Раньше он один охотился на телевизоры и коляновский джип, а теперь таких интеллектуалов хоть пруд пруди.
– Истинны слова твои, – пробасил старый Вотан, до пределов возможного выпучив единственный глаз, дико сверкающий из-под развесистой, лохмотьями, шляпы и вытянув длинную красную шею.
– Но как же так? – спросил Пелисье. – Ведь теперь никто не умеет пользоваться техникой, ездить на машинах и даже в общественном транспорте, никто не умеет проникать в Интернет, никто не может войти в метро и, самое страшное, выйти из него… Падают авиалайнеры, потому что пилоты забыли искусство управления самолетом. Тонут подводные лодки, корабли сбиваются с курса… Никто не умеет читать и писать, и даже до смешного!… если кто-то в ТОТ самый момент, когда мы активировали «отмычки», ехал в лифте, теперь не сумеет из него выйти, думая, что…
– Что замуровали, демоны! – мрачно процитировал Колян Ковалев.
Классику советского кино и он помнил. Сержант Васягин всё это время вертел головой, глядя то на одного, то на другого говорившего. Потом высказался и он:
– Наверно, по всему миру идет всплеск правонарушений. Ведь законы тоже забыли, да?
Добродеев завыл, Ковалев с досадой плюнул, а чувствительный француз Пелисье вцепился в свои волосы и один за другим вырвал два солидных клока. Дионка Галлена покосилась на него и сказала:
– Ты самонадеян, о человек. Думаешь, тебе кто-нибудь сделает новую прическу? Все приличные парикмахеры сейчас даже мамонта причесать не смогут.
Афанасьев сжал голову руками и присел на корточки.
«Это же… это же кошмарный сон какой-то! Мир скатится в тартарары к вящей радости любезного Люцифера, который подстроил нам всю эту подлянку с легкой руки своего глупого слуги Добродеева!.. Одна половина человечества переколотит другую! Конечно, во всем нужно искать свои плюсы: теперь никто не знает, что такое феминизм, гомосексуализм, коррупция, никто не станет призывать на борьбу с кариесом, перхотью и критическими днями!.. Но минусов несравненно меньше, тут даже и сравнивать не приходится. Нужно что-то делать. Единственное, что во всём этом может вызывать у меня чувство глубокого удовлетворения, как сказал бы дорогой Леонид Ильич, – так это то, что я, судя по всему, на данный момент являюсь САМЫМ УМНЫМ человеком планеты. Таким статусом могли похвастаться разве что Эйнштейн с Львом Толстым, каждый в свое время. Беда только в том, что Толстой был умнейшим из двух с половиной миллиардов, Эйнштейн – примерно из четырех, а вот я тоже из четырех. Только не миллиардов, а просто четырех человек, из которых один Пелисье хоть что-то соображает. Васягин и Колян – это, конечно, не мыслители. А дионы, при всех их плюсах, всё-таки туповаты. И…»
Афанасьев вздрогнул всем телом. Клин глубокой, продолжительной, остро отточенной боли разломил голову. Афанасьев поднял глаза и встретил гневный взгляд Альдаира. Белокурый дион сжал кулаки и сделал шаг вперед. Не придержи его прекрасная дионка Галлена, Женя мог подвергнуться чувствительным побоям.
Размышляя о своей роли в истории, он упустил из виду способность несостоявшихся богов читать мысли как открытую книгу.
– Значит, вот как, о неблагодарный! – произнес Альдаир, и от мощных раскатов его голоса треснули и потекли две бутылки пива. – Ты списываешь нас со счетов, забывая, сколь многим и обильным обязан нам! Достоин ты кары!
– Какая ему кара? – вмешалась Галлена. – Он среди нас едва ли не единственный, кто хоть что-что соображает!
– Что ты рекла, о дерзкая?! – встрепенулся и возмутился старый Вотан, никогда не отличавшийся покладистым нравом, теперь отягченным еще и старческими психозами. – Или хочешь ты сказать, что недостает ума у меня, мудрого Вотана?..
Галлена поспешила смягчить выражения. Впрочем, она всегда умела мягко стелить – генетика. Всё-таки дочь хитрого Локи, он же Лориер, он же новоиспеченный властитель мира Люцифер.
– Я хотела сказать, о мудрый Вотан, что этот человек более нас знаком с этим миром. И, чтобы победить Лориера, его помощь, равно как и помощь его соплеменников, будет потребна.
– Вот это благочестиво сказано, – одобрил Вотан, натягивая шляпу на череп так, что из-под нее остался торчать только подбородок.
Галлена глянула на Афанасьева и Пелисье, которые, по ее мнению, были наиболее смекалистыми среди людей, и произнесла:
– Ну, что же вы собираетесь делать?
– Что МЫ собираемся делать, – поправил ее Женя. – Ну что же. Гм… во-первых, я хотел бы предложить перейти в более безопасное место. Мало ли что может случиться. Не надо торчать на открытом воздухе. Это может оказаться опасным.
Мускулистый Эллер сорвал с пояса молот Мьелльнир, доставшийся ему в наследство от отца Тора, известного своей привычкой швыряться упомянутым снарядом во всё и вся, что его не устраивало. Нрав у экс-бога был, что и говорить, вздорный, да и его потомок Эллер не отличался монашеской кротостью. Рыжебородый атлет прокрутил свою железяку раз и другой, так что взвыл разорванный в клочья воздух, и свирепо заорал:
– Ты хочешь сказать, что мы должны забиться по углам, как трусливые овцы, и дрожать? Думаешь, Эллер испугается ваших дикарей, которые выбивают глаза железным чудовищам? (Эллер имел в виду какого-то озверевшего в результате катаклизма транспортника, который монтировкой выбивал фары троллейбуса, крича при этом что-то вроде: «Я вышиб глаз чудовищу!») Как ты смел обвинить меня в трусости, ничтожный? Да сунься сюда хоть сам Лориер, я так угощу его, что ног не унесет!..
Пелисье и Афанасьев переглянулись. Вот и имей дело с этими храбрецами, хотел было подумать каждый их них, да не посмел. Быстро сформулировав ответ, Женя проговорил с максимальной почтительностью:
– Уважаемый Эллер, никто и не думал обвинять вас в трусости. Но не все же так храбры, как вы.
– Это точно! – объявил дион и с грациозностью стенобитного тарана врезал себе кулаком по груди. Гул пошел по всему мини-маркету. Сидевший в углу черт Добродеев выпустил из ноздрей две сернистые струйки мутно-синего дыма. Афанасьев произнес:
– Я хотел предложить вот что.
– Говори! – каркнул из угла старый Вотан, хотя его дозволения никто особенно и не спрашивал. Впрочем, на своем опыте Афанасьев уже осознал, что любую, даже самую бестактную выходку дионов следует принимать как нечто само собой разумеющееся. В конце концов, несмотря на свои экстраординарные способности и до смешного безудержные амбиции, они были большими детьми. А детям следует потакать, особенно если это дитятко под два метра ростом и способно голыми руками заломать медведя.
– Прежде всего нам нужно узнать, сохранил ли кто-либо, кроме нас, прежнее сознание и прежнее восприятие мира, – начал Женя. Нет, не так. Пожалуй, немного сложновато для Вотана, Эллера и особенно брата последнего, толстого и прожорливого диона Поджо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
– Истинны слова твои, – пробасил старый Вотан, до пределов возможного выпучив единственный глаз, дико сверкающий из-под развесистой, лохмотьями, шляпы и вытянув длинную красную шею.
– Но как же так? – спросил Пелисье. – Ведь теперь никто не умеет пользоваться техникой, ездить на машинах и даже в общественном транспорте, никто не умеет проникать в Интернет, никто не может войти в метро и, самое страшное, выйти из него… Падают авиалайнеры, потому что пилоты забыли искусство управления самолетом. Тонут подводные лодки, корабли сбиваются с курса… Никто не умеет читать и писать, и даже до смешного!… если кто-то в ТОТ самый момент, когда мы активировали «отмычки», ехал в лифте, теперь не сумеет из него выйти, думая, что…
– Что замуровали, демоны! – мрачно процитировал Колян Ковалев.
Классику советского кино и он помнил. Сержант Васягин всё это время вертел головой, глядя то на одного, то на другого говорившего. Потом высказался и он:
– Наверно, по всему миру идет всплеск правонарушений. Ведь законы тоже забыли, да?
Добродеев завыл, Ковалев с досадой плюнул, а чувствительный француз Пелисье вцепился в свои волосы и один за другим вырвал два солидных клока. Дионка Галлена покосилась на него и сказала:
– Ты самонадеян, о человек. Думаешь, тебе кто-нибудь сделает новую прическу? Все приличные парикмахеры сейчас даже мамонта причесать не смогут.
Афанасьев сжал голову руками и присел на корточки.
«Это же… это же кошмарный сон какой-то! Мир скатится в тартарары к вящей радости любезного Люцифера, который подстроил нам всю эту подлянку с легкой руки своего глупого слуги Добродеева!.. Одна половина человечества переколотит другую! Конечно, во всем нужно искать свои плюсы: теперь никто не знает, что такое феминизм, гомосексуализм, коррупция, никто не станет призывать на борьбу с кариесом, перхотью и критическими днями!.. Но минусов несравненно меньше, тут даже и сравнивать не приходится. Нужно что-то делать. Единственное, что во всём этом может вызывать у меня чувство глубокого удовлетворения, как сказал бы дорогой Леонид Ильич, – так это то, что я, судя по всему, на данный момент являюсь САМЫМ УМНЫМ человеком планеты. Таким статусом могли похвастаться разве что Эйнштейн с Львом Толстым, каждый в свое время. Беда только в том, что Толстой был умнейшим из двух с половиной миллиардов, Эйнштейн – примерно из четырех, а вот я тоже из четырех. Только не миллиардов, а просто четырех человек, из которых один Пелисье хоть что-то соображает. Васягин и Колян – это, конечно, не мыслители. А дионы, при всех их плюсах, всё-таки туповаты. И…»
Афанасьев вздрогнул всем телом. Клин глубокой, продолжительной, остро отточенной боли разломил голову. Афанасьев поднял глаза и встретил гневный взгляд Альдаира. Белокурый дион сжал кулаки и сделал шаг вперед. Не придержи его прекрасная дионка Галлена, Женя мог подвергнуться чувствительным побоям.
Размышляя о своей роли в истории, он упустил из виду способность несостоявшихся богов читать мысли как открытую книгу.
– Значит, вот как, о неблагодарный! – произнес Альдаир, и от мощных раскатов его голоса треснули и потекли две бутылки пива. – Ты списываешь нас со счетов, забывая, сколь многим и обильным обязан нам! Достоин ты кары!
– Какая ему кара? – вмешалась Галлена. – Он среди нас едва ли не единственный, кто хоть что-что соображает!
– Что ты рекла, о дерзкая?! – встрепенулся и возмутился старый Вотан, никогда не отличавшийся покладистым нравом, теперь отягченным еще и старческими психозами. – Или хочешь ты сказать, что недостает ума у меня, мудрого Вотана?..
Галлена поспешила смягчить выражения. Впрочем, она всегда умела мягко стелить – генетика. Всё-таки дочь хитрого Локи, он же Лориер, он же новоиспеченный властитель мира Люцифер.
– Я хотела сказать, о мудрый Вотан, что этот человек более нас знаком с этим миром. И, чтобы победить Лориера, его помощь, равно как и помощь его соплеменников, будет потребна.
– Вот это благочестиво сказано, – одобрил Вотан, натягивая шляпу на череп так, что из-под нее остался торчать только подбородок.
Галлена глянула на Афанасьева и Пелисье, которые, по ее мнению, были наиболее смекалистыми среди людей, и произнесла:
– Ну, что же вы собираетесь делать?
– Что МЫ собираемся делать, – поправил ее Женя. – Ну что же. Гм… во-первых, я хотел бы предложить перейти в более безопасное место. Мало ли что может случиться. Не надо торчать на открытом воздухе. Это может оказаться опасным.
Мускулистый Эллер сорвал с пояса молот Мьелльнир, доставшийся ему в наследство от отца Тора, известного своей привычкой швыряться упомянутым снарядом во всё и вся, что его не устраивало. Нрав у экс-бога был, что и говорить, вздорный, да и его потомок Эллер не отличался монашеской кротостью. Рыжебородый атлет прокрутил свою железяку раз и другой, так что взвыл разорванный в клочья воздух, и свирепо заорал:
– Ты хочешь сказать, что мы должны забиться по углам, как трусливые овцы, и дрожать? Думаешь, Эллер испугается ваших дикарей, которые выбивают глаза железным чудовищам? (Эллер имел в виду какого-то озверевшего в результате катаклизма транспортника, который монтировкой выбивал фары троллейбуса, крича при этом что-то вроде: «Я вышиб глаз чудовищу!») Как ты смел обвинить меня в трусости, ничтожный? Да сунься сюда хоть сам Лориер, я так угощу его, что ног не унесет!..
Пелисье и Афанасьев переглянулись. Вот и имей дело с этими храбрецами, хотел было подумать каждый их них, да не посмел. Быстро сформулировав ответ, Женя проговорил с максимальной почтительностью:
– Уважаемый Эллер, никто и не думал обвинять вас в трусости. Но не все же так храбры, как вы.
– Это точно! – объявил дион и с грациозностью стенобитного тарана врезал себе кулаком по груди. Гул пошел по всему мини-маркету. Сидевший в углу черт Добродеев выпустил из ноздрей две сернистые струйки мутно-синего дыма. Афанасьев произнес:
– Я хотел предложить вот что.
– Говори! – каркнул из угла старый Вотан, хотя его дозволения никто особенно и не спрашивал. Впрочем, на своем опыте Афанасьев уже осознал, что любую, даже самую бестактную выходку дионов следует принимать как нечто само собой разумеющееся. В конце концов, несмотря на свои экстраординарные способности и до смешного безудержные амбиции, они были большими детьми. А детям следует потакать, особенно если это дитятко под два метра ростом и способно голыми руками заломать медведя.
– Прежде всего нам нужно узнать, сохранил ли кто-либо, кроме нас, прежнее сознание и прежнее восприятие мира, – начал Женя. Нет, не так. Пожалуй, немного сложновато для Вотана, Эллера и особенно брата последнего, толстого и прожорливого диона Поджо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92