На иврите, который хоть и является древним языком, но отнюдь не семи тысяч лет от роду же!.. У Афанасьева подпрыгнуло сердце. Значит, кто-то уцелел? И они не одиноки на этой вычищенной от культуры планете? Колян Ковалев высунул из машины свое отнюдь не израильское лицо, и девушка, едва успев бросить на него один лишь взгляд, тотчас же перешла на русский:
– Я так понимаю, вы не местные?
– А ты почем знаешь, красавица, что мы не местные, да еще из России? – подозрительно осведомился Колян Ковалев.
Из машины уже выпрыгнул Афанасьев, а вслед за ним неожиданно появился старый Вотан, редко демонстрирующий подобную прыть (не считая ставшего уже притчей во языцех случая с тигром и козлом Тангрисниром).
– А на твоем лице написано! – сказала она.
Девушка была очень миловидна, выше среднего роста, с тонкими чертами лица, короткими темными волосами и темными же глазами слегка миндалевидного разреза. Ее не портил даже характерный носик, а фигурка и вовсе была очаровательна. Колян, у которого по понятным причинам уже пару недель не было женщины, тотчас же оценил это и принял к сведению.
– Я смотрю, едет машина, – сказала девушка, – а тут в последнее время никто, кроме как пешком и вприпрыжку, не передвигается. До сих пор не пойму, что за напасть такая! Правда, старый Аарон Исаевич, хлебнув вина, обычно говаривал, что на носу конец света, но вы бы видели нос Аарона Исаевича!!! Думали, что если конец на кончике такого носа, то можно смело глядеть в будущее – на наш век хватит! Оказалось, что не хватило… И ведь… и ведь как всё точно описано!
– Где, в газетах? – спросил Колян.
– Дурак! В каких газетах? Ты что, не читал?..
– Да что, что не читал? – В глазах девушки вспыхнул глубокий, мрачный огонь, голос сгустился до низкого, глухого контральто, когда она произнесла, облизнув губы:
– Откровение Иоанна Богослова.
– Ага, – вмешался Афанасьев, – значит, у тебя простое объяснение всему этому запустению? Апокалипсис? Интересно. Тебя как зовут?
– Ксения, – ответила та.
«Так, – немедленно отпечаталось в мозгу Жени Афанасьева практически помимо его воли, – Ксения в переводе с греческого означает „чужая“. Если вообще сейчас актуальны какие-то упоминания о древнегреческом, которого еще НЕ БЫЛО и быть не могло!..»
– Ксения.
– Николай Алексеевич Ковалев, – почему-то полным ФИО представился Колян и махнул рукой, – а это мои друзья.
– Странные у тебя друзья.
Колян невольно обернулся, проследив направление взгляда Ксюши. Там мрачной тенью застыл старый Вотан, кутавшийся в свой неизменный голубой плащ. Взгляд единственного глаза старейшего из дионов пристально впивался в Ксению, и если аналогичные нескромные взгляды Коляна можно было объяснить всего лишь длительным воздержанием, то у старого подозрительного экс-божества, верно, были более глубокие причины для такого, с позволения сказать, сканирования личности израильтянки. Когда он услышал последнюю фразу, то выступил вперед и, взмахнув здоровенной пятерней, воскликнул:
– Берегитесь услады для глаз ваших, ничтожные!
– Кажется, наш почтенный друг рекомендует тебе, Колян, не очень сильно пялиться на эту даму, – расшифровал дотошный Пелисье.
– Я понимаю, – заговорила Ксения, – что вы меня не знаете, однако не думаете же вы, что я нарочно…
– Молчи!!! Это сплошь ложь и коварство! – перебивая ее и невольно попав в рифму, завопил мудрый Вотан и сверкнул своим единственным оком, наливавшимся кровью. – Сия девица, клянусь источником великана Мимира, суть порождение хитрого Лориера-Локи, а то и он сам!!
Колян Ковалев оглядел Ксению, ее, вне всякого сомнения, женские формы, округлые и весьма привлекательные для мужского глаза. Даже для такого замыленного на девичьих прелестях глаза, как у Коляна Ковалева, известного бабника.
– Погоди, – недоумевающе сказал Колян. – Но Лориер, то есть Локи… в общем, тот рыжий тип без левого клыка и с противным голосом… который теперь как бы владыка мира… он, как бы – мужик. А это… она, в общем – баба натуральная.
Он даже протянул руку, чтобы потрогать Ксению за грудь и удостовериться в подлинности упомянутого органа, однако та споро шлепнула парня по руке и отскочила. Это еще больше убедило Вотана во вражеской природе израильтянки.
– Хитер супостат, – заявил он. – Хоть и стар я, но не потерял разум и память. Помню, как Локи, обратившись кобылой, породил восьминогого коня Слейпнира от жеребца Свадильфари! На сем Слейпнире ездил я в пору моей молодости и молодости сего мира! Понял ли ты, человече? Сумел Лориер обратиться в кобылу, а в эту презренную женщину и подавно совладает обернуться!
Девушка, кажется, обиделась.
– Это кто презренная, ты, старикан! – дерзко бросила она Вотану. – А за кобылу ответишь, а? Моему папе, Израилю Соломоновичу, однажды какие-то антисемиты сломали ногу, а ведь он только и сказал, что девушка одного из этих глупых гоев похожа на Эдит Пиаф! Правда, они думали, что это такое ругательство…
– Брэк, брэк! – закричал Афанасьев. – Мудрый Вотан, если эта девушка принадлежит к инферналам, то есть к племени нашего замечательного друга и соратника Астарота Вельзевуловича Добродеева, так мы ее в два счета проверим.
– Как? – насупился Вотан.
– Да есть у меня одна методика. Я по ней огонь добывал, когда спичек не было. Всё очень просто. – Афанасьев приблизился к Ксении, рассматривающей его с растущим недоумением, и вдруг крепко схватил ее за запястье. Она попыталась вырваться, однако левой рукой Афанасьев крепко держал ее, а правой осенил Ксению крестом раз, другой и третий и выговорил несколько фраз из молитвы «Отче наш», а закончил суровым: – «…И не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить; а бойтесь более того, кто может и душу, и тело погубить в геенне».
Неискушенные в тонкостях христианской обрядовости дионы смотрели с видимым любопытством. Колян же Ковалев коротко хохотнул:
– А-а, помню! Обычно от таких Жениных штучек у Вельзевулыча случалось маленькое извержение Везувия – из носа шел дым, из ушей огонь, или там наоборот, уж не припомню.
– Вроде всё чисто, – проговорил Афанасьев, отпуская руку Ксении. Та начала растирать запястье, а Вотан сказал в своей манере – замысловато, но убедительно и безапелляционно:
– Не могу сказать, что убедил ты меня, человек, однако же мы много времени вместе, прошли через труды и горести, и будет немудро с моей стороны отринуть твои поползновения распознать в этой девице врага.
– Да и на том спасибо, – прошептал Афанасьев. – Ну ладно, Ксения, если уж ты не против нас, то садись в машину. Только не к Коляну и не к Вотану Боровичу, а то один к тебе, кажется, сразу воспылал, а второй наоборот. Держись меня – целее будешь.
– А за себя-то не боишься?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
– Я так понимаю, вы не местные?
– А ты почем знаешь, красавица, что мы не местные, да еще из России? – подозрительно осведомился Колян Ковалев.
Из машины уже выпрыгнул Афанасьев, а вслед за ним неожиданно появился старый Вотан, редко демонстрирующий подобную прыть (не считая ставшего уже притчей во языцех случая с тигром и козлом Тангрисниром).
– А на твоем лице написано! – сказала она.
Девушка была очень миловидна, выше среднего роста, с тонкими чертами лица, короткими темными волосами и темными же глазами слегка миндалевидного разреза. Ее не портил даже характерный носик, а фигурка и вовсе была очаровательна. Колян, у которого по понятным причинам уже пару недель не было женщины, тотчас же оценил это и принял к сведению.
– Я смотрю, едет машина, – сказала девушка, – а тут в последнее время никто, кроме как пешком и вприпрыжку, не передвигается. До сих пор не пойму, что за напасть такая! Правда, старый Аарон Исаевич, хлебнув вина, обычно говаривал, что на носу конец света, но вы бы видели нос Аарона Исаевича!!! Думали, что если конец на кончике такого носа, то можно смело глядеть в будущее – на наш век хватит! Оказалось, что не хватило… И ведь… и ведь как всё точно описано!
– Где, в газетах? – спросил Колян.
– Дурак! В каких газетах? Ты что, не читал?..
– Да что, что не читал? – В глазах девушки вспыхнул глубокий, мрачный огонь, голос сгустился до низкого, глухого контральто, когда она произнесла, облизнув губы:
– Откровение Иоанна Богослова.
– Ага, – вмешался Афанасьев, – значит, у тебя простое объяснение всему этому запустению? Апокалипсис? Интересно. Тебя как зовут?
– Ксения, – ответила та.
«Так, – немедленно отпечаталось в мозгу Жени Афанасьева практически помимо его воли, – Ксения в переводе с греческого означает „чужая“. Если вообще сейчас актуальны какие-то упоминания о древнегреческом, которого еще НЕ БЫЛО и быть не могло!..»
– Ксения.
– Николай Алексеевич Ковалев, – почему-то полным ФИО представился Колян и махнул рукой, – а это мои друзья.
– Странные у тебя друзья.
Колян невольно обернулся, проследив направление взгляда Ксюши. Там мрачной тенью застыл старый Вотан, кутавшийся в свой неизменный голубой плащ. Взгляд единственного глаза старейшего из дионов пристально впивался в Ксению, и если аналогичные нескромные взгляды Коляна можно было объяснить всего лишь длительным воздержанием, то у старого подозрительного экс-божества, верно, были более глубокие причины для такого, с позволения сказать, сканирования личности израильтянки. Когда он услышал последнюю фразу, то выступил вперед и, взмахнув здоровенной пятерней, воскликнул:
– Берегитесь услады для глаз ваших, ничтожные!
– Кажется, наш почтенный друг рекомендует тебе, Колян, не очень сильно пялиться на эту даму, – расшифровал дотошный Пелисье.
– Я понимаю, – заговорила Ксения, – что вы меня не знаете, однако не думаете же вы, что я нарочно…
– Молчи!!! Это сплошь ложь и коварство! – перебивая ее и невольно попав в рифму, завопил мудрый Вотан и сверкнул своим единственным оком, наливавшимся кровью. – Сия девица, клянусь источником великана Мимира, суть порождение хитрого Лориера-Локи, а то и он сам!!
Колян Ковалев оглядел Ксению, ее, вне всякого сомнения, женские формы, округлые и весьма привлекательные для мужского глаза. Даже для такого замыленного на девичьих прелестях глаза, как у Коляна Ковалева, известного бабника.
– Погоди, – недоумевающе сказал Колян. – Но Лориер, то есть Локи… в общем, тот рыжий тип без левого клыка и с противным голосом… который теперь как бы владыка мира… он, как бы – мужик. А это… она, в общем – баба натуральная.
Он даже протянул руку, чтобы потрогать Ксению за грудь и удостовериться в подлинности упомянутого органа, однако та споро шлепнула парня по руке и отскочила. Это еще больше убедило Вотана во вражеской природе израильтянки.
– Хитер супостат, – заявил он. – Хоть и стар я, но не потерял разум и память. Помню, как Локи, обратившись кобылой, породил восьминогого коня Слейпнира от жеребца Свадильфари! На сем Слейпнире ездил я в пору моей молодости и молодости сего мира! Понял ли ты, человече? Сумел Лориер обратиться в кобылу, а в эту презренную женщину и подавно совладает обернуться!
Девушка, кажется, обиделась.
– Это кто презренная, ты, старикан! – дерзко бросила она Вотану. – А за кобылу ответишь, а? Моему папе, Израилю Соломоновичу, однажды какие-то антисемиты сломали ногу, а ведь он только и сказал, что девушка одного из этих глупых гоев похожа на Эдит Пиаф! Правда, они думали, что это такое ругательство…
– Брэк, брэк! – закричал Афанасьев. – Мудрый Вотан, если эта девушка принадлежит к инферналам, то есть к племени нашего замечательного друга и соратника Астарота Вельзевуловича Добродеева, так мы ее в два счета проверим.
– Как? – насупился Вотан.
– Да есть у меня одна методика. Я по ней огонь добывал, когда спичек не было. Всё очень просто. – Афанасьев приблизился к Ксении, рассматривающей его с растущим недоумением, и вдруг крепко схватил ее за запястье. Она попыталась вырваться, однако левой рукой Афанасьев крепко держал ее, а правой осенил Ксению крестом раз, другой и третий и выговорил несколько фраз из молитвы «Отче наш», а закончил суровым: – «…И не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить; а бойтесь более того, кто может и душу, и тело погубить в геенне».
Неискушенные в тонкостях христианской обрядовости дионы смотрели с видимым любопытством. Колян же Ковалев коротко хохотнул:
– А-а, помню! Обычно от таких Жениных штучек у Вельзевулыча случалось маленькое извержение Везувия – из носа шел дым, из ушей огонь, или там наоборот, уж не припомню.
– Вроде всё чисто, – проговорил Афанасьев, отпуская руку Ксении. Та начала растирать запястье, а Вотан сказал в своей манере – замысловато, но убедительно и безапелляционно:
– Не могу сказать, что убедил ты меня, человек, однако же мы много времени вместе, прошли через труды и горести, и будет немудро с моей стороны отринуть твои поползновения распознать в этой девице врага.
– Да и на том спасибо, – прошептал Афанасьев. – Ну ладно, Ксения, если уж ты не против нас, то садись в машину. Только не к Коляну и не к Вотану Боровичу, а то один к тебе, кажется, сразу воспылал, а второй наоборот. Держись меня – целее будешь.
– А за себя-то не боишься?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92