— Хорошо, вернемся в помещение заключенных! По дороге Каддур объяснил, что заключенные могли легко пробраться ночью, в то время, когда все спали, в склады обсерватории через то большое отверстие в стене их помещения, через которое они получали воздух. Они одни могли совершить эту кражу — и они способны сделать такую вещь.
— Но какая могла быть у них цель сделать это? — спросил Норбер Моони.
— Ну, это мы вскоре увидим! — отвечал Каддур и в этом действительно не ошибся.
На его расспросы относительно исчезновения хлората калия Костерус Вагнер без всякого сопротивления признался, что виновником этой кражи является он и его товарищи. Вернее сказать, он не только признался в этом, но даже прямо похвалялся своим поступком.
— Я не сказал вам ничего об этом раньше, потому что вы не спросили меня! — самодовольно говорил он. — Но если бы вместо того, чтобы подкапывать и выстукивать стены, да искать под половыми плитами, — насмешливо продолжал он, — вы бы удостоили меня вопросом, то я сразу бы сообщил вам о том, что вас так сильно интересует!
Такое нахальство превосходило всё.
— А могу я спросить вас, — воскликнул Норбер Моони, — каким образом и с какой целью вы совершили это гнусное воровство, или кражу?
— Каким образом? Это наша тайна, да и не все ли вам равно? Ну, а с какой целью, — это сейчас скажу Нам уже надоело сидеть здесь запертыми, точно звери в клетке, и работать как негры для успеха какого-то дурацкого предприятия, сам успех которого мне кажется весьма сомнительным. Я стал придумывать тогда, какой залог нам бы взять в свои руки, чтобы принудить вас возвратить нам свободу, — и нашел… Теперь я заявляю вам свои требования: или вы тотчас же без промедления возвратите нам полную свободу и примите нас в число равноправных участников общей вашей жизни, — или же вам придется обойтись без хлората калия! Вот и все!..
— Довольно! — воскликнул Норбер Моони, — я не хочу ничего более слышать. Пойдемте, Каддур!
И он вышел из помещения трех бывших комиссаров с немного облегченным сердцем, что хлорат калия все же мог еще быть найден. А в крайнем случае всегда можно будет принять условия этих негодяев и таким образом купить себе право на жизнь, то есть право дышать воздухом… Конечно, если бы речь шла только о нем лично, то он сумел быдоказать им, что он нисколько не боится их или их угроз, — но теперь, когда вопрос дыхания и жизни являлся вопросом не для одного его, но и для Гертруды Керсэн, и для всех остальных, это было делом совсем другого рода.
— Ну, что вы скажете на это, Каддур? Что бы сделали вы на моем месте? — спросил молодой астроном, вернувшись в большую круглую залу, где ожидали их возвращения доктор Бриэ и сэр Буцефал.
— Я принял бы предложение этих господ, и, заставив их вернуть себе хлорат калия, всадил бы им каждому по две, по три пули в голову! — воскликнул карлик.
— Такого рода вещи делаются, может быть, в Судане, но не здесь, у меня! — с достоинством возразил Норбер Моони. — Как мне жаль, бедный мой Каддур, что ваша ненависть к этим людям настолько ослепляет вас, что даже заставляет забывать самые элементарные чувства порядочности, даже святость данного слова или обещания!
Каддур невольно опустил голову при этом справедливом упреке, но вслед затем снова поднял ее.
— В таком случае остается только отыскать этот хлорат калия без помощи этих негодяев! — проговорил он. — Согласны вы доверить мне кирку, заступ и электрический фонарь?
— Охотно! Возьмите все, что вам нужно! Я буду очень счастлив, если ваши старания увенчаются успехом.
Каддур мигом собрался, вооружился респиратором с кислородом и всем необходимым и вышел.
«Куда это он отправляется? — подумал Норбер Моони и его приятели. — Неужели он думает, что заключенные могли зарыть хлорат калия где-нибудь в долине? Это что-то невероятное!»
И всем такая мысль казалась очень странной.
Час спустя Каддур вернулся.
— Хлорат калия там, внизу, на дне кратера Ретикуса! — сказал он, входя. — Эти негодяи дотащили его в мешках до отверстия воздушного колодца и сбросили туда… Я только что нашел мешки там сваленными в кучу непосредственно под отверстием колодца, на глубине трех тысяч метров, на дне кратера, ход в который я открыл и затем исследовал тщательно во всех направлениях, а найдя хлорат калия, снова заделал ход в кратер.
— Да неужели это возможно, Каддур? Уж не ошиблись ли вы? — воскликнул Норбер Моони, до того довольный этой развязкой дела, что едва смел верить такому благополучию.
— А вот и доказательство, самое несомненное доказательство того, что я не ошибаюсь, — продолжал карлик, пошарив в своих карманах и доставая оттуда целую пригоршню хлората калия, которую он тут же выложил на стол перед присутствующими.
Доказательство это было действительно неоспоримое, не подлежащее никакому сомнению. Все принялись сердечно поздравлять Каддура с успехом его экспедиции, а затем стали держать совет о том, как следует поступить с участниками и виновниками этого преступления.
— Как ваше мнение на этот счет, доктор? — спросил Норбер Моони, — как вы полагаете, что нам следует сделать с этими негодяями, при тех условиях, в каких мы находимся в данное время?
— Преступление их просто возмутительно! — отвечал доктор, — и не подлежит сомнению, что на судне подобного рода попытка была бы наказана смертной казнью. А в том критическом положении, в каком мы находимся здесь, это преступление еще возмутительнее, еще подлее, чем при всяких иных условиях. Я отнюдь не жестокий и не свирепый человек, и мне чрезвычайно тяжело произнести такого рода приговор, как этот, да еще разом над тремя людьми; но по совести и чести должен сказать, что эти мерзавцы вполне заслуживают смертной казни!
— А вы, сэр Буцефал, какого мнения на этот счет? — обратился Норбер Моони к баронету.
— Мне кажется, что в этом вопросе не может быть двух различных мнений! — решительно заявил баронет. — Эти негодяи постоянно грозят опасностью и бедой из-за угла. Мошенничество, ложь, обман, коварство и измена их излюбленные орудия. От них нельзя ожидать ни раскаяния, ни чувства признательности и благодарности — это закоренелые негодяи, которых ничто не в силах исправить. Я высказываюсь явно за их смерть!
— А вы, Каддур?
— По-моему, смерть еще слишком легкое наказание для них! Бот что я могу сказать на это! — отозвался тот.
— А ты, Виржиль, что скажешь? — обратился Норбер Моони к своему верному слуге.
— Скажу по чести, господин Моони, — ответил добродушный алжирец, почесывая у себя за ухом, — я на своем веку видел, как расстреливали не одного беднягу солдата за преступления, в десять раз меньшие, чем те, какие себе позволяли эти люди! Да еще в мирное время, заметьте!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61