он придал своему лицу вызывающе-безразличное выражение, чтобы они не догадались, что его сердце колотится сильнее, чем после четырех периодов игры с дополнительным временем, и надеялся, что они не слышат, как урчит у него в животе. Он посмотрел в открытую дверь кладовой. Столько еды в одном месте он видел только в супермаркете. На полке стоял пирог с золотистой корочкой, политый вишневым сиропом. От его запаха у Гриффа потекли слюнки.
– Он поживет у нас некоторое время, – сказал Коуч.
Если эта новость и удивила Элли Миллер, она не подала виду.
– Да, хорошо, – сказала она. – Добро пожаловать. Ты мне можешь помочь, Грифф? Этот пирог измазал липким сиропом всю духовку. Я пытаюсь вытащить решетку, чтобы вымыть ее, пока она теплая, но мои перчатки расплавятся, если я возьмусь за нее. Кухонные рукавицы вон там, в верхнем ящике.
Не зная, как себя вести, Грифф взял кухонные рукавицы и вытащил горячую металлическую решетку из духовки. Так, безо всяких церемоний, он вошел в дом Миллеров и в их жизнь.
Он всегда подозревал, что Коуч и Элли обсуждали такую возможность до того, как Коуч пришел за ним в то утро. Потому что его провели в комнату, специально приготовленную для подростка. В ней стояла двуспальная кровать, накрытая красно-белым одеялом с талисманом школьной команды – грозно нахмурившимся викингом. Другие спортивные призы были развешаны на стенах.
– Вот шкаф. Скажешь, если нужны еще вешалки. – Элли взглянула на маленький вещевой мешок, который принес с собой Грифф, но ничего не сказала по поводу того, что у него мало вещей. – Одежду, которая не мнется, можешь держать в этом ящике. Если что-то нужно постирать, корзина для белья в ванной. Боже мой, я не показала тебе ванную!
Ванна была такой чистой, что он боялся писать в унитаз.
Днем они все вместе пошли в магазин «Сирз», чтобы Элли могла «кое-что себе подобрать», но вернулись с новой одеждой для него. Он никогда не пробовал такой еды, какую приготовила Элли, в том числе пирог, который в тот вечер был у них на десерт. Он никогда прежде не был в доме, где так приятно пахло, где на полках стояли книги, а на стенах висели картины.
Однако на примере очистки духовки он понял, что эта роскошь не бесплатна. От него ожидают выполнения домашних обязанностей. Никогда в жизни от него ничего не требовали – только не путаться под ногами, когда в спальне матери был мужчина, – и поэтому Грифф обнаружил, что к этой стороне семейной жизни еще нужно привыкнуть.
Упреки Элли были мягкими, но настойчивыми. «Утром ты забыл застелить постель, Грифф. Или я не сказала тебе, что постельное белье меняется по пятницам?» «Ты не сможешь сегодня надеть свою любимую футболку, потому что я нашла ее под кроватью уже после того, как постирала белье. В следующий раз бросай ее в корзину».
Коуч был менее деликатен.
– Ты закончил доклад по истории?
– Нет.
– А разве его сдавать не завтра?
Он знал, что это так. Один из его помощников был учителем истории у Гриффа.
– Я сделаю.
– Конечно, – Коуч выключил телевизор. – Сделаешь. Немедленно.
Когда Гриффа призывали к порядку, он возмущался и угрожал, что убежит. Ему осточертела эта волынка. Сделай это, сделай то, убери это, вынеси то. Только придурки ходят в церковь по воскресеньям, но разве ему оставили выбор? И какое ему дело, вымыта ли машина и пострижен ли газон?
Но он ни разу не исполнил своей угрозы уйти. Кроме того, его ворчание по большей части игнорировалось. Элли просто забалтывала его, а Коуч или поворачивался спиной, или выходил из комнаты.
Он не делал ему поблажек и на тренировках. Даже наоборот, он был строже с ним, чем с другими, демонстрируя остальным игрокам, что ничем не выделяет Гриффа из-за того, что тот живет с ним под одной крышей.
Однажды, все еще сердясь, что вечером ему не разрешили смотреть телевизор, Грифф ленился на тренировке. Он не отдал ни одного паса нападающим. Защитникам приходилось забирать у него мяч, потому что он не удосуживался передавать его им. Он терял мяч во время снэпа.
Коуч наблюдал за ним, но, несмотря на хмурое выражение лица, ни разу не выругал его, не сделал замечания и не удалил с поля.
Но в конце тренировки, когда все остальные направились в раздевалку, Коуч приказал Гриффу остаться на месте. Он поставил манекен в тридцати ярдах и протянул Гриффу мяч:
– Попади в него.
Грифф бросил мяч, проявив не больше усердия, чем во время тренировки, и промахнулся. Коуч пристально смотрел на него.
– Еще раз, – сказал он, подавая другой мяч. Снова промах.
– Сбей эту чертову куклу, – Коуч дал ему третий мяч.
– У меня неудачный день. Что стряслось?
– Стряслось то, что ты дешевка.
Грифф швырнул мяч прямо в Коуча. Мяч отскочил от его широкой груди. Грифф повернулся и направился в раздевалку.
Тогда Коуч схватил его за плечо и резко развернул, так что шлем едва не слетел с головы Гриффа – вместе с головой. Не успел Грифф опомниться, Коуч уперся своей широкой жесткой ладонью ему в грудь и с силой толкнул. Грифф со всего размаху сел на землю. Резкая боль молнией распространилась от копчика по всему позвоночнику, проникая прямо в мозг. Боль была такой сильной, что у него перехватило дыхание, а на глазах выступили слезы. Эти слезы были еще более унизительными, чем поза.
– Я тебя не боюсь! – крикнул он Коучу.
– Ну, теперь я удостоился твоего внимания?
– Почему вы не выбрали кого-то другого? Филипс сегодня промахнулся десять раз из десяти. Вы и слова ему не сказали, пока он не запустил мяч между этих чертовых стоек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106