- Нет, думаю, дитя мое! - воскликнула их мать. - И если бы небо...
- Да замолчите же! - закричал Гарри. - Как вам только не стыдно говорить про него такие вещи!
- Верно, Гарри, - вставила миссис Маунтин, пожимая мальчику руку. - Это вот истинная правда.
- Миссис Маунтин, да как вы смеете восстанавливать моих детей против меня! - вскричала вдова. - Чтобы нынче же, сударыня...
- Хотите выгнать меня и мою малютку на улицу? Сделайте милость! перебила ее миссис Маунтин. - Вот уж чудная месть за то, что лондонский законник не отдает вам деньги Джорджа. Ищите себе другую компаньонку, которая будет белое называть черным вам в угоду, а меня от этого увольте! Так когда же мне уехать? Сборы у меня будут недолгими! Привезла я в Каслвуд немного и увезу не больше.
- Тшш! Колокола звонят, призывая к молитве, Маунтин. Так будьте любезны, дайте нам всем сосредоточиться, - сказала вдова и с величайшей нежностью посмотрела на одного из своих сыновей - а может быть, и на обоих. Джордж сидел, не поднимая головы, а Гарри и в церкви прижался к брату и, пока не кончилась проповедь, крепко обнимал его за шею.
Гарри рассказывал все это на свой лад, сопровождая повествование множеством восклицаний, как свойственно юности, и отвечая на вопросы, которые то и дело задавала ему баронесса. Почтенная дама, казалось, готова была слушать его без конца. Ее любезная хозяйка приходила сама, присылала дочерей спросить, не хочет ли она прокатиться, погулять, выпить чаю, сыграть в карты, но госпожа Бернштейн отказывалась от всех этих развлечений, говоря, что беседа с Гарри доставляет ей несравненно больше удовольствия. В присутствии членов каслвудской семьи она удваивала свою нежность, требовала, чтобы
Гарри пересел поближе к ней, и то и дело повторяла, обращаясь к остальным:
- Тшш! Да замолчите же, дорогие мои! Я не слышу, что говорит ваш кузен!
И они уходили, старательно сохраняя веселый вид.
- Так вы тоже моя родственница? - спросил простодушный юноша. - Вы, по-моему, гораздо добрее остальных моих родных.
Они беседовали в зале, отделанной дубовыми панелями, где владельцы замка уже больше двухсот лет имели обыкновение обедать в обычные дни и где, как мы уже говорили, висели фамильные портреты. Кресло госпожи Бернштейн стояло как раз под одной из жемчужин этой галереи, шедевром кисти Неллера, изображавшим молодую даму лет двадцати четырех в широком роброне времен королевы Анны - рука покоится на подушке, пышные каштановые локоны откинуты с прекрасного лба и ниспадают на жемчужно-белые плечи и очаровательную шейку. У ног этой обворожительной красавицы сидела старая баронесса со своим вязаньем.
Когда Гарри спросил: "А вы тоже моя родственница?" - она ответила:
- Этот портрет написал сэр Годфри, воображавший себя лучшим художником мира. Но он уступал Лели, написавшему твою бабушку, мо... миледи Каслвуд, жену полковника Эсмонда. Уступал он и Сэру Антони Ван-Дейку, который написал вон тот портрет твоего прадеда - на портрете он выглядит куда более благородным джентльменом, чем был в жизни. Некоторых из нас пишут чернее, чем мы есть. Ты узнал свою бабушку вон на том портрете? Таких прелестных белокурых волос и фигуры не было ни у кого!
- Наверное, какое-то чувство подсказало мне, чей это портрет, - и еще сходство с матушкой.
- А миссис Уорингтон... прошу у нее прощения: она ведь, если не ошибаюсь, называет себя теперь госпожой Эсмонд или леди Эсмонд?
- Так называют матушку в нашей провинции.
- Она не рассказывала тебе, что у ее матери, когда она вышла за твоего деда, была еще одна дочь - от первого брака?
- Никогда.
- А твой дедушка?
- Нет. Но в своих альбомах, которые он дарил нам с братом, он часто рисовал головку, похожую на этот портрет над креслом вашей милости. Ее, виконта Фрэнсиса и короля Иакова Третьего он рисовал раз двадцать, не меньше.
- А этот портрет над моим креслом тебе никого не напоминает, Гарри?
- Нет, никого.
- Вот назидательный урок! - вздохнула баронесса. - Гарри, когда-то это лицо было моим, - да-да! - и я тогда называлась Беатрисой Эсмонд. Твоя мать - моя сводная сестра, мой милый, и она ни разу даже не упомянула моего имени!
^TГлава V^U
Семейные раздоры
Слушая безыскусственную повесть Гарри Уорингтона о его жизни на родине, госпожа Бернштейн, наделенная большим чувством юмора и прекрасно знавшая свет, несомненно, составила свое мнение об упомянутых им людях и событиях, и если ее суждение не было во всех отношениях благоприятным, то сказать на это можно лишь, что все люди несовершенны, а жизнь человеческая отнюдь не так уж приятна и гармонична. Привыкшая к придворной и столичной жизни, старая баронесса содрогалась при одной мысли о деревенском существовании, которое влачила ее сестра в Америке. И с ней, конечно, согласилось бы большинство столичных дам. Однако миниатюрная госпожа Уорингтон, ее знавшая ничего другого, была вполне довольна своей жизнью - не менее, чем собственной особой. Из того, что мы с вами эпикурейцы или просто очень разборчивы в еде, еще не следует, будто деревенский батрак чувствует себя несчастным, обедая хлебом с салом. Пусть занятия и обязанности, из которых состояла жизнь госпожи Уорингтон, могли кому-то показаться скучными, ей они, во всяком случае, были по душе. Эта энергичная и деловитая женщина входила во все мелочи управления огромным поместьем. Что бы ни происходило в Каслвуде, ко всему она прикладывала свою маленькую ручку. Она задавала пряхам их урок, она приглядывала за судомойками на кухне, она разъезжала на маленькой лошадке по плантации и присматривала за надсмотрщиками и неграми, трудившимися на табачных и кукурузных полях. Если какой-нибудь раб заболевал, она тут же отправлялась в его хижину, невзирая на самую скверную погоду, и принималась лечить его с неукротимой решимостью. У нее имелась книга с рецептами всяких старинных снадобий, чуланчик, где она извлекала эссенции и смешивала эликсиры, а кроме того, аптечка - пугало ее соседей. Все они смертельно боялись заболеть, зная, что тогда к ним неминуемо явится миниатюрная дама со своими декоктами и пилюлями.
Сто лет тому назад в Виргинии почти не было городов: благородные землевладельцы и их вассалы обитали в усадьбах, напоминавших небольшие селения. Рэйчел Эсмонд властвовала в Каслвуде, как миниатюрная королева, а землями, расположенными вокруг, правили владетельные князья, ее соседи. Многие из этих последних были довольно бедными владыками: жили они широко, но убого, распоряжались толпами слуг, чьи ливреи давно уже превратились в лохмотья, славились хлебосольством и гостеприимно распахивали дверь перед любым странником - гордые, праздные, превыше всего любящие охоту, как и подобает джентльменам благородного происхождения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54