таким образом, последний приблизился к монарху и его преемнику».
Вальдерзее, конечно, не забыл этого инцидента Бисмарку и все время вел против него интригу, особенно во внешней политике канцлера, и наконец, в 1890 году доложил Вильгельму о скрытых, якобы, от него Бисмарком документах, которые были получены в генеральном штабе, а именно: о приготовлениях России к войне. Бисмарк описывает, как 18 марта 1890 года Вильгельм собрал всех командующих генералов, объявил им об отставке Бисмарка, так как «к начальнику генерального штаба Вальдерзее поступили будто бы жалобы на мои (Бисмарка; Б. Ш.) самовластные и тайные сношения с Россией». Вальдерзее, по долгу службы сделал его величеству доклад о донесении киевского консула и его значении». «Никто из генералов», продолжает Бисмарк, «не ответил на речь императора, промолчал и граф Мольтке (старшин). Но, опускаясь по лестнице, последний сказал: „Прискорбное явление, молодой барин. еще не раз позовет нас на такие советы“.
Мы еще вернемся к этому вопросу, а теперь лишь отметим, что, говоря об утайке документов, Бисмарк пишет: «Если бы я хотел утаить» что-нибудь от императора, я, пожалуй, не доверил бы бесчестную утайку документов генеральному штабу, не все руководители которого были моими друзьями, и, конечно, не военному министру Верди».
Что касается Каприви, то его достоинства, как политического и военного деятеля, Бисмарком рисуются так: «Как глубоко и долго сказывались еще разные неудовольствия военных чинов, вызванные со времен войны 1866 г. ведомственным самолюбием, и как влияли они на все возраставшее ко мне недоброжелательство моих сослуживцев и бывших партийных товарищей, – пишет Бисмарк, – я мог заключить, между прочим, из сообщения фельдмаршала фон Манштейна; к нему совершенно неожиданно явился генерал Каприви, стал настойчиво указывать на опасность, которую будто бы я, ответственный министр, навлекаю своей враждой к армии, и просил маршала, чтобы он повлиял на короля. Этот и для маршала неожиданный и враждебный выпад против меня со стороны Каприви и его постоянное обращение с лицами, которые… вели против меня замкнутую борьбу, не мешали мне высказывать высокое мнение об его военных способностях, составленное на основании авторитетных отзывов».
«После назначения Каприви начальником флота, – продолжает канцлер, – вопреки моим советам состоявшемся в 1883 году, я рекомендовал императору Вильгельму I не лишать армию, в виду сомнительных в то время перспектив на мир, генерала, пользовавшегося таким доверием войск, не прерывать того единения, которое создалось между ними, так как в случае войны ему пришлось бы эту связь наново создавать. Я предлагал привлечь Каприви к участию в руководстве генеральным штатом, как только графу Мольтке понадобится помощник. Последний, однако, не был склонен воспользоваться услугами Каприви и предпочитал в таком случае совсем уйти в отставку, чего император не хотел ни в каком случае допустить». Вторично Бисмарк выдвигал кандидатуру Каприви на должность заместителя Мольтке, когда Вальдерзее испортил себе репутацию с пропагандой идей Штеккера, и снова был получен решительный отпор от того же Мольтке (старшего). В 1890 году Бисмарк выдвигает Каприви кандидатом на министра юстиции, ибо «только военный глава может в нужную минуту возместить слабость гражданской части. В качестве подходящего генерала я указал на Каприви, который был, правда, чужд политике, но за то был надежным солдатом королю; от политики он мог бы в мирное время, как министр-президент без портфеля, в значительной степени воздерживаться. О той, чтобы Каприви стал моим преемником в иностранном ведомстве, в то время речи не было».
Бисмарк отмечает, что Каприви сомневался в своих силах на политическом поприще, но успокоенный Вильгельмом II, что «ответственность за дела» последний принимает на себя, согласился на занятие поста канцлера.
«Как разрешил Каприви свои сомнения насчет принятия поста имперского канцлера, об этом он поведал мне – к слову сказать, в единственной беседе, происходившей на пороге захваченной им в моем доме комнаты: „если бы я, находясь во главе своего 10 корпуса, получил во время боя приказ, который грозил бы гибелью корпусу, поражением и смертью мне и если бы мои деловые возражения против него не имели никакого успеха, мне ничего бы не оставалось, как исполнить этот приказ и погибнуть. Что дальше? Человек за бортом!“ „В этом взгляде, – рассуждает Бисмарк, – заключается вся сущность офицерского духа, который составлял и в настоящем, и в прошлом столетии военную силу Пруссии, и будет жить в ней и впредь. Но если этот взгляд перенести в область законодательства, политики – внутренней и внешней, – то он, несмотря на всю свою удивительную силу в этом деле, здесь грозит опасностями. Современную политику в Германской империи с ее свободной прессой, парламентским направлением, находящейся в тисках европейских осложнений, нельзя вести посредством королевских приказов, послушно исполняемых генералами даже в том случае, если бы способности ныне царствующего германского императора и короля Пруссии превосходили таланты Фридриха II“.
«На месте господина Каприви я не принял бы канцлерского поста, – продолжает Бисмарк, – для должности министерского секретаря или адъютанта на неведомом поприще почтенный прусский генерал, больше других пользующийся доверием нашего офицерства, слишком высокая особа; а политика – не поле сражении: она требует специальных знаний для разрешении вопроса, необходима ли и когда именно война и как избежать ее с честью. Военно-полевую теорию Каприви я мог бы признать лишь в тех случаях, когда судьба монархии и отечества поставлена на карту, когда, согласно историческим прецедентам, вступает в силу диктатура».
«Мой политический опыт накапливался в течение 40 лет, – говорит Бисмарк, – а мой преемник, вступая в новую должность, был знаком с политическим положением государства также хорошо, как во время командования 10 корпусом».
Какого мнения о Верди был канцлер, мы уже указывали выше. «Верди был назначен без моего ведома, – пишет Бисмарк, – между нами в 1870 г. была размолвка, и я относился к нему, как к muchard'y (шпиону) императора в совете министров. Его назначение было уже шахматным ходом императора против меня».
Мы просим извинения за выслушание показаний «железного канцлера», но считали это сделать необходимым, дабы: 1) узнать мнение (» «полубогах» противной стороны; 2) познакомиться с тактикой генерального штаба в политике; 3) познать, насколько германский генеральный штаб стремился захватить власть в жизни страны.
С очевидностью явствует, что сам Мольтке (старший) в этом был превзойден своими помощниками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121
Вальдерзее, конечно, не забыл этого инцидента Бисмарку и все время вел против него интригу, особенно во внешней политике канцлера, и наконец, в 1890 году доложил Вильгельму о скрытых, якобы, от него Бисмарком документах, которые были получены в генеральном штабе, а именно: о приготовлениях России к войне. Бисмарк описывает, как 18 марта 1890 года Вильгельм собрал всех командующих генералов, объявил им об отставке Бисмарка, так как «к начальнику генерального штаба Вальдерзее поступили будто бы жалобы на мои (Бисмарка; Б. Ш.) самовластные и тайные сношения с Россией». Вальдерзее, по долгу службы сделал его величеству доклад о донесении киевского консула и его значении». «Никто из генералов», продолжает Бисмарк, «не ответил на речь императора, промолчал и граф Мольтке (старшин). Но, опускаясь по лестнице, последний сказал: „Прискорбное явление, молодой барин. еще не раз позовет нас на такие советы“.
Мы еще вернемся к этому вопросу, а теперь лишь отметим, что, говоря об утайке документов, Бисмарк пишет: «Если бы я хотел утаить» что-нибудь от императора, я, пожалуй, не доверил бы бесчестную утайку документов генеральному штабу, не все руководители которого были моими друзьями, и, конечно, не военному министру Верди».
Что касается Каприви, то его достоинства, как политического и военного деятеля, Бисмарком рисуются так: «Как глубоко и долго сказывались еще разные неудовольствия военных чинов, вызванные со времен войны 1866 г. ведомственным самолюбием, и как влияли они на все возраставшее ко мне недоброжелательство моих сослуживцев и бывших партийных товарищей, – пишет Бисмарк, – я мог заключить, между прочим, из сообщения фельдмаршала фон Манштейна; к нему совершенно неожиданно явился генерал Каприви, стал настойчиво указывать на опасность, которую будто бы я, ответственный министр, навлекаю своей враждой к армии, и просил маршала, чтобы он повлиял на короля. Этот и для маршала неожиданный и враждебный выпад против меня со стороны Каприви и его постоянное обращение с лицами, которые… вели против меня замкнутую борьбу, не мешали мне высказывать высокое мнение об его военных способностях, составленное на основании авторитетных отзывов».
«После назначения Каприви начальником флота, – продолжает канцлер, – вопреки моим советам состоявшемся в 1883 году, я рекомендовал императору Вильгельму I не лишать армию, в виду сомнительных в то время перспектив на мир, генерала, пользовавшегося таким доверием войск, не прерывать того единения, которое создалось между ними, так как в случае войны ему пришлось бы эту связь наново создавать. Я предлагал привлечь Каприви к участию в руководстве генеральным штатом, как только графу Мольтке понадобится помощник. Последний, однако, не был склонен воспользоваться услугами Каприви и предпочитал в таком случае совсем уйти в отставку, чего император не хотел ни в каком случае допустить». Вторично Бисмарк выдвигал кандидатуру Каприви на должность заместителя Мольтке, когда Вальдерзее испортил себе репутацию с пропагандой идей Штеккера, и снова был получен решительный отпор от того же Мольтке (старшего). В 1890 году Бисмарк выдвигает Каприви кандидатом на министра юстиции, ибо «только военный глава может в нужную минуту возместить слабость гражданской части. В качестве подходящего генерала я указал на Каприви, который был, правда, чужд политике, но за то был надежным солдатом королю; от политики он мог бы в мирное время, как министр-президент без портфеля, в значительной степени воздерживаться. О той, чтобы Каприви стал моим преемником в иностранном ведомстве, в то время речи не было».
Бисмарк отмечает, что Каприви сомневался в своих силах на политическом поприще, но успокоенный Вильгельмом II, что «ответственность за дела» последний принимает на себя, согласился на занятие поста канцлера.
«Как разрешил Каприви свои сомнения насчет принятия поста имперского канцлера, об этом он поведал мне – к слову сказать, в единственной беседе, происходившей на пороге захваченной им в моем доме комнаты: „если бы я, находясь во главе своего 10 корпуса, получил во время боя приказ, который грозил бы гибелью корпусу, поражением и смертью мне и если бы мои деловые возражения против него не имели никакого успеха, мне ничего бы не оставалось, как исполнить этот приказ и погибнуть. Что дальше? Человек за бортом!“ „В этом взгляде, – рассуждает Бисмарк, – заключается вся сущность офицерского духа, который составлял и в настоящем, и в прошлом столетии военную силу Пруссии, и будет жить в ней и впредь. Но если этот взгляд перенести в область законодательства, политики – внутренней и внешней, – то он, несмотря на всю свою удивительную силу в этом деле, здесь грозит опасностями. Современную политику в Германской империи с ее свободной прессой, парламентским направлением, находящейся в тисках европейских осложнений, нельзя вести посредством королевских приказов, послушно исполняемых генералами даже в том случае, если бы способности ныне царствующего германского императора и короля Пруссии превосходили таланты Фридриха II“.
«На месте господина Каприви я не принял бы канцлерского поста, – продолжает Бисмарк, – для должности министерского секретаря или адъютанта на неведомом поприще почтенный прусский генерал, больше других пользующийся доверием нашего офицерства, слишком высокая особа; а политика – не поле сражении: она требует специальных знаний для разрешении вопроса, необходима ли и когда именно война и как избежать ее с честью. Военно-полевую теорию Каприви я мог бы признать лишь в тех случаях, когда судьба монархии и отечества поставлена на карту, когда, согласно историческим прецедентам, вступает в силу диктатура».
«Мой политический опыт накапливался в течение 40 лет, – говорит Бисмарк, – а мой преемник, вступая в новую должность, был знаком с политическим положением государства также хорошо, как во время командования 10 корпусом».
Какого мнения о Верди был канцлер, мы уже указывали выше. «Верди был назначен без моего ведома, – пишет Бисмарк, – между нами в 1870 г. была размолвка, и я относился к нему, как к muchard'y (шпиону) императора в совете министров. Его назначение было уже шахматным ходом императора против меня».
Мы просим извинения за выслушание показаний «железного канцлера», но считали это сделать необходимым, дабы: 1) узнать мнение (» «полубогах» противной стороны; 2) познакомиться с тактикой генерального штаба в политике; 3) познать, насколько германский генеральный штаб стремился захватить власть в жизни страны.
С очевидностью явствует, что сам Мольтке (старший) в этом был превзойден своими помощниками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121