Это правда. Спасибо…
“Все изменилось в один день, Дэн. В один день. В тот самый день, когда твой отец открыл эффект “зеркала”. Тогда все и кончилось. И началось совсем другое”.
Уокер оперся руками о подлокотники кресла и наклонился к камере. Его лицо опять заняло весь экран монитора.
“Он создал принципиально новый вид оружия, Дэн. Оружие защиты. Абсолютной защиты. Не обоюдоострое: с ним нельзя нападать, можно только защищаться.
Представь себе: ты несешься по пустому шоссе с максимальной скоростью, на какую только способен твой автомобиль. И вдруг в десяти метрах впереди как из-под земли вырастает огромное зеркало. И в нем ты видишь авто, несущееся навстречу с бешеной скоростью. Ты уже не имеешь возможности уйти от столкновения и лишь изо всех сил жмешь на тормоз. Но поздно: встречная машина врезается в тебя…
Это твоя машина, Дэн. И бледное искаженное предсмертным ужасом лицо водителя в ней – твое…
Ты не успеваешь осознать обман с отражением. И только когда град осколков бьет по ветровому стеклу и по крыше автомобиля, а перед тобой снова простирается бесконечная ровная полоса шоссе, ты облегченно обмякаешь на сиденьи.
Представил? А теперь представь, что зеркало на дороге – не зеркало вовсе, а в о р о т а в зазеркалье. Дыра в пространство, которое трудно даже назвать параллельным. Оно не параллельно, оно зеркально-симметрично пространству твоего мира. Оно идентично нашему пространству – ровно настолько, насколько может быть идентично зеркальное отражение. И оно реально. Ты понял? Оно реально. Оно создано – или открыто, мы с Дэниелем так и не разобрались – работой генератора, который изобрел твой отец!”
Уокер откинулся на спинку кресла:
“А раз так, то ты сталкиваешься сам с собой. И превращаешься в лепешку. Разбиваешься о собственное отражение или о самого себя – понимай как хочешь. Но факт остается фактом: ты – труп.
Ты, конечно, понимаешь, какой прорыв в деле обороны Земли от инопланетных вторжений означало создание “зеркала” Рочерса. Его генератор оказался чрезвычайно компактным устройством и мог быть установлен на звездолетах любого класса. При этом площадь разворачиваемых им “ворот” не ограничивалась ничем, кроме воли оператора, задающего линейные размеры “отражения”.
В принципе, “зеркало” можно разворачивать не только перед кораблем пришельцев – перед планетой, несущейся по орбите. Например, перед Землей, ее линейная скорость движения вокруг Солнца, как ты знаешь, 30 километров в секунду. Что будет, если в Землю врежется встречная Земля?…
Я погорячился, Дэн, назвав “зеркало” Рочерса оружием абсолютной защиты. С ним можно нападать. Уничтожать, например, чужие планеты. Да что планеты – целые звездные системы!
Впрочем, дело было не в этом – не в создании оружия, не в открытии Рочерса. Дело было в самом Рочерсе, в твоем отце.
О его открытии и генераторе знали лишь два человека в мире: он и я, его самый близкий друг, коллега и помощник. И он навсегда ограничил круг посвященных этими двумя людьми. Он не захотел обнародовать свое открытие, хотя этот шаг обеспечил бы ему и славу, и богатство, и… Ну, ты знаешь, Дэн, что делают слава и деньги в нашем мире…
Да, он не захотел иметь все это. И не потому, что был гуманистом и не желал отдавать супероружие в руки военных. Не потому, что был апологетом какой-нибудь философской идеи или адептом некоего религиозного учения. Нет. Он был ученым. Исследователем. Первооткрывателем. Ментальным путешественником. До мозга костей. И тогда, когда судьба вывела его на новый виток пути познания, дала в руки инструмент – гениальный, неведомый доселе принцип пространственнызх преобразований, заложенный им в “зеркальный” генератор, – он взалкал одного: узнать больше.
С того момента это стало самой сильной доминантой в его жизни – узнать больше. И ничто иное не могло возобладать над этим, Дэнни, – ты должен понять и простить его – ни долг профессионала, ни долг семьянина, ни долг отца, ни любовь к твоей матери, ни любовь к тебе”.
Уокер сделал выразительную паузу и требовательно заглянул мне в глаза. Я не отвел взгляд.
– Я понимаю, дядя Уокер. Я давно это понял.
Хмель выветривался из моей головы со страшной силой.
“Его заворожила одна идея – п р о н и к н у т ь в то пространство, которое открывало “зеркало” генератора. Тот мир, та Вселенная – живая, реальная, до которой в буквальном смысле можно было дотронуться рукой, – втягивала его в себя, приковывала его взгляд и разум к тайне своего бытия. Сколько раз я наблюдал, как он подходил к “зеркалу”, тайно развернутому в ночной лаборатории, и смыкал ладони с ладонями Рочерса-второго из Зазеркалья. И смотрел ему в глаза. И что-то шептал – вопросительно, горячо, страстно. А потом отворачивался от “зеркала” и бросался к рабочему столу, к аппаратуре, ко мне:
– Работать, Джеймс, работать! Нужно проверить вот что!..
Я все время был с ним. Он заворожил меня так же, как его заворожило “зеркало”. Я, намного более беспечный, чем он; я, не обремененный гениальностью и сопутствующей ей сверхмотивацией к работе; я – стал его тенью. И – Дэнни, ты слышишь меня, мальчик? – ничто в целом мире не могло отвлечь меня от этой роли.
Я схватывал его идеи на лету. Не мог, не имел такой способности генерировать их сам, но схватывал на лету. И шел сразу за ним, след в след. Я понимал его с полуслова. И когда он оборачивался, чтобы опереться, получить помощь, я был рядом.
Мы работали, не покладая рук. Ты, наверно, помнишь тот период, когда отец почти перестал появляться дома. Я уж не говорю о том, что прекратились – иногда мне кажется, что я никогда себе этого не прощу! – наши воскресные вечеринки… Помнишь фейерверки в саду? Помнишь голографический лабиринт вокруг твоего дома, Дэнни? Вы с мамой тогда заблудились в нем, а мы с Дэниелем никак не могли вас найти, и пришлось выключить развертку…”
Дядя Уокер закрыл лицо ладонями и несколько секунд просидел молча и неподвижно. Потом опустил руки и открыто посмотрел на меня. Глаза его были сухи и печальны.
“Ты знаешь, Дэн, я не имел своей семьи. После того, как умерли родители, жил один. Причин этому несколько: и мой суховатый характер, и особенности профессии, и…
В юности я стал главным действующим лицом в одной любовной интермедии под названием “Простая история необъяснимого обмана”. Эта роль разбила мне сердце и сформировала весьма специфическое отношение и к любви, и к женщинам, и к семье… Умом я понимал, что мой взгляд ошибочен, но с сердцем своим ничего поделать не мог. Оно не верило в личное счастье.
Возможно, однажды я бы сумел преодолеть свое заблуждение, если бы судьба улыбнулась мне. Но спустя несколько лет уже другая история – с другой женщиной, в другом антураже – не изменила фабуле первой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
“Все изменилось в один день, Дэн. В один день. В тот самый день, когда твой отец открыл эффект “зеркала”. Тогда все и кончилось. И началось совсем другое”.
Уокер оперся руками о подлокотники кресла и наклонился к камере. Его лицо опять заняло весь экран монитора.
“Он создал принципиально новый вид оружия, Дэн. Оружие защиты. Абсолютной защиты. Не обоюдоострое: с ним нельзя нападать, можно только защищаться.
Представь себе: ты несешься по пустому шоссе с максимальной скоростью, на какую только способен твой автомобиль. И вдруг в десяти метрах впереди как из-под земли вырастает огромное зеркало. И в нем ты видишь авто, несущееся навстречу с бешеной скоростью. Ты уже не имеешь возможности уйти от столкновения и лишь изо всех сил жмешь на тормоз. Но поздно: встречная машина врезается в тебя…
Это твоя машина, Дэн. И бледное искаженное предсмертным ужасом лицо водителя в ней – твое…
Ты не успеваешь осознать обман с отражением. И только когда град осколков бьет по ветровому стеклу и по крыше автомобиля, а перед тобой снова простирается бесконечная ровная полоса шоссе, ты облегченно обмякаешь на сиденьи.
Представил? А теперь представь, что зеркало на дороге – не зеркало вовсе, а в о р о т а в зазеркалье. Дыра в пространство, которое трудно даже назвать параллельным. Оно не параллельно, оно зеркально-симметрично пространству твоего мира. Оно идентично нашему пространству – ровно настолько, насколько может быть идентично зеркальное отражение. И оно реально. Ты понял? Оно реально. Оно создано – или открыто, мы с Дэниелем так и не разобрались – работой генератора, который изобрел твой отец!”
Уокер откинулся на спинку кресла:
“А раз так, то ты сталкиваешься сам с собой. И превращаешься в лепешку. Разбиваешься о собственное отражение или о самого себя – понимай как хочешь. Но факт остается фактом: ты – труп.
Ты, конечно, понимаешь, какой прорыв в деле обороны Земли от инопланетных вторжений означало создание “зеркала” Рочерса. Его генератор оказался чрезвычайно компактным устройством и мог быть установлен на звездолетах любого класса. При этом площадь разворачиваемых им “ворот” не ограничивалась ничем, кроме воли оператора, задающего линейные размеры “отражения”.
В принципе, “зеркало” можно разворачивать не только перед кораблем пришельцев – перед планетой, несущейся по орбите. Например, перед Землей, ее линейная скорость движения вокруг Солнца, как ты знаешь, 30 километров в секунду. Что будет, если в Землю врежется встречная Земля?…
Я погорячился, Дэн, назвав “зеркало” Рочерса оружием абсолютной защиты. С ним можно нападать. Уничтожать, например, чужие планеты. Да что планеты – целые звездные системы!
Впрочем, дело было не в этом – не в создании оружия, не в открытии Рочерса. Дело было в самом Рочерсе, в твоем отце.
О его открытии и генераторе знали лишь два человека в мире: он и я, его самый близкий друг, коллега и помощник. И он навсегда ограничил круг посвященных этими двумя людьми. Он не захотел обнародовать свое открытие, хотя этот шаг обеспечил бы ему и славу, и богатство, и… Ну, ты знаешь, Дэн, что делают слава и деньги в нашем мире…
Да, он не захотел иметь все это. И не потому, что был гуманистом и не желал отдавать супероружие в руки военных. Не потому, что был апологетом какой-нибудь философской идеи или адептом некоего религиозного учения. Нет. Он был ученым. Исследователем. Первооткрывателем. Ментальным путешественником. До мозга костей. И тогда, когда судьба вывела его на новый виток пути познания, дала в руки инструмент – гениальный, неведомый доселе принцип пространственнызх преобразований, заложенный им в “зеркальный” генератор, – он взалкал одного: узнать больше.
С того момента это стало самой сильной доминантой в его жизни – узнать больше. И ничто иное не могло возобладать над этим, Дэнни, – ты должен понять и простить его – ни долг профессионала, ни долг семьянина, ни долг отца, ни любовь к твоей матери, ни любовь к тебе”.
Уокер сделал выразительную паузу и требовательно заглянул мне в глаза. Я не отвел взгляд.
– Я понимаю, дядя Уокер. Я давно это понял.
Хмель выветривался из моей головы со страшной силой.
“Его заворожила одна идея – п р о н и к н у т ь в то пространство, которое открывало “зеркало” генератора. Тот мир, та Вселенная – живая, реальная, до которой в буквальном смысле можно было дотронуться рукой, – втягивала его в себя, приковывала его взгляд и разум к тайне своего бытия. Сколько раз я наблюдал, как он подходил к “зеркалу”, тайно развернутому в ночной лаборатории, и смыкал ладони с ладонями Рочерса-второго из Зазеркалья. И смотрел ему в глаза. И что-то шептал – вопросительно, горячо, страстно. А потом отворачивался от “зеркала” и бросался к рабочему столу, к аппаратуре, ко мне:
– Работать, Джеймс, работать! Нужно проверить вот что!..
Я все время был с ним. Он заворожил меня так же, как его заворожило “зеркало”. Я, намного более беспечный, чем он; я, не обремененный гениальностью и сопутствующей ей сверхмотивацией к работе; я – стал его тенью. И – Дэнни, ты слышишь меня, мальчик? – ничто в целом мире не могло отвлечь меня от этой роли.
Я схватывал его идеи на лету. Не мог, не имел такой способности генерировать их сам, но схватывал на лету. И шел сразу за ним, след в след. Я понимал его с полуслова. И когда он оборачивался, чтобы опереться, получить помощь, я был рядом.
Мы работали, не покладая рук. Ты, наверно, помнишь тот период, когда отец почти перестал появляться дома. Я уж не говорю о том, что прекратились – иногда мне кажется, что я никогда себе этого не прощу! – наши воскресные вечеринки… Помнишь фейерверки в саду? Помнишь голографический лабиринт вокруг твоего дома, Дэнни? Вы с мамой тогда заблудились в нем, а мы с Дэниелем никак не могли вас найти, и пришлось выключить развертку…”
Дядя Уокер закрыл лицо ладонями и несколько секунд просидел молча и неподвижно. Потом опустил руки и открыто посмотрел на меня. Глаза его были сухи и печальны.
“Ты знаешь, Дэн, я не имел своей семьи. После того, как умерли родители, жил один. Причин этому несколько: и мой суховатый характер, и особенности профессии, и…
В юности я стал главным действующим лицом в одной любовной интермедии под названием “Простая история необъяснимого обмана”. Эта роль разбила мне сердце и сформировала весьма специфическое отношение и к любви, и к женщинам, и к семье… Умом я понимал, что мой взгляд ошибочен, но с сердцем своим ничего поделать не мог. Оно не верило в личное счастье.
Возможно, однажды я бы сумел преодолеть свое заблуждение, если бы судьба улыбнулась мне. Но спустя несколько лет уже другая история – с другой женщиной, в другом антураже – не изменила фабуле первой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92