Аня же стукнула этого дурня аррантопоклонника по макушке совком для раскопки земли, и сектант повалился на траву.
– Чтоб вас всех!.. – пробормотал я и упал на колени от отчаянного приступа головокружения…
Человеческая плоть была только оболочкой, только убежищем до той поры, пока он не почувствует, что его силы восстановились. Молекулярная жизнь несовершенна и хрупка. Его сущность даггона гораздо совершеннее и прочнее, но даже ОН, Зог'гайр, нуждается в убежище после стольких тысячелетийнебытия. ОН мог почувствовать, что его телесная оболочка повреждена, что она нуждается в восстановлении и питании воздушной средой. Молекулами кислорода. Все-таки как просто уничтожить эту плоть: немного времени без доступа к примитивным молекулам газа, и все кончено.
Все кончено.
– Остановитесь, идиоты! Да что же это такое, болваны!
Этот крик заставил меня быстро сориентироваться в пространстве и поднять голову. По моей щеке текла кровь, я смахнул ее кончиками пальцев и окинул взглядом поле битвы. Собственно, все уже закончилось. Несмотря на значительное численное преимущество, сектанты были не особо крепки в драке, что с блеском доказал им Гендаль Эрккин. В каждой руке он держал по одному «балахонному» типу и, задумчиво глядя на них, время от времени ударял лбами. У его ног валялись еще трое, а четвертый, стоя на четвереньках, меланхолично выплевывал изо рта на траву обломки зубов.
– Остановитесь!
Кричал Олег Павлович. Он тоже принял посильное участие в свалке, и красноречивым тому свидетельством была лопатка с обломившимся черенком, а также внушительный кровоподтек на благообразной физиономии ученого историка. Кроме того, с плеча свисал оборванный рукав рубашки. Мало кто признал бы сейчас известного ученого в этом растрепанном, взъерошенном человеке с обломанной лопаткой, на черенке которой, кажется, виднелось что-то красное. Ах да! Кровь. Зиймалльская кровь, гораздо более густая и темная, чем у аррантов. Но, как оказалось, кричал Табачников совершенно по иному поводу.
Один из сектантов, тот самый, узколицый, что навернулся через выставленную ногу Гендаля Эрккина, – лежал в болотной жиже. Его ноги были раскинуты на твердой береговой почве, зато голова ушла в трясину, и не было видно даже плеч. Верхняя часть тела почти полностью увязла в болоте. Зеленовато-бурая вязкая жижа вокруг него пузырилась, издавала противные булькающие звуки, и потревоженная трясина выпускала запахи гнилой тины и еще чего-то мерзкого, сероводородного, тошнотворного…
– Вот вы чего добились, бараны! – орал .Табачников. – Вытащите… вытащите его оттуда!.. Э-э, дурни!
Он шагнул к телу задохнувшегося в болоте человека и, взяв его за ноги, потянул на себя. Не тут-то было!.. Трясина не желала выпускать голову и плечи погибшего из своих вонючих объятий. Табачников потянул сильнее. Почва под его ногами угрожающе зачавкала, подошвы стали уходить в топкий, предательски зыблющийся берег.
– Что за черт?
– Палыч, давай я тебе подсоблю, – подскочил Гендаль Эрккин, выпустив из рук обоих подопечных, которых он стукал лбами. Те осели на траву. Физиономии их представляли один сплошной кровоподтек, на грудь стекали красные слюни и тонкие струйки крови. Помимо Гендаля, никто не взялся помогать руководителю археологической партии. Оба его ассистента были сами изрядно помяты в свалке (один валялся без чувств с раскроенной головой), Аня тяжело переводила дыхание, а я… Я тоже оказался не в лучшей форме, как мне ясно дали понять. Кот Мех, мой отважный хвостатый защитник, подбежал и стал с мурлыканьем тереться о мои колени, перепачканные в траве и еще чем-то бурым и липким.
– Палыч, что-то он крепко завяз, – переходя на аррантский, продолжал Гендаль Эрккин, – давай тянуть его на счет. Нараз-два. Ррраз!..
Один крепко взялся за левую ногу, второй – за правую; Пес поосновательнее уперся левой ногой в прибрежный камень…
– Дввва!..
Гендаль Эрккин рванул так, что несчастный бедолага, захлебнувшийся в болоте, должен был вылететь из вязкой жижи, как корнеплод из рыхлой, хорошо удобренной храмовниками почвы. Да и Олег Павлович потянул изо всех сил, кровь прилила к его лицу… Раздался какой-то треск, и в то же мгновение Аня, которая находилась ближе к погибшему, чем я, повернулась ко мне с совершенно белым лицом и каким-то безжизненным затемнением в бархатных глазах… и осела на траву рядом со мной. Я глянул поверх ее плеча…
Да-а! Табачникову и Эрккину удалось вытянуть утопленника из трясины, но частично. Его тело разорвалось точно в районе поясницы, но из громадной свежей раны не вылилось ни капли крови.
Даже на массивном лице Эрккина появилось что-то вроде смятения. Его изуродованная щека несколько раз дернулась, что неопровержимо свидетельствовало об эмоциях, которые иногда перетряхивают и эту каменную натуру. Что уж говорить о живом, ртутном Олеге Павловиче Табачникове? Он выпустил босую ногу человека, тело которого только что лопнуло, как гнилая бечевка. Кто-то сдавленно простонал от ужаса. Трясина издала громкий булькающий звук, несколько гнилых водяных пузырей поднялись на поверхность, и тотчас же верхняя половина тела утопленника ушла в зловонную топь. Табачников машинально выдрал стебель камыша и подрагивающими нервными пальцами стал отламывать от него кусок за куском. Его губы плясали. Наконец он выговорил:
– Так… Вот. И что это?
Гендаль Эрккин уже пришел в себя:
– Эге, вот это да! Ну что, Палыч, замер? Не мы это, не мы! Не знаю, что там у него внутри было, но вот только я тебе точно скажу: человеческое тело очень крепко на разрыв, я-то хорошо знаю. Если бы наши с тобой силы удесятерить, то и тогда не смогли бы разорвать его по пояснице. Скорее бы уж ноги лопнули в лодыжках и вышли из суставов…
– Дядя Гендаль! – выдохнула Аня.
– …но чтобы позвоночник, спинные мышцы пошли на разрыв – это что-то из разряда фантастики, – закончил Пес.
– Мы сами с тобой, Эрккин, из разряда фантастики, – тихо сказал я и поднялся. – Вот сейчас, в данный момент… мне вдруг показалось, что теперь может стать реальностью все, что угодно.
– Это потому, что вы покусились на священное место, которое охраняют высшие силы!.. – выкрикнул один из валяющихся на траве горе-бойцов в балахонах. Наверно, кто-то из тех, кто сохранил достаточно зубов после тесного общения с кулаками, ногами и локтями Гендаля Эрккина, свирепого гвелльского Пса. Между тем Табачников тоже пришел в себя. Он наклонился к останкам несчастного сектанта, с мертвым телом которого произошли такие необъяснимые метаморфозы, и принялся внимательно рассматривать его сначала невооружейным взглядом, потом при помощи увеличительного стекла…
– В общем так, друзья мои, – наконец сказал он, в то время как участники схватки медленно приходили в себя, – честно говоря, я могу только примкнуть к товарищу бретт-эмиссару.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116
– Чтоб вас всех!.. – пробормотал я и упал на колени от отчаянного приступа головокружения…
Человеческая плоть была только оболочкой, только убежищем до той поры, пока он не почувствует, что его силы восстановились. Молекулярная жизнь несовершенна и хрупка. Его сущность даггона гораздо совершеннее и прочнее, но даже ОН, Зог'гайр, нуждается в убежище после стольких тысячелетийнебытия. ОН мог почувствовать, что его телесная оболочка повреждена, что она нуждается в восстановлении и питании воздушной средой. Молекулами кислорода. Все-таки как просто уничтожить эту плоть: немного времени без доступа к примитивным молекулам газа, и все кончено.
Все кончено.
– Остановитесь, идиоты! Да что же это такое, болваны!
Этот крик заставил меня быстро сориентироваться в пространстве и поднять голову. По моей щеке текла кровь, я смахнул ее кончиками пальцев и окинул взглядом поле битвы. Собственно, все уже закончилось. Несмотря на значительное численное преимущество, сектанты были не особо крепки в драке, что с блеском доказал им Гендаль Эрккин. В каждой руке он держал по одному «балахонному» типу и, задумчиво глядя на них, время от времени ударял лбами. У его ног валялись еще трое, а четвертый, стоя на четвереньках, меланхолично выплевывал изо рта на траву обломки зубов.
– Остановитесь!
Кричал Олег Павлович. Он тоже принял посильное участие в свалке, и красноречивым тому свидетельством была лопатка с обломившимся черенком, а также внушительный кровоподтек на благообразной физиономии ученого историка. Кроме того, с плеча свисал оборванный рукав рубашки. Мало кто признал бы сейчас известного ученого в этом растрепанном, взъерошенном человеке с обломанной лопаткой, на черенке которой, кажется, виднелось что-то красное. Ах да! Кровь. Зиймалльская кровь, гораздо более густая и темная, чем у аррантов. Но, как оказалось, кричал Табачников совершенно по иному поводу.
Один из сектантов, тот самый, узколицый, что навернулся через выставленную ногу Гендаля Эрккина, – лежал в болотной жиже. Его ноги были раскинуты на твердой береговой почве, зато голова ушла в трясину, и не было видно даже плеч. Верхняя часть тела почти полностью увязла в болоте. Зеленовато-бурая вязкая жижа вокруг него пузырилась, издавала противные булькающие звуки, и потревоженная трясина выпускала запахи гнилой тины и еще чего-то мерзкого, сероводородного, тошнотворного…
– Вот вы чего добились, бараны! – орал .Табачников. – Вытащите… вытащите его оттуда!.. Э-э, дурни!
Он шагнул к телу задохнувшегося в болоте человека и, взяв его за ноги, потянул на себя. Не тут-то было!.. Трясина не желала выпускать голову и плечи погибшего из своих вонючих объятий. Табачников потянул сильнее. Почва под его ногами угрожающе зачавкала, подошвы стали уходить в топкий, предательски зыблющийся берег.
– Что за черт?
– Палыч, давай я тебе подсоблю, – подскочил Гендаль Эрккин, выпустив из рук обоих подопечных, которых он стукал лбами. Те осели на траву. Физиономии их представляли один сплошной кровоподтек, на грудь стекали красные слюни и тонкие струйки крови. Помимо Гендаля, никто не взялся помогать руководителю археологической партии. Оба его ассистента были сами изрядно помяты в свалке (один валялся без чувств с раскроенной головой), Аня тяжело переводила дыхание, а я… Я тоже оказался не в лучшей форме, как мне ясно дали понять. Кот Мех, мой отважный хвостатый защитник, подбежал и стал с мурлыканьем тереться о мои колени, перепачканные в траве и еще чем-то бурым и липким.
– Палыч, что-то он крепко завяз, – переходя на аррантский, продолжал Гендаль Эрккин, – давай тянуть его на счет. Нараз-два. Ррраз!..
Один крепко взялся за левую ногу, второй – за правую; Пес поосновательнее уперся левой ногой в прибрежный камень…
– Дввва!..
Гендаль Эрккин рванул так, что несчастный бедолага, захлебнувшийся в болоте, должен был вылететь из вязкой жижи, как корнеплод из рыхлой, хорошо удобренной храмовниками почвы. Да и Олег Павлович потянул изо всех сил, кровь прилила к его лицу… Раздался какой-то треск, и в то же мгновение Аня, которая находилась ближе к погибшему, чем я, повернулась ко мне с совершенно белым лицом и каким-то безжизненным затемнением в бархатных глазах… и осела на траву рядом со мной. Я глянул поверх ее плеча…
Да-а! Табачникову и Эрккину удалось вытянуть утопленника из трясины, но частично. Его тело разорвалось точно в районе поясницы, но из громадной свежей раны не вылилось ни капли крови.
Даже на массивном лице Эрккина появилось что-то вроде смятения. Его изуродованная щека несколько раз дернулась, что неопровержимо свидетельствовало об эмоциях, которые иногда перетряхивают и эту каменную натуру. Что уж говорить о живом, ртутном Олеге Павловиче Табачникове? Он выпустил босую ногу человека, тело которого только что лопнуло, как гнилая бечевка. Кто-то сдавленно простонал от ужаса. Трясина издала громкий булькающий звук, несколько гнилых водяных пузырей поднялись на поверхность, и тотчас же верхняя половина тела утопленника ушла в зловонную топь. Табачников машинально выдрал стебель камыша и подрагивающими нервными пальцами стал отламывать от него кусок за куском. Его губы плясали. Наконец он выговорил:
– Так… Вот. И что это?
Гендаль Эрккин уже пришел в себя:
– Эге, вот это да! Ну что, Палыч, замер? Не мы это, не мы! Не знаю, что там у него внутри было, но вот только я тебе точно скажу: человеческое тело очень крепко на разрыв, я-то хорошо знаю. Если бы наши с тобой силы удесятерить, то и тогда не смогли бы разорвать его по пояснице. Скорее бы уж ноги лопнули в лодыжках и вышли из суставов…
– Дядя Гендаль! – выдохнула Аня.
– …но чтобы позвоночник, спинные мышцы пошли на разрыв – это что-то из разряда фантастики, – закончил Пес.
– Мы сами с тобой, Эрккин, из разряда фантастики, – тихо сказал я и поднялся. – Вот сейчас, в данный момент… мне вдруг показалось, что теперь может стать реальностью все, что угодно.
– Это потому, что вы покусились на священное место, которое охраняют высшие силы!.. – выкрикнул один из валяющихся на траве горе-бойцов в балахонах. Наверно, кто-то из тех, кто сохранил достаточно зубов после тесного общения с кулаками, ногами и локтями Гендаля Эрккина, свирепого гвелльского Пса. Между тем Табачников тоже пришел в себя. Он наклонился к останкам несчастного сектанта, с мертвым телом которого произошли такие необъяснимые метаморфозы, и принялся внимательно рассматривать его сначала невооружейным взглядом, потом при помощи увеличительного стекла…
– В общем так, друзья мои, – наконец сказал он, в то время как участники схватки медленно приходили в себя, – честно говоря, я могу только примкнуть к товарищу бретт-эмиссару.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116