Более того нередко, сославшись на головную боль, она сразу же уходила к себе, и в этих случаях остальные бывали холоднее льда. Так вот: однажды вечером Уорд, все еще отчаянно старавшийся вернуть себе попранную власть, избрал темой проповеди прелесть покорности, распущенный дух нынешнего века и необходимость во всем повиноваться нашим духовным и светским властителям.
- Ибо для чего, дорогие друзья, - величаво вопросил он (у него была привычка задавать чрезвычайно скучные вопросы и тут же давать на них само собой разумеющиеся ответы), - для чего назначаются правители, как не для того, чтобы нами кто-то управлял? Для чего нанимают наставников, как не для того, чтобы учить детей? (Здесь он уставился на мальчиков.) Для чего ферула... - Тут он запнулся, и на его лице, повернутом к юным джентльменам, появилась растерянность. Их взгляд напомнил ему о житейском значении последнего злосчастного слова. Поперхнувшись, он стукнул кулаком по столу. Для чего, говорю я, ферула власти...
- "Ферула" значит "линейка", - сказал Джордж, глядя на Гарри.
- Линейка! - повторил Гарри и поднес руку ко лбу над глазом, к тому самому месту, где чело бедного учителя еще хранило след недавней стычки.
Линейка - ха-ха-ха! Удержаться было невозможно. Мальчики расхохотались. Смешливая миссис Маунтин не замедлила к ним присоединиться, а малютка Фанни, которая всегда вела себя на этой вечерней церемонии очень чинно и тихо, тут весело заворковала и захлопала в ладоши, радуясь общему смеху, хотя и не понимая, чем он вызван.
Это было уже слишком. Мистер Уорд захлопнул лежавшую перед ним книгу, в нескольких сердитых, но выразительных и мужественных словах высказал свое намерение никогда больше не тратить слов в стенах этого дома и покинул Каслвуд, не вызвав ни малейших сожалений у госпожи Эсмонд, которая всего три месяца назад души в нем не чаяла.
^TГлава VI^U
Виргинцы отправляются путешествовать
После отбытия ее злополучного духовного наставника и домашнего священника госпожа Эсмонд и ее первенец как будто совсем помирились; однако на Джорджа ссора с матерью, хотя он никогда об этом не говорил, произвела, по-видимому, тягчайшее впечатление, - во всяком случае, вскоре после описанных домашних бурь он заболел лихорадкой и в горячечном бреду раза два пронзительно кричал: "Разбита! Разбита! Она никогда уже не станет целой!" И безмолвный ужас сжимал сердце матери, ни на минуту не отходившей от своего бедного мальчика, который всю ночь беспокойно метался по постели. Перед этим недугом ее искусство оказалось бессильным: Джорджу становилось все хуже, и ему не помогали никакие снадобья из аптечки достойной вдовы, которыми она столь щедро пичкала своих подданных. Бедной женщине пришлось выдержать еще одно унижение, - однажды мистер Демпстер увидел, что вдова на своей лошадке подъезжает к его дверям. Она прискакала в метель, чтобы умолять его прийти на помощь ее бедному мальчику.
- Я перешагну через свою обиду, сударыня, - сказал он, - как вы перешагнули через свою гордость. Дай бог, чтобы я не опоздал помочь моему милому ученику!
Он сложил в сумку ланцет и весь небольшой запас имевшихся у него лекарств, кликнул своего единственного слугу - мальчика-негра, запер свою хижину и возвратился в Каслвуд. В эту ночь, как и в последующие дни, не раз казалось, что бедняжка Гарри вот-вот станет наследником Каслвуда, однако искусство мистера Демпстера победило лихорадку, приступы постепенно стали слабеть, и Джордж почти совсем поправился. Ему была предписана перемена воздуха, рекомендована даже поездка в Англию, но тут пришлось вспомнить, что вдова рассорилась с английской родней своих сыновей - из-за собственной вспыльчивости, как она теперь с раскаянием признала. Поэтому было решено, что юные джентльмены совершат путешествие по востоку и северу страны, и вот в сопровождении мистера Демпстера, снова ставшего их гувернером, и двух слуг они отбыли в Нью-Йорк, а оттуда по прекрасному Гудзону добрались до Олбани, где их принимали самые видные семьи колонии, а затем посетили французские провинции, где встретили самый радушный прием благодаря лестным рекомендательным письмам. Гарри ходил на охоту с индейцами, добывал меха и стрелял медведей, а Джордж, никогда не любивший подобных развлечений и к тому же еще не совсем оправившийся после своей болезни, стал любимцем французских дам, которые редко встречали молодых англичан, столь бегло говоривших по-французски. И Джордж так усовершенствовался в произношении, что теперь легко мог бы сойти за француза. Все соглашались, что он настоящий красавец. Менуэт он танцевал с чрезвычайным изяществом. Он сразу же запоминал модные песни и романсы, только что привезенные из Франции, и превосходно играл их на скрипке - и не пел лишь потому, что как раз в это время у него ломался голос, переходя из дисканта в бас; в довершение всего, к величайшей зависти бедняги Гарри, как раз тогда отправившегося на медвежью охоту, он дрался на дуэли с юным прапорщиком Овернского полка шевалье де ла Жаботьером, которому проколол плечо, после чего они поклялись в вечной дружбе. Мадам де Муши, супруга суперинтенданта, сказала, что счастлива пять, имеющая такого сына, н написала госпоже Эсмонд весьма малое письмо, восхваляя поведение мистера Джорджа. Боюсь, мистер Уитфилд был бы не слишком доволен, знай он, в какой восторг привела вдову доблесть Джорджа,
Когда по истечении десяти восхитительных месяцев близнецы вернулись домой, их мать была поражена, увидев, насколько они выросли и повзрослели. Особенно вытянулся Джордж - он был теперь одного роста со своим младшим братом. Когда они пудрили волосы, их невозможно было отличить друг от друга, но простота деревенского обихода позволяла пренебрегать этой сложной процедурой, и наша юные джентльмены обычно не прибегали к пудре, а только подвязывали лентой свои волосы - Джордж иссиня-черные, а Гарри белокурые.
Читатель, по доброте своей ознакомившийся с первыми страницами безыскусственной биографии мистера Джорджа Эсмонда, несомненно, заметил, что этот молодой человек был по натуре ревнив и мятежен, великодушен, кроток и не способен на ложь; однако, слишком благородный, чтобы мстить, он тем не менее не умел забывать причиненные ему обиды. Отправляясь путешествовать, Джордж не питал особо добрых чувств к некоему достойному джентльмену, чье имя впоследствии стало одним из самых знаменитых в мире; и когда он вернулся, его мнение о друге его матери я деда ни на йоту не изменилось. Мистер Вашингтон, в то время едва достигший совершеннолетия, казался, да и ощущал себя много старше своего возраста. Его поведение неизменно отличалось необычайной простотой и серьезностью - он с самых юных лет управлял делами своей матери и всей семьи и пользовался среди соседей-помещиков уважением, какое нелегко было бы заслужить человеку и вдвое старше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
- Ибо для чего, дорогие друзья, - величаво вопросил он (у него была привычка задавать чрезвычайно скучные вопросы и тут же давать на них само собой разумеющиеся ответы), - для чего назначаются правители, как не для того, чтобы нами кто-то управлял? Для чего нанимают наставников, как не для того, чтобы учить детей? (Здесь он уставился на мальчиков.) Для чего ферула... - Тут он запнулся, и на его лице, повернутом к юным джентльменам, появилась растерянность. Их взгляд напомнил ему о житейском значении последнего злосчастного слова. Поперхнувшись, он стукнул кулаком по столу. Для чего, говорю я, ферула власти...
- "Ферула" значит "линейка", - сказал Джордж, глядя на Гарри.
- Линейка! - повторил Гарри и поднес руку ко лбу над глазом, к тому самому месту, где чело бедного учителя еще хранило след недавней стычки.
Линейка - ха-ха-ха! Удержаться было невозможно. Мальчики расхохотались. Смешливая миссис Маунтин не замедлила к ним присоединиться, а малютка Фанни, которая всегда вела себя на этой вечерней церемонии очень чинно и тихо, тут весело заворковала и захлопала в ладоши, радуясь общему смеху, хотя и не понимая, чем он вызван.
Это было уже слишком. Мистер Уорд захлопнул лежавшую перед ним книгу, в нескольких сердитых, но выразительных и мужественных словах высказал свое намерение никогда больше не тратить слов в стенах этого дома и покинул Каслвуд, не вызвав ни малейших сожалений у госпожи Эсмонд, которая всего три месяца назад души в нем не чаяла.
^TГлава VI^U
Виргинцы отправляются путешествовать
После отбытия ее злополучного духовного наставника и домашнего священника госпожа Эсмонд и ее первенец как будто совсем помирились; однако на Джорджа ссора с матерью, хотя он никогда об этом не говорил, произвела, по-видимому, тягчайшее впечатление, - во всяком случае, вскоре после описанных домашних бурь он заболел лихорадкой и в горячечном бреду раза два пронзительно кричал: "Разбита! Разбита! Она никогда уже не станет целой!" И безмолвный ужас сжимал сердце матери, ни на минуту не отходившей от своего бедного мальчика, который всю ночь беспокойно метался по постели. Перед этим недугом ее искусство оказалось бессильным: Джорджу становилось все хуже, и ему не помогали никакие снадобья из аптечки достойной вдовы, которыми она столь щедро пичкала своих подданных. Бедной женщине пришлось выдержать еще одно унижение, - однажды мистер Демпстер увидел, что вдова на своей лошадке подъезжает к его дверям. Она прискакала в метель, чтобы умолять его прийти на помощь ее бедному мальчику.
- Я перешагну через свою обиду, сударыня, - сказал он, - как вы перешагнули через свою гордость. Дай бог, чтобы я не опоздал помочь моему милому ученику!
Он сложил в сумку ланцет и весь небольшой запас имевшихся у него лекарств, кликнул своего единственного слугу - мальчика-негра, запер свою хижину и возвратился в Каслвуд. В эту ночь, как и в последующие дни, не раз казалось, что бедняжка Гарри вот-вот станет наследником Каслвуда, однако искусство мистера Демпстера победило лихорадку, приступы постепенно стали слабеть, и Джордж почти совсем поправился. Ему была предписана перемена воздуха, рекомендована даже поездка в Англию, но тут пришлось вспомнить, что вдова рассорилась с английской родней своих сыновей - из-за собственной вспыльчивости, как она теперь с раскаянием признала. Поэтому было решено, что юные джентльмены совершат путешествие по востоку и северу страны, и вот в сопровождении мистера Демпстера, снова ставшего их гувернером, и двух слуг они отбыли в Нью-Йорк, а оттуда по прекрасному Гудзону добрались до Олбани, где их принимали самые видные семьи колонии, а затем посетили французские провинции, где встретили самый радушный прием благодаря лестным рекомендательным письмам. Гарри ходил на охоту с индейцами, добывал меха и стрелял медведей, а Джордж, никогда не любивший подобных развлечений и к тому же еще не совсем оправившийся после своей болезни, стал любимцем французских дам, которые редко встречали молодых англичан, столь бегло говоривших по-французски. И Джордж так усовершенствовался в произношении, что теперь легко мог бы сойти за француза. Все соглашались, что он настоящий красавец. Менуэт он танцевал с чрезвычайным изяществом. Он сразу же запоминал модные песни и романсы, только что привезенные из Франции, и превосходно играл их на скрипке - и не пел лишь потому, что как раз в это время у него ломался голос, переходя из дисканта в бас; в довершение всего, к величайшей зависти бедняги Гарри, как раз тогда отправившегося на медвежью охоту, он дрался на дуэли с юным прапорщиком Овернского полка шевалье де ла Жаботьером, которому проколол плечо, после чего они поклялись в вечной дружбе. Мадам де Муши, супруга суперинтенданта, сказала, что счастлива пять, имеющая такого сына, н написала госпоже Эсмонд весьма малое письмо, восхваляя поведение мистера Джорджа. Боюсь, мистер Уитфилд был бы не слишком доволен, знай он, в какой восторг привела вдову доблесть Джорджа,
Когда по истечении десяти восхитительных месяцев близнецы вернулись домой, их мать была поражена, увидев, насколько они выросли и повзрослели. Особенно вытянулся Джордж - он был теперь одного роста со своим младшим братом. Когда они пудрили волосы, их невозможно было отличить друг от друга, но простота деревенского обихода позволяла пренебрегать этой сложной процедурой, и наша юные джентльмены обычно не прибегали к пудре, а только подвязывали лентой свои волосы - Джордж иссиня-черные, а Гарри белокурые.
Читатель, по доброте своей ознакомившийся с первыми страницами безыскусственной биографии мистера Джорджа Эсмонда, несомненно, заметил, что этот молодой человек был по натуре ревнив и мятежен, великодушен, кроток и не способен на ложь; однако, слишком благородный, чтобы мстить, он тем не менее не умел забывать причиненные ему обиды. Отправляясь путешествовать, Джордж не питал особо добрых чувств к некоему достойному джентльмену, чье имя впоследствии стало одним из самых знаменитых в мире; и когда он вернулся, его мнение о друге его матери я деда ни на йоту не изменилось. Мистер Вашингтон, в то время едва достигший совершеннолетия, казался, да и ощущал себя много старше своего возраста. Его поведение неизменно отличалось необычайной простотой и серьезностью - он с самых юных лет управлял делами своей матери и всей семьи и пользовался среди соседей-помещиков уважением, какое нелегко было бы заслужить человеку и вдвое старше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54