- О, так вы не желаете поехать с баронессой в Танбридж-Уэлз? - вот все, что она сказала кузену Уорингтону, ни на секунду не переставая сиять светской улыбкой.
- И наш кузен совершенно прав, - вмешался милорд, (Глаза, опущенные на пяльцы, вдруг на миг поднялись.) - Молодой человек не должен только бездельничать и развлекаться. Иногда ему следует перемежать забавы чем-нибудь полезным, а слушать скрипки и прогуливаться по курзалам в Танбридж-Уэлзе или Бате он еще успеет. Мистеру Уорингтону предстоит управлять большим поместьем в Америке, так пусть он ознакомится с тем, как ведется хозяйство в наших английских имениях... Уилл показал ему конюшню и псарню, а также модные игры, в которые, мне кажется, кузен, вы играете не хуже своих учителей. После уборки урожая мы покажем ему английскую охоту на птиц, а зимой пригласим на лисью травлю. Хотя между нами и нашей виргинской тетушкой было некоторое охлаждение, мы все-таки кровные родственники. Прежде чем мы позволим кузену вернуться к его матушке, надо поближе познакомить его с домашней жизнью английского джентльмена. Я хотел бы не только охотиться с ним, но и читать: вот почему я приглашал его остаться у нас подольше и составить мне компанию в моих занятиях.
Милорд говорил с такой подкупающей искренностью, что его мачеха, сводный брат и сводная сестра сразу же спросили себя, какие тайные замыслы он лелеет. Трое последних часто устраивали небольшие комплоты, составляли оппозицию или роптали против главы дома. Когда он пускал в ход этот искренний тон, догадаться о том, что под ним скрывалось, было невозможно: нередко проходили месяцы, прежде чем тайное становилось явным. Милорд не утверждал - "это истина", но только - "я хочу, чтобы мои домашние согласились с этими словами и поверили Им". Следовательно, отныне считалось, что у милорда Каслвуда появилось похвальное желание лелеять семейные привязанности, а также просвещать, развлекать и наставлять своего юного родственника, и что он очень полюбил юношу и желает, чтобы Гарри некоторое время оставался вблизи его особы.
- Что затевает Каслвуд? - осведомился Уильям у матери и сестры, когда они вышли в коридор. - Стойте! Ей-богу, знаю!
- Ну, Уильям?
- Он намерен втянуть его в игру и отыграть у него виргинское поместье. Вот что!
- Но ведь у мальчика нет виргинского поместья, чтобы его проигрывать, возразила маменька.
- Если мой братец не задумал чего-нибудь, так пусть меня...
- Перестань! Конечно, он что-то задумал. Но что?
- Не надеется же он, что Мария... Мария же Гарри в матери годится, задумчиво произнес мистер Уильям.
- Чепуха! С ее-то старушечьим лицом, белобрысыми волосами и веснушками! Невозможно! - воскликнула леди Фанни и как будто вздохнула.
- Разумеется, ваша милость тоже чувствует склонность к ирокезу! вскричала маменька.
- Право, сударыня, я не способна настолько забыть свой ранг и обязанности! Если он мне и нравится, это еще не значит, что я выйду за него. Этому, ваше сиятельство, вы меня, во всяком случае, научили.
- Леди Фанни!
- Но ведь вы вышли за папа, не питая к нему ни малейшей склонности. Вы мне тысячу раз это повторяли!
- А если вы не любили отца до брака, то уж потом и вовсе его не обожали, - со смехом вмешался Уильям. - Мы с Фан хорошо помним, как наши досточтимые родители изволили браниться. Верно, Фан? А наш братец Эсмонд поддерживал мир в семье.
- Ах, не напоминай мне об этих ужасных, вульгарных сценах, Уильям! вскричала маменька. - Когда ваш отец пил слишком много, он превращался в безумца, что должно бы послужить вам предостережением, сударь, ибо и вы приобретаете эту мерзкую привычку.
- Вы, сударыня, не нашли счастья, выйдя замуж за человека, который вам не нравился, и титул вашего сиятельства вам ничего с собой не принес, всхлипывая, сказала леди Фанни. - Что толку от графской короны, если приданого у тебя не больше, чем у жены какого-нибудь лавочника? Да и многие из них гораздо богаче нас! Недавно на нашей площади в Кенсингтоне поселилась вдова бакалейщика с Лондонского моста, и у ее дочек втрое больше платьев, чем у меня. И хотя им прислуживает только один слуга и две горничные, я знаю, что они едят и пьют в тысячу раз лучше нас, а не довольствуются, как мы, остатками холодного жаркого, пусть его и подают на серебре и в доме у нас полно наглых, ленивых бездельников-лакеев!
- Ха-ха! Я рад, что обедаю во дворце, а не дома! - сказал мистер Уилл. (Мистер Уилл благодаря протекции тетушки получил через графа Пуффендорфа, Хранителя Королевской (и Высочайшей Курфюрстовой) Пудреной комнаты, одну из мелких придворных должностей - помощника хранителя пудры.)
- Почему я не могу быть счастливой, обходясь только моим собственным титулом? - продолжала леди Фанни. - Ведь таких людей очень много. Наверное, они счастливы даже в Америке.
- Да-с! Со свекровью, которая, судя по тому, что мне о ней известно, сущая мегера, с завывающими индейцами, и с опасностью лишиться скальпа или попасть на обед диким зверям всякий раз, когда ты идешь в церковь.
- Ну, так я не пойду в церковь, - сказала леди Фанни.
- Пойдешь, пойдешь - и с первым, кто тебя об этом попросит, Фан! захохотал мистер Уилл. - И старушка Мария тоже, да и любая женщина - все вы на один лад! - И Уилл продолжал смеяться, очень довольный своим остроумием.
- Чему это вы смеетесь, любезные мои? - осведомилась госпожа Бернштейн, выглядывая из-за гобелена, которым была занавешена дверь на галерею, где они беседовали.
Уилл уведомил ее, что его матушка и сестрица грызутся (что отнюдь не было редкостью, как отлично знала госпожа Бернштейн), потому что Фанни решила выйти за кузена - за дикого индейца, а ее сиятельство ей не разрешает. Фанни возмутилась. С самого первого дня, когда маменька запретила ей разговаривать с этим молодым человеком, она и двумя словами с ним не обменялась. Она помнит, что приличествует ее положению. И она не хочет, чтобы ее скальпировали индейцы или съели медведи.
Лицо госпожи де Бернштейн выразило недоумение.
- Если он остается не из-за тебя, то из-за кого же? - спросила она. Возя его по гостям, вы старались выбирать такие дома, где все женщины или уроды, или еще не вышли из младенчества, а мне кажется, что мальчик достаточно горд и в молочницу не влюбится, а, Уилл?
- Гм! Это дело вкуса, сударыня, - ответил Уилл, пожимая плечами.
- Вкуса мистера Уильяма Эсмонда - верно. Но не этого мальчика. Эсмонды, воспитанные его дедом, не строят куры на кухне.
- Что же, сударыня, могу только сказать, что вкусы бывают разные. И людская моего брата - совсем не плохое место для таких похождений. А если это не Фан, то остаются только горничные и старушка Мария.
- Мария! Невозможно! - Но госпожа Бернштейн не успела еще договорить, как ей внезапно пришло в голову, что "та перезрелая Калипсо и вправду могла пленить ее юного Телемака.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54