Сколько раз Рейнольдс терял мяч во время прошлой игры? Три? Четыре? Почему вы его пожалели? Почему всегда я?
– Потому что у Филипса и Рейнольдса нет таланта, – казалось, Коуч вложил всю силу в этот рык. А затем, уже тише, прибавил: – А у тебя есть.
Он смахнул пот со лба тыльной стороной большого пальца и пристально посмотрел на Гриффа, который все еще сидел в грязи, потому что копчик болел слишком сильно, чтобы попытаться встать.
– Ни один из игроков этой команды, этой школы или всех остальных школ не имеет такого таланта, как ты, Грифф. А ты транжиришь его, жалея себя и задирая всех вокруг, потому что твоя мать была шлюхой. Никто не отрицает, до этого момента у тебя была поганая жизнь. Но если ты разрушишь и всю остальную свою жизнь, кто будет дураком? Кого тогда тебе винить? Только себя. Может, ты меня и не боишься, потому что ты чертовски боишься себя, – сказал Коуч, ткнув пальцем в пространство между ними. – Потому что, что бы ты ни думал, ты лучше тех двоих, что тебя родили. Ты умен и красив. Таких физических данных я не видел ни у одного спортсмена. И эти дары требуют, чтобы ты что-то из себя сделал. Это пугает тебя, потому что тогда ты не сможешь упиваться этой проклятой жалостью к себе. Ты больше не сможешь ненавидеть этот мир и всех людей за то, что с тобой дерьмово обращались. У тебя не будет оправдания, чтобы оставаться таким эгоцентричным и эгоистичным придурком, какой ты есть сейчас.
Коуч еще некоторое время молча смотрел на Гриффа, а затем с отвращением отвернулся.
– Если у тебя кишка не тонка, завтра утром надевай форму и будь готов выкладываться по полной программе. Или выметайся из моей команды.
На следующий день Грифф пришел на тренировку. Он тренировался каждый день, и в этот сезон ведомая им команда выиграла первенство штата, как и в три последующие года. Ни об инциденте, ни о лекции Коуча речь больше не заходила. Но Грифф не забыл о них, и он знал, что Коуч тоже помнит.
Их отношения налаживались. Они не были ровными, потому что Грифф постоянно проверял, как далеко он может зайти, пока Коуч и Элли не устанут от него и не выкинут вон.
Когда он нарушил уговор и в выходной явился на полтора часа позже положенного, они не выгнали его, но Коуч придумал худшее из возможных наказаний – заставил ждать два месяца после шестнадцатилетия, прежде чем разрешил сдать водительский экзамен и получить права.
Они поощряли его приглашать друзей, но он никогда этого не делал. Он не научился дружить, и у него не было никакого желания заводить друзей. Инициативы одноклассников отвергались. К чему все это, если рано или поздно тебя бросят? В конечном счете, лучше оставаться одному.
Иногда он ловил на себе печальные взгляды Элли, понимая, что она скрывает невысказанное беспокойство за него. Возможно, она чувствовала, даже тогда, что худшее впереди.
Жизнь шла своим чередом. Затем, в начале седьмого класса, произошел инцидент в раздевалке, за который Гриффа на три дня исключили из школы. Это нельзя было назвать честной игрой – Грифф против пяти здоровых спортсменов, трех футболистов и двух баскетболистов.
Когда помощники тренера разняли их, двоих мальчиков пришлось отправить в отделение «Скорой помощи», одного со сломанным носом, а другого с разорванной губой, которую требовалось зашить. Разбитые носы и синяки на теле у трех остальных не требовали госпитализации.
Грифф, инициатор этой неспровоцированной драки, отделался лишь несколькими царапинами и подбитым глазом.
– У нас не было выбора, Коуч Миллер, – сказал директор школы, передавав ему Гриффа. – Радуйтесь, что родители тех мальчиков не стали предъявлять обвинение в нападении. А они могли бы, – добавил он, пристально глядя на Гриффа.
Коуч забрал его домой, провел мимо удрученной Элли и запретил все три дня выходить из комнаты. Вечером второго дня он неожиданно вошел к нему в комнату. Грифф лежал на кровати и лениво подбрасывал футбольный мяч.
Коуч отодвинул от письменного стола стул и уселся на него верхом.
– Сегодня я услышал кое-что интересное.
Грифф продолжал подбрасывать мяч, не отводя взгляда от мяча и от потолка над своей головой. Он скорее проглотил бы язык, чем заговорил.
– От Робби Ланселота.
Грифф прижал мяч к груди и повернул голову к Коучу.
– Робби просил поблагодарить тебя за то, что ты сделал. И особенно за то, что никому не проболтался.
Грифф молчал.
– Он думал, что я знаю, о чем это ты не рассказываешь. Теперь я прошу рассказать.
Грифф стиснул футбольный мяч своими сильными пальцами, изучая его швы и стараясь не смотреть на Коуча.
– Грифф.
Он выронил мяч. Вздохнул.
– Сколько весит Ланселот? Фунтов сто двадцать пять, наверное. Он ботаник, чудак. Чокнутый, понимаешь? У него списывают на контрольных по химии, но в остальном… – Он посмотрел на Коуча, и тот понимающе кивнул. – Я закончил силовую тренировку и пошел в раздевалку. И услышал шум в душевой. Эти пятеро парней загнали Робби в угол. Они отобрали у него белье. Он стоял перед ними без ничего, и они заставляли его… ты понимаешь. Делать это. И говорили: «Ты правда Ланселот? Большое Копье? Посмотрим на твое большое копье. Жаль, что твое копье не такое большое, как твои мозги». Что-то в этом роде.
Он взглянул на Коуча и снова отвел глаза.
– Он плакал. Из носа текли сопли. Его член был… он яростно теребил его, но… ничего не получалось.
– Понятно.
– Эти парни здорово его достали. Я растолкал их, оторвал его от стены, подвел к его шкафчику, сказал, чтобы он оделся, вытер нос и убирался оттуда.
– А затем вернулся и вышиб дух из его мучителей.
– По крайней мере, попытался, – пробормотал Грифф.
Коуч долго смотрел на него, затем встал, задвинул стул на место и пошел к двери.
– Элли говорит, что обед будет готов через полчаса. Ты бы умылся.
– Коуч? – Тот повернулся. – Не говори никому, ладно? Мне остался всего один день, и… и я обещал Ланселоту.
– Я никому не скажу, Грифф.
– Спасибо.
Грифф навсегда запомнил выражение лица Коуча, когда он в тот вечер выходил из его комнаты. Он не смог бы точно определить его, но понимал, что произошло что-то важное, что они в чем-то поняли друг друга. Насколько он знал, Коуч не нарушил своего обещания и никому ничего не сказал.
Он сделал круг по кварталу и вновь подъехал к дому с белыми цветами по обе стороны от парадной двери и бассейном с горкой на заднем дворе. Он и так уже потерял слишком много времени. Пан или пропал.
Двое мальчишек по-прежнему перебрасывались футбольным мячом, когда Грифф остановил машину у тротуара и вышел.
8
Мальчики прервали игру и внимательно наблюдали за его приближением.
– Привет, – первым поздоровался он.
– Привет, – в один голос с опаской ответили они.
– Это дом Болли Рича?
– Он дома, – ответил тот, что повыше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106
– Потому что у Филипса и Рейнольдса нет таланта, – казалось, Коуч вложил всю силу в этот рык. А затем, уже тише, прибавил: – А у тебя есть.
Он смахнул пот со лба тыльной стороной большого пальца и пристально посмотрел на Гриффа, который все еще сидел в грязи, потому что копчик болел слишком сильно, чтобы попытаться встать.
– Ни один из игроков этой команды, этой школы или всех остальных школ не имеет такого таланта, как ты, Грифф. А ты транжиришь его, жалея себя и задирая всех вокруг, потому что твоя мать была шлюхой. Никто не отрицает, до этого момента у тебя была поганая жизнь. Но если ты разрушишь и всю остальную свою жизнь, кто будет дураком? Кого тогда тебе винить? Только себя. Может, ты меня и не боишься, потому что ты чертовски боишься себя, – сказал Коуч, ткнув пальцем в пространство между ними. – Потому что, что бы ты ни думал, ты лучше тех двоих, что тебя родили. Ты умен и красив. Таких физических данных я не видел ни у одного спортсмена. И эти дары требуют, чтобы ты что-то из себя сделал. Это пугает тебя, потому что тогда ты не сможешь упиваться этой проклятой жалостью к себе. Ты больше не сможешь ненавидеть этот мир и всех людей за то, что с тобой дерьмово обращались. У тебя не будет оправдания, чтобы оставаться таким эгоцентричным и эгоистичным придурком, какой ты есть сейчас.
Коуч еще некоторое время молча смотрел на Гриффа, а затем с отвращением отвернулся.
– Если у тебя кишка не тонка, завтра утром надевай форму и будь готов выкладываться по полной программе. Или выметайся из моей команды.
На следующий день Грифф пришел на тренировку. Он тренировался каждый день, и в этот сезон ведомая им команда выиграла первенство штата, как и в три последующие года. Ни об инциденте, ни о лекции Коуча речь больше не заходила. Но Грифф не забыл о них, и он знал, что Коуч тоже помнит.
Их отношения налаживались. Они не были ровными, потому что Грифф постоянно проверял, как далеко он может зайти, пока Коуч и Элли не устанут от него и не выкинут вон.
Когда он нарушил уговор и в выходной явился на полтора часа позже положенного, они не выгнали его, но Коуч придумал худшее из возможных наказаний – заставил ждать два месяца после шестнадцатилетия, прежде чем разрешил сдать водительский экзамен и получить права.
Они поощряли его приглашать друзей, но он никогда этого не делал. Он не научился дружить, и у него не было никакого желания заводить друзей. Инициативы одноклассников отвергались. К чему все это, если рано или поздно тебя бросят? В конечном счете, лучше оставаться одному.
Иногда он ловил на себе печальные взгляды Элли, понимая, что она скрывает невысказанное беспокойство за него. Возможно, она чувствовала, даже тогда, что худшее впереди.
Жизнь шла своим чередом. Затем, в начале седьмого класса, произошел инцидент в раздевалке, за который Гриффа на три дня исключили из школы. Это нельзя было назвать честной игрой – Грифф против пяти здоровых спортсменов, трех футболистов и двух баскетболистов.
Когда помощники тренера разняли их, двоих мальчиков пришлось отправить в отделение «Скорой помощи», одного со сломанным носом, а другого с разорванной губой, которую требовалось зашить. Разбитые носы и синяки на теле у трех остальных не требовали госпитализации.
Грифф, инициатор этой неспровоцированной драки, отделался лишь несколькими царапинами и подбитым глазом.
– У нас не было выбора, Коуч Миллер, – сказал директор школы, передавав ему Гриффа. – Радуйтесь, что родители тех мальчиков не стали предъявлять обвинение в нападении. А они могли бы, – добавил он, пристально глядя на Гриффа.
Коуч забрал его домой, провел мимо удрученной Элли и запретил все три дня выходить из комнаты. Вечером второго дня он неожиданно вошел к нему в комнату. Грифф лежал на кровати и лениво подбрасывал футбольный мяч.
Коуч отодвинул от письменного стола стул и уселся на него верхом.
– Сегодня я услышал кое-что интересное.
Грифф продолжал подбрасывать мяч, не отводя взгляда от мяча и от потолка над своей головой. Он скорее проглотил бы язык, чем заговорил.
– От Робби Ланселота.
Грифф прижал мяч к груди и повернул голову к Коучу.
– Робби просил поблагодарить тебя за то, что ты сделал. И особенно за то, что никому не проболтался.
Грифф молчал.
– Он думал, что я знаю, о чем это ты не рассказываешь. Теперь я прошу рассказать.
Грифф стиснул футбольный мяч своими сильными пальцами, изучая его швы и стараясь не смотреть на Коуча.
– Грифф.
Он выронил мяч. Вздохнул.
– Сколько весит Ланселот? Фунтов сто двадцать пять, наверное. Он ботаник, чудак. Чокнутый, понимаешь? У него списывают на контрольных по химии, но в остальном… – Он посмотрел на Коуча, и тот понимающе кивнул. – Я закончил силовую тренировку и пошел в раздевалку. И услышал шум в душевой. Эти пятеро парней загнали Робби в угол. Они отобрали у него белье. Он стоял перед ними без ничего, и они заставляли его… ты понимаешь. Делать это. И говорили: «Ты правда Ланселот? Большое Копье? Посмотрим на твое большое копье. Жаль, что твое копье не такое большое, как твои мозги». Что-то в этом роде.
Он взглянул на Коуча и снова отвел глаза.
– Он плакал. Из носа текли сопли. Его член был… он яростно теребил его, но… ничего не получалось.
– Понятно.
– Эти парни здорово его достали. Я растолкал их, оторвал его от стены, подвел к его шкафчику, сказал, чтобы он оделся, вытер нос и убирался оттуда.
– А затем вернулся и вышиб дух из его мучителей.
– По крайней мере, попытался, – пробормотал Грифф.
Коуч долго смотрел на него, затем встал, задвинул стул на место и пошел к двери.
– Элли говорит, что обед будет готов через полчаса. Ты бы умылся.
– Коуч? – Тот повернулся. – Не говори никому, ладно? Мне остался всего один день, и… и я обещал Ланселоту.
– Я никому не скажу, Грифф.
– Спасибо.
Грифф навсегда запомнил выражение лица Коуча, когда он в тот вечер выходил из его комнаты. Он не смог бы точно определить его, но понимал, что произошло что-то важное, что они в чем-то поняли друг друга. Насколько он знал, Коуч не нарушил своего обещания и никому ничего не сказал.
Он сделал круг по кварталу и вновь подъехал к дому с белыми цветами по обе стороны от парадной двери и бассейном с горкой на заднем дворе. Он и так уже потерял слишком много времени. Пан или пропал.
Двое мальчишек по-прежнему перебрасывались футбольным мячом, когда Грифф остановил машину у тротуара и вышел.
8
Мальчики прервали игру и внимательно наблюдали за его приближением.
– Привет, – первым поздоровался он.
– Привет, – в один голос с опаской ответили они.
– Это дом Болли Рича?
– Он дома, – ответил тот, что повыше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106