Я его и то ненавижу, хотя он все время в мою пользу подсуживает. А куда он денется? Я с ханом в родстве.
Афанасьев передернул плечами, разминая их, и снова переглянулся с Пелисье. И снова им пришла в головы одна и та же мысль. На этот раз ее взялся озвучить Жан-Люк:
– Кузен, ты тут наговорил так много неприятного о завтрашнем мачте, к тому же ты будешь играть против нас, а ни мы тебе, ни ты нам голову отрывать не хотим. Тем более – буквально. А что, если нам не ждать завтрашнего утра, а…
– Что – а?
– У тебя есть транспортное средство, – объяснил Пелисье, кивая в сторону одноглавого Змея, снова любопытствующе просунувшего голову над цепями. – У нас есть идея. Кроме того, конь Батыя нам вовсе и не нужен, нужен только хвост его. Так что я предлагаю тебе следующее, братец. Ты наверняка знаешь расположение ханских табунов, как знаешь и тех коней, на которых хан ездил сам. Так что осталось только подкрасться, отрезать хвост, и улетать отсюда подальше, и…
Не дожидаясь, пока Пелисье закончит, Колян Ковалев отрицательно покачал головой.
– Но почему? – вырвалось у Афанасьева.
– Меня сочтут предателем.
– И что? Ты-то к тому времени будешь далеко. Дома. А в нашем две тысячи четвертом году можешь даже сходить на развалины Сарай-Бату, что у села Селитренного Астраханской области, извиниться перед ханом Батыем, так сказать, постфактум.
– Да не во мне дело. Просто… я уже не первый год живу здесь, в Орде… Так вот, я женат на дочери хана Батыя. И у меня от нее ребенок.
– Да ну? – развеселился Женя. – А, точно. Сартак и Батый говорили же.
– Че ты ржешь? Да, я женат. – И Колян принялся объяснять. Да, он, записной холостяк Колян Ковалев, женился. Да, его жена была монголкой, дочерью хана Батыя, и она звалась Туракина (с ударением на предпоследний слог). В хорошем настроении Колян звал ее Тура, а в плохом соответственно – дура. К счастью, по-русски она не разумела, так что никаких недоразумений и конфликтов не возникало…
– И что будет, если ты с нами убежишь? – спросил Эллер.
– А ничего. Ничего хорошего. У них, у татаро-монголов, самое страшное преступление – предательство. А человеческая жизнь ничего не стоит. Так что, если с вами исчезну, они просекут, что я в сговоре был. Ну и казнят мою жену с ребенком.
– Так она же дочь Батыя! А твой ребенок – внук Батыя!
– А кого это колышет? Тут к родственникам проще относятся. Хан Батый недавно свою тещу казнил. Наверное, ему многие наши мужики, кого тещи заедают, позавидовали бы.
«Н-да, – подумал Афанасьев. – Хан с родственниками, как видно, не церемонится. Сын у него на Горыныче на Русь летает без страховки, тещу хан казнил, зять в „футэбэ“ играет и, того гляди, башку потеряет. А дочь с внуком в случае чего тоже разменять можно! Да-а! Неудивительно, что Колян до сих пор застрял в этой эпохе, тогда как из Древнего Египта вылетел, как только врезал знатному вельможе! Верно, человеческая жизнь в Орде стоит так мало, что ничего не меняет в истории, даже на капельку!» А вслух он сказал:
– Ну что ж. Видно, придется играть. Колян, а у этого «Сартака» вообще можно выиграть? Ты сам за эту команду играешь, должен знать!
Ковалев нерешительно повел плечами и отвернулся, явно недовольный вопросом. Потом пробормотал:
– Не знаю, Женек… Кто его знает. По крайней мере до этого момента НИКТО не выигрывал. Только, как бы то ни делалось, все равно играть придется. Вот такой расклад, братаны.
2
Играть действительно пришлось.
Единственной накладкой с момента обнаружения Коляна Ковалева до часа состязания был демарш братьев Торовичей – Эллера и Поджо. Обоим пришла в голову одна и та же мысль – что в названии «Святая Русь United» слабо отражена руководящая и направляющая роль дионов. Вратарь Поджо и опорный полузащитник Эллер настаивали так непоколебимо, что название было изменено на «Дионнамо». Правда, оно было дополнено некой географической подробностью и в полном виде теперь звучало «Дионнамо» (Святая Русь).
– Годится, – махнул рукой Афанасьев. – «Дионнамо»… звучит. Годится, уважаемый Эллер!
На этом все и примирились. В сущности, не важно, под каким наименованием проигрывать…
С утра к полю будущего сражения подъезжали зрители. Поле, как уже упоминалось, находилось в котловине, и болельщики могли обозревать события с естественных возвышений. Для хана, его свиты и охраны установили отдельный деревянный помост, на самый верх которого затащили золотой престол – символ власти и могущества Батыя. Всего на окрестных холмах было не меньше тридцати тысяч монголо-татар – аудитория вполне приличная для серьезного матча.
И в урочный час команды «Сартак» (Золотая Орда») и «Дионнамо» (Святая Русь) вышли на поле.
Команда «Сартак» выглядела более чем внушительно. Она состояла из собственно Сартака и пяти монголов, которым не в «футэбэ» бы играть, а участвовать в японской национальной борьбе сумо. По сравнению с ними даже Поджо казался стройным солистом балета Большого театра. А здоровенный Эллер выглядел хрупко, как цветок одуванчика. При этом, как предупредил друзей Колян Ковалев, славный Аймак-багатур, все пятеро громил были очень подвижны и быстры, несмотря на необъятные размеры и таранные животы. Сартаковцы были облачены в короткие ярко-красные халаты с белыми вставками. На ногах у них были «гутулы» – сапоги из войлока, окрашенного в белый цвет, и забронированные (!) несколькими бронзовыми пластинами. Один из монголов, самый громадный – по всей видимости, вратарь, – был экипирован дополнительно. На нем была «тумага» – кованая маска с прорезями для глаз и рта, и «кюрчэ» – пластина-набрюшник, очень распространенная в то время у монголов.
На трех входящих в команду лошадях были красно-бело-черные попоны, а с боков свисали особого вида стремена – увеличенного диаметра, чтобы, верно, легче было попасть ногой в стремя на ходу. Кони, вероятно, тоже были испытанными футбольными бойцами: на боках каждого из них виднелись следы, поджившие и совсем свежие, от многочисленных «желтых карточек» – штрафных клеймений.
При одном взгляде на это грозное воинство Женя Афанасьев почувствовал дрожь в коленях и легкую тошноту.
Эллер, Поджо, Пелисье, Афанасьев, воевода Вавила и дружинник Гринька были одеты в халаты, окрашенные в цвета современного российского флага: бело-сине-красные. На груди славянской вязью было выткано название команды – монгольские искусницы по распоряжению Аймак-багатура уж расстарались!..
Игроки команды «Дионнамо», мягко говоря, волновались. На них тоже были бронированные сапоги-гутулы, а на голкипере Поджо – маска «тумага» и пластина-набрюшник «кюрчэ». Но во всем этом они чувствовали себя чрезвычайно неловко и стесненно, как черепаха, которую вынули из ее панциря и засунули в раковину улитки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94
Афанасьев передернул плечами, разминая их, и снова переглянулся с Пелисье. И снова им пришла в головы одна и та же мысль. На этот раз ее взялся озвучить Жан-Люк:
– Кузен, ты тут наговорил так много неприятного о завтрашнем мачте, к тому же ты будешь играть против нас, а ни мы тебе, ни ты нам голову отрывать не хотим. Тем более – буквально. А что, если нам не ждать завтрашнего утра, а…
– Что – а?
– У тебя есть транспортное средство, – объяснил Пелисье, кивая в сторону одноглавого Змея, снова любопытствующе просунувшего голову над цепями. – У нас есть идея. Кроме того, конь Батыя нам вовсе и не нужен, нужен только хвост его. Так что я предлагаю тебе следующее, братец. Ты наверняка знаешь расположение ханских табунов, как знаешь и тех коней, на которых хан ездил сам. Так что осталось только подкрасться, отрезать хвост, и улетать отсюда подальше, и…
Не дожидаясь, пока Пелисье закончит, Колян Ковалев отрицательно покачал головой.
– Но почему? – вырвалось у Афанасьева.
– Меня сочтут предателем.
– И что? Ты-то к тому времени будешь далеко. Дома. А в нашем две тысячи четвертом году можешь даже сходить на развалины Сарай-Бату, что у села Селитренного Астраханской области, извиниться перед ханом Батыем, так сказать, постфактум.
– Да не во мне дело. Просто… я уже не первый год живу здесь, в Орде… Так вот, я женат на дочери хана Батыя. И у меня от нее ребенок.
– Да ну? – развеселился Женя. – А, точно. Сартак и Батый говорили же.
– Че ты ржешь? Да, я женат. – И Колян принялся объяснять. Да, он, записной холостяк Колян Ковалев, женился. Да, его жена была монголкой, дочерью хана Батыя, и она звалась Туракина (с ударением на предпоследний слог). В хорошем настроении Колян звал ее Тура, а в плохом соответственно – дура. К счастью, по-русски она не разумела, так что никаких недоразумений и конфликтов не возникало…
– И что будет, если ты с нами убежишь? – спросил Эллер.
– А ничего. Ничего хорошего. У них, у татаро-монголов, самое страшное преступление – предательство. А человеческая жизнь ничего не стоит. Так что, если с вами исчезну, они просекут, что я в сговоре был. Ну и казнят мою жену с ребенком.
– Так она же дочь Батыя! А твой ребенок – внук Батыя!
– А кого это колышет? Тут к родственникам проще относятся. Хан Батый недавно свою тещу казнил. Наверное, ему многие наши мужики, кого тещи заедают, позавидовали бы.
«Н-да, – подумал Афанасьев. – Хан с родственниками, как видно, не церемонится. Сын у него на Горыныче на Русь летает без страховки, тещу хан казнил, зять в „футэбэ“ играет и, того гляди, башку потеряет. А дочь с внуком в случае чего тоже разменять можно! Да-а! Неудивительно, что Колян до сих пор застрял в этой эпохе, тогда как из Древнего Египта вылетел, как только врезал знатному вельможе! Верно, человеческая жизнь в Орде стоит так мало, что ничего не меняет в истории, даже на капельку!» А вслух он сказал:
– Ну что ж. Видно, придется играть. Колян, а у этого «Сартака» вообще можно выиграть? Ты сам за эту команду играешь, должен знать!
Ковалев нерешительно повел плечами и отвернулся, явно недовольный вопросом. Потом пробормотал:
– Не знаю, Женек… Кто его знает. По крайней мере до этого момента НИКТО не выигрывал. Только, как бы то ни делалось, все равно играть придется. Вот такой расклад, братаны.
2
Играть действительно пришлось.
Единственной накладкой с момента обнаружения Коляна Ковалева до часа состязания был демарш братьев Торовичей – Эллера и Поджо. Обоим пришла в голову одна и та же мысль – что в названии «Святая Русь United» слабо отражена руководящая и направляющая роль дионов. Вратарь Поджо и опорный полузащитник Эллер настаивали так непоколебимо, что название было изменено на «Дионнамо». Правда, оно было дополнено некой географической подробностью и в полном виде теперь звучало «Дионнамо» (Святая Русь).
– Годится, – махнул рукой Афанасьев. – «Дионнамо»… звучит. Годится, уважаемый Эллер!
На этом все и примирились. В сущности, не важно, под каким наименованием проигрывать…
С утра к полю будущего сражения подъезжали зрители. Поле, как уже упоминалось, находилось в котловине, и болельщики могли обозревать события с естественных возвышений. Для хана, его свиты и охраны установили отдельный деревянный помост, на самый верх которого затащили золотой престол – символ власти и могущества Батыя. Всего на окрестных холмах было не меньше тридцати тысяч монголо-татар – аудитория вполне приличная для серьезного матча.
И в урочный час команды «Сартак» (Золотая Орда») и «Дионнамо» (Святая Русь) вышли на поле.
Команда «Сартак» выглядела более чем внушительно. Она состояла из собственно Сартака и пяти монголов, которым не в «футэбэ» бы играть, а участвовать в японской национальной борьбе сумо. По сравнению с ними даже Поджо казался стройным солистом балета Большого театра. А здоровенный Эллер выглядел хрупко, как цветок одуванчика. При этом, как предупредил друзей Колян Ковалев, славный Аймак-багатур, все пятеро громил были очень подвижны и быстры, несмотря на необъятные размеры и таранные животы. Сартаковцы были облачены в короткие ярко-красные халаты с белыми вставками. На ногах у них были «гутулы» – сапоги из войлока, окрашенного в белый цвет, и забронированные (!) несколькими бронзовыми пластинами. Один из монголов, самый громадный – по всей видимости, вратарь, – был экипирован дополнительно. На нем была «тумага» – кованая маска с прорезями для глаз и рта, и «кюрчэ» – пластина-набрюшник, очень распространенная в то время у монголов.
На трех входящих в команду лошадях были красно-бело-черные попоны, а с боков свисали особого вида стремена – увеличенного диаметра, чтобы, верно, легче было попасть ногой в стремя на ходу. Кони, вероятно, тоже были испытанными футбольными бойцами: на боках каждого из них виднелись следы, поджившие и совсем свежие, от многочисленных «желтых карточек» – штрафных клеймений.
При одном взгляде на это грозное воинство Женя Афанасьев почувствовал дрожь в коленях и легкую тошноту.
Эллер, Поджо, Пелисье, Афанасьев, воевода Вавила и дружинник Гринька были одеты в халаты, окрашенные в цвета современного российского флага: бело-сине-красные. На груди славянской вязью было выткано название команды – монгольские искусницы по распоряжению Аймак-багатура уж расстарались!..
Игроки команды «Дионнамо», мягко говоря, волновались. На них тоже были бронированные сапоги-гутулы, а на голкипере Поджо – маска «тумага» и пластина-набрюшник «кюрчэ». Но во всем этом они чувствовали себя чрезвычайно неловко и стесненно, как черепаха, которую вынули из ее панциря и засунули в раковину улитки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94