Теперь у нее было около двадцати фунтов лишнего веса, но она продолжала мне нравиться, потому что я видел ее такой, какой она привыкла себя видеть.
Я постоял в тени кулис, привыкая к темноте и тишине. У них даже на входе больше никто не стоял. Наверное, даже любители автографов и уличные зеваки потеряли интерес к служебному входу в эту дыру. Обои были мокрые, пятнистые и закручивались на стенах, как старинные свитки. Повсюду на стульях валялись грязные костюмы. К стене была прислонена машина для приготовления воздушной кукурузы. Машину включали по вечерам в выходные.
– В этом притоне одни тараканы лопают кукурузу. Зачем она тебе, Бампер? – сказала Гленда. Она вышла из своей уборной и наблюдала за мной из темноты.
– Привет, малышка. – Я улыбнулся и прошел через темноту на ее голос в тускло освещенную уборную.
Она, как обычно, чмокнула меня в щеку. Я снял фуражку и плюхнулся на кривоногий, заваленный хламом стул возле ее столика для косметики.
– Эй, святой Франциск, куда улетели все птички? – сказала она, пощекотав небольшую лысинку у меня на макушке. Каждый раз, когда мы встречаемся, она вываливает на меня сотню старых шуточек.
На Гленде были чулки в сеточку с дыркой на одной ноге и трусики с блестками, а выше пояса – ничего, и она даже не потрудилась набросить халатик. Я ее не виню, сегодня чертовски жарко, но она обычно не расхаживает передо мной в таком виде, и я немного занервничал.
– Жарко здесь, малыш, – сказала она, усаживаясь и принимаясь за макияж. – Когда ты снова будешь работать по ночам?
Гленда знала мой график. Зимой я работал днем, а на ночные дежурства выходил летом, когда лос-анджелесское солнце превращает полицейскую форму из сукна во власяницу.
– Больше я не буду работать ночами, Гленда, – небрежно произнес я. – Ухожу в отставку.
Она повернулась на стуле, и ее тяжелые белые груди-дыни пару раз качнулись. Волосы у нее были длинные и светлые. Она всегда утверждала, что она блондинка от природы, но кто ее знает.
– Ты не уйдешь, – сказала она. – Ты будешь здесь, пока тебя не вышибут. Или пока не помрешь. Как я.
– Мы вместе отсюда смоемся, – сказал я и улыбнулся, чтобы ее подбодрить: она явно расстроилась. – Появится какой-нибудь симпатичный парень и...
– Симпатичные парни уже три раза вытаскивали меня отсюда, Бампер. Беда только в том, что я не пай-девочка. Слишком задолбанная для любого мужчины. Ты ведь только пошутил насчет отставки, верно?
– Как поживает Малявка? – спросил я, чтобы переменить тему.
Гленда ответила, достав из сумочки стопку фотографий и протянула их мне. Теперь я близорук, и при неярком свете смог разглядеть лишь фигуру маленькой девочки в обнимку с собакой. Я даже не смог бы сказать, настоящая это собака или нет.
– Она просто красавица, – сказал я, зная, что не кривлю душой. Последний раз я видел ее несколько месяцев назад, когда однажды вечером отвозил Гленду с работы домой.
– Каждый доллар, что ты мне давал, пошел на ее банковский счет, как мы с тобой и договаривались с самого начала, – сказала Гленда.
– Я это знаю.
– Я добавляла туда и свои деньги.
– Значит у нее когда-нибудь накопится кругленькая сумма.
– Обязательно, – отозвалась Гленда, закуривая сигарету.
Я задумался, сколько же я дал Гленде денег за последние десять лет. И сколько отличных арестов провел за счет той информации, что она мне предоставляла. Она – один из самых больших моих секретов. У детективов есть платные информаторы, но от участковых обычно не ждут полицейской работы такого вида. Что ж, я тоже платил своим информаторам, но не из денег Департамента. Я платил им из собственного кармана, и когда брал с поличным очередного мерзавца, то представлял все дело так, будто мне повезло. Или писал в рапорте какую-нибудь правдоподобную историю. Так и Гленда была защищена, и никто не мог сказать, что Бампер Морган настолько свихнулся, что платит информаторам из своего кармана. Первый раз Гленда выдала беглеца из федеральной тюрьмы, имевшего при себе пистолет и несколько ограблений на своем счету. Он назначил ей свидание. Я попробовал дать ей за это двадцать долларов, но она отказалась, сказав, что по той скотине все равно тюрьма плачет, и потому никакого доноса она не совершила. Я заставил взять деньги для Малявки, она тогда была еще младенцем. Отца у нее не было. С тех пор за много лет я передал Гленде для Малявки, наверное, с тысячу долларов. И записал на свой счет, вероятно, больше отличных арестов, чем любой полицейский из Центрального Отделения.
– Она будет блондинкой, как и мамочка? – спросил я.
– Да, – улыбнулась она. – Даже светлее, чем я. И в десять раз умнее. По-моему, она уже сейчас умнее меня. Только и успеваю читать книжку за книжкой, чтобы от нее не отстать.
– Да, в частных школах за дело берутся круто, – кивнул я. – Зато хоть чему-нибудь научат.
– А эту карточку видел, Бампер? – улыбнулась она, подходя поближе и присаживаясь на подлокотник кресла. Она широко улыбалась, думая о Малявке. – Собака ее за волосы дергает. Ты только глянь, какое у нее выражение.
– Угу, – отозвался я, видя на карточке лишь расплывчатое пятно и ощущая, что одна тяжелая грудь Гленды покоится на моем плече. Они у нее большие от природы, а не напичканы пластиком, как у многих в наши дни.
– А вот тут она сердится, – сказала Гленда, прижимаясь еще теснее. Ее грудь прошлась по моей щеке, и наконец один из нежных звоночков угодил мне прямо в ухо.
– Черт возьми, Гленда! – воскликнул я и посмотрел вверх.
– Что? – отозвалась она и отодвинулась. До нее дошло и она хрипло рассмеялась. Ее смех смягчился, она улыбнулась, в глазах появилась нежность. Я заметил, что ресницы у нее темные без всякой туши. Я подумал, что Гленда никогда не была еще такой привлекательной.
– Ты мне так нравишься, Бампер, – сказала она и поцеловала меня прямо в губы. – У меня кроме тебя и Малявки никого нет.
С Глендой то же самое, что и с Руфи: обе живут на моем участке. Но я установил для себя некоторые законы и правила. Их сегодня было довольно трудно соблюсти: Гленда была почти обнаженной.
– Давай, – сказала она, зная, что я почти готов взорваться. – Почему бы и нет? У нас с тобой никогда ничего не было, а я тебя всегда хотела.
– Мне надо в машину, – буркнул я, вскакивая и пересекая комнату тремя большими шагами. Потом забормотал что-то насчет пропущенных вызовов, но Гленда меня остановила:
– Ты фуражку забыл.
– Спасибо, – отозвался я, напяливая ее трясущимися руками. Она задержала вторую ладонь и поцеловала ее теплым влажным ртом.
– И не вздумай нас бросать, Бампер, – сказала она, глядя мне в глаза.
– Возьми пару монет для Малявки, – сказал я, выудив из кармана десятку.
– Сегодня у меня нет информации, – сказала она, покачав головой, но я сунул деньги ей за резинку трусиков, и она усмехнулась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
Я постоял в тени кулис, привыкая к темноте и тишине. У них даже на входе больше никто не стоял. Наверное, даже любители автографов и уличные зеваки потеряли интерес к служебному входу в эту дыру. Обои были мокрые, пятнистые и закручивались на стенах, как старинные свитки. Повсюду на стульях валялись грязные костюмы. К стене была прислонена машина для приготовления воздушной кукурузы. Машину включали по вечерам в выходные.
– В этом притоне одни тараканы лопают кукурузу. Зачем она тебе, Бампер? – сказала Гленда. Она вышла из своей уборной и наблюдала за мной из темноты.
– Привет, малышка. – Я улыбнулся и прошел через темноту на ее голос в тускло освещенную уборную.
Она, как обычно, чмокнула меня в щеку. Я снял фуражку и плюхнулся на кривоногий, заваленный хламом стул возле ее столика для косметики.
– Эй, святой Франциск, куда улетели все птички? – сказала она, пощекотав небольшую лысинку у меня на макушке. Каждый раз, когда мы встречаемся, она вываливает на меня сотню старых шуточек.
На Гленде были чулки в сеточку с дыркой на одной ноге и трусики с блестками, а выше пояса – ничего, и она даже не потрудилась набросить халатик. Я ее не виню, сегодня чертовски жарко, но она обычно не расхаживает передо мной в таком виде, и я немного занервничал.
– Жарко здесь, малыш, – сказала она, усаживаясь и принимаясь за макияж. – Когда ты снова будешь работать по ночам?
Гленда знала мой график. Зимой я работал днем, а на ночные дежурства выходил летом, когда лос-анджелесское солнце превращает полицейскую форму из сукна во власяницу.
– Больше я не буду работать ночами, Гленда, – небрежно произнес я. – Ухожу в отставку.
Она повернулась на стуле, и ее тяжелые белые груди-дыни пару раз качнулись. Волосы у нее были длинные и светлые. Она всегда утверждала, что она блондинка от природы, но кто ее знает.
– Ты не уйдешь, – сказала она. – Ты будешь здесь, пока тебя не вышибут. Или пока не помрешь. Как я.
– Мы вместе отсюда смоемся, – сказал я и улыбнулся, чтобы ее подбодрить: она явно расстроилась. – Появится какой-нибудь симпатичный парень и...
– Симпатичные парни уже три раза вытаскивали меня отсюда, Бампер. Беда только в том, что я не пай-девочка. Слишком задолбанная для любого мужчины. Ты ведь только пошутил насчет отставки, верно?
– Как поживает Малявка? – спросил я, чтобы переменить тему.
Гленда ответила, достав из сумочки стопку фотографий и протянула их мне. Теперь я близорук, и при неярком свете смог разглядеть лишь фигуру маленькой девочки в обнимку с собакой. Я даже не смог бы сказать, настоящая это собака или нет.
– Она просто красавица, – сказал я, зная, что не кривлю душой. Последний раз я видел ее несколько месяцев назад, когда однажды вечером отвозил Гленду с работы домой.
– Каждый доллар, что ты мне давал, пошел на ее банковский счет, как мы с тобой и договаривались с самого начала, – сказала Гленда.
– Я это знаю.
– Я добавляла туда и свои деньги.
– Значит у нее когда-нибудь накопится кругленькая сумма.
– Обязательно, – отозвалась Гленда, закуривая сигарету.
Я задумался, сколько же я дал Гленде денег за последние десять лет. И сколько отличных арестов провел за счет той информации, что она мне предоставляла. Она – один из самых больших моих секретов. У детективов есть платные информаторы, но от участковых обычно не ждут полицейской работы такого вида. Что ж, я тоже платил своим информаторам, но не из денег Департамента. Я платил им из собственного кармана, и когда брал с поличным очередного мерзавца, то представлял все дело так, будто мне повезло. Или писал в рапорте какую-нибудь правдоподобную историю. Так и Гленда была защищена, и никто не мог сказать, что Бампер Морган настолько свихнулся, что платит информаторам из своего кармана. Первый раз Гленда выдала беглеца из федеральной тюрьмы, имевшего при себе пистолет и несколько ограблений на своем счету. Он назначил ей свидание. Я попробовал дать ей за это двадцать долларов, но она отказалась, сказав, что по той скотине все равно тюрьма плачет, и потому никакого доноса она не совершила. Я заставил взять деньги для Малявки, она тогда была еще младенцем. Отца у нее не было. С тех пор за много лет я передал Гленде для Малявки, наверное, с тысячу долларов. И записал на свой счет, вероятно, больше отличных арестов, чем любой полицейский из Центрального Отделения.
– Она будет блондинкой, как и мамочка? – спросил я.
– Да, – улыбнулась она. – Даже светлее, чем я. И в десять раз умнее. По-моему, она уже сейчас умнее меня. Только и успеваю читать книжку за книжкой, чтобы от нее не отстать.
– Да, в частных школах за дело берутся круто, – кивнул я. – Зато хоть чему-нибудь научат.
– А эту карточку видел, Бампер? – улыбнулась она, подходя поближе и присаживаясь на подлокотник кресла. Она широко улыбалась, думая о Малявке. – Собака ее за волосы дергает. Ты только глянь, какое у нее выражение.
– Угу, – отозвался я, видя на карточке лишь расплывчатое пятно и ощущая, что одна тяжелая грудь Гленды покоится на моем плече. Они у нее большие от природы, а не напичканы пластиком, как у многих в наши дни.
– А вот тут она сердится, – сказала Гленда, прижимаясь еще теснее. Ее грудь прошлась по моей щеке, и наконец один из нежных звоночков угодил мне прямо в ухо.
– Черт возьми, Гленда! – воскликнул я и посмотрел вверх.
– Что? – отозвалась она и отодвинулась. До нее дошло и она хрипло рассмеялась. Ее смех смягчился, она улыбнулась, в глазах появилась нежность. Я заметил, что ресницы у нее темные без всякой туши. Я подумал, что Гленда никогда не была еще такой привлекательной.
– Ты мне так нравишься, Бампер, – сказала она и поцеловала меня прямо в губы. – У меня кроме тебя и Малявки никого нет.
С Глендой то же самое, что и с Руфи: обе живут на моем участке. Но я установил для себя некоторые законы и правила. Их сегодня было довольно трудно соблюсти: Гленда была почти обнаженной.
– Давай, – сказала она, зная, что я почти готов взорваться. – Почему бы и нет? У нас с тобой никогда ничего не было, а я тебя всегда хотела.
– Мне надо в машину, – буркнул я, вскакивая и пересекая комнату тремя большими шагами. Потом забормотал что-то насчет пропущенных вызовов, но Гленда меня остановила:
– Ты фуражку забыл.
– Спасибо, – отозвался я, напяливая ее трясущимися руками. Она задержала вторую ладонь и поцеловала ее теплым влажным ртом.
– И не вздумай нас бросать, Бампер, – сказала она, глядя мне в глаза.
– Возьми пару монет для Малявки, – сказал я, выудив из кармана десятку.
– Сегодня у меня нет информации, – сказала она, покачав головой, но я сунул деньги ей за резинку трусиков, и она усмехнулась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84