обе стороны – Германия и Италия – обязаны предварительно консультироваться по всем вопросам их международной политики. Хорошая консультация – вызвать, как мальчишку, в Зальцбург и сказать: «Мы начинаем войну! Готовьтесь, вы обязаны нам помогать…»
Конечно, обе стороны обязались в случае войны немедленно оказывать друг другу помощь. Он, Чиано, подписал это. Но там есть примечание, на которое теперь Риббентроп не хочет обращать внимания: война будет начата не раньше, как через три года. Через три года, но не через три месяца! Все-таки надо же подготовиться! Граф Чиано хоть и министр иностранных дел, но лучше других знает, в каком состоянии находятся итальянские вооруженные силы. С такими силами можно выступать против Албании, а здесь надо подумать, все взвесить.
Сначала Риббентроп не говорил ни да, ни нет. Он это умеет делать. Рейхсминистр оскорбительно холодно пытался уклониться от разговора о дальнейших планах Германии, но Чиано все-таки сумел вытянуть то, что надо.
Перед обедом два министра гуляли в Клессгеймском парке в Зальцбурге. За деревьями поднималась зубчатая каменная стена, окружавшая замок. От нее веяло прохладой и сыростью. Риббентроп говорил о пустяках, рассказывал историю Клессгейма. В средние века замок принадлежал каким-то епископам Зальцбурга, – Чиано совершенно не интересовало, кому именно, – а теперь Гитлер решил использовать замок для приема особо почетных гостей. Риббентроп распинался: «Господин Чиано наиболее уважаемый среди них». Вспоминал какие-то легенды, вычитанные из истории австрийских замков, явно оттягивая решительный разговор, ради которого Чиано приехал в Зальцбург. Все это нужно было слушать и улыбаться.
Покончив с королем Генрихом Птицеловом, который якобы имел отношение к Клессгейму, рейхсминистр без видимого перехода спросил о здоровье донны Марии, сестры Чиано. Риббентроп придал лицу выражение сочувствия и печали: бедная женщина, сколько страданий ей причиняет болезнь…
Чиано вежливо слушал, поддерживая беседу, стараясь перевести ее в нужное русло. Так они ходили по глухим дорожкам парка, с виду большие друзья, находящие удовольствие в разговоре о пустяках. На шее германского министра иностранных дел блистал итальянский орден Аннунциаты с ярким, как в церковных витражах, изображением картины благовещения господня. Совсем недавно, в день подписания «Стального пакта», Чиано именем короля вручил ему этот высший итальянский орден, знак непорочности и чистоты. Парадоксально: кому приходится давать такую награду! Но, может быть, орден позволит вернуться к теме?
– Вы, кажется, не расстаетесь с королевской наградой? – учтиво спросил Чиано. – Не правда ли, это наиболее красивый из орденов?
– О да! Признаюсь, мне он очень нравится, и я горжусь им. Геринг завидует мне. Вы знаете его слабость…
Граф Чиано знал об инциденте, разыгравшемся сразу после церемонии. Геринг прослезился от огорчения, что орден достался не ему, а Риббентропу. Маккензен, германский посол в Риме, конфиденциально, но не без умысла рассказал об этом графу Чиано. Посол намекнул, что Геринг обижен: ведь именно он считает себя вдохновителем «Стального пакта» и вообще укрепления германо-итальянского союза. Теперь и Риббентроп говорит о том же самом. Вот попрошайки!
Тем временем разговор снова ушел в сторону. Чиано вежливо, но настойчиво повернул его на свою тему. Когда ему удалось это сделать, итальянец прямо спросил:
– Скажите мне откровенно: чего вы хотите? Данцигский коридор?
Некоторое время Риббентроп шел молча. Под ногами шуршал гравий. Чиано подумал: может быть, рейхсминистр не расслышал или, по своему обыкновению, хочет уйти от прямого ответа. Но Риббентроп повернул к собеседнику бесстрастное, бледно-матовое лицо и, глядя на него холодными, металлическими глазами, внятно ответил:
– Мы хотим войны…
После этого разговор стал более откровенным и острым. Чиано говорил убедительно: господин Риббентроп, несомненно, знает, что дуче размышляет так же, как фюрер, но надо учитывать внутреннее положение союзника – Италия еще не готова к войне.
Разговор в парке оказался безрезультатным. Чиано заупрямился и отказался дать какие-либо определенные обещания. Беседу прервали, за обедом сидели молча, недовольные друг другом. Царила атмосфера холода и недоверия.
Первоначально в Зальцбурге предполагали ограничиться встречей только министров иностранных дел – Чиано и Риббентропа, – но ситуация изменилась, и Риббентроп пригласил на подмогу Гитлера.
Он явился на следующий день, говорил без перерыва почти два часа, не позволяя Чиано вставить даже короткой реплики. Смысл рассуждений Гитлера сводился к тому, что Германия и Италия связали навечно свою судьбу. Они распределили сферы влияния: итальянцы – на Средиземном море, а он, Гитлер, устремляется на восток. Теперь обе стороны обязаны помогать друг другу. Для этого и подписан договор – «Стальной пакт», – святость которого нерушима.
Граф Чиано сумел вставить только одно замечание: слишком неожиданны требования принять участие в акции против Польши. Если господину Гитлеру не изменяет память, германская сторона до последнего времени даже не упоминала, что положение на восточной границе Третьей империи так серьезно. Наоборот, господин Риббентроп совсем недавно утверждал, что данцигская проблема разрешится мирно, сама собой. Только исходя из этого, Муссолини полагал, что он имеет года два-три на подготовку к войне.
В ответ Гитлер вспылил, но тут же взял себя в руки. Чиано с удовлетворением отметил эту деталь: значит, немцы заинтересованы в итальянской помощи, зависят от нее в своей политике проникновения на восток. Стало быть, здесь кое-что можно выторговать.
Гитлер уже мягче подчеркнул, что отступать невозможно, нужно форсировать события. Он убеждал, уговаривал. Польскую проблему надо решать немедленно, через месяц там начнется осенняя распутица, дороги превратятся в океан грязи. Откладывать дальше он просто не может.
Чиано подумал: какое нам дело до осенних дождей в Польше, в конце-то концов у Рима есть тоже свои заботы! Если фюреру не терпится начинать войну, пусть ведет ее сам… Но вслух граф с подкупающей искренностью заверил Гитлера в понимании его тонких и гениально продуманных планов. Чиано ловко ушел от прямого ответа – сослался на то, что должен информировать Муссолини. Они незамедлительно изложат письменно точку зрения итальянского правительства, а если потребуется, граф не сочтет за труд снова приехать в Зальцбург. Тогда обе стороны, обстоятельно взвесив все за и против, несомненно, придут к единому решению.
Гитлер, кажется, не остался в восторге от такого ответа.
В тот же вечер Чиано покинул Зальцбург и теперь возвращался в Рим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226
Конечно, обе стороны обязались в случае войны немедленно оказывать друг другу помощь. Он, Чиано, подписал это. Но там есть примечание, на которое теперь Риббентроп не хочет обращать внимания: война будет начата не раньше, как через три года. Через три года, но не через три месяца! Все-таки надо же подготовиться! Граф Чиано хоть и министр иностранных дел, но лучше других знает, в каком состоянии находятся итальянские вооруженные силы. С такими силами можно выступать против Албании, а здесь надо подумать, все взвесить.
Сначала Риббентроп не говорил ни да, ни нет. Он это умеет делать. Рейхсминистр оскорбительно холодно пытался уклониться от разговора о дальнейших планах Германии, но Чиано все-таки сумел вытянуть то, что надо.
Перед обедом два министра гуляли в Клессгеймском парке в Зальцбурге. За деревьями поднималась зубчатая каменная стена, окружавшая замок. От нее веяло прохладой и сыростью. Риббентроп говорил о пустяках, рассказывал историю Клессгейма. В средние века замок принадлежал каким-то епископам Зальцбурга, – Чиано совершенно не интересовало, кому именно, – а теперь Гитлер решил использовать замок для приема особо почетных гостей. Риббентроп распинался: «Господин Чиано наиболее уважаемый среди них». Вспоминал какие-то легенды, вычитанные из истории австрийских замков, явно оттягивая решительный разговор, ради которого Чиано приехал в Зальцбург. Все это нужно было слушать и улыбаться.
Покончив с королем Генрихом Птицеловом, который якобы имел отношение к Клессгейму, рейхсминистр без видимого перехода спросил о здоровье донны Марии, сестры Чиано. Риббентроп придал лицу выражение сочувствия и печали: бедная женщина, сколько страданий ей причиняет болезнь…
Чиано вежливо слушал, поддерживая беседу, стараясь перевести ее в нужное русло. Так они ходили по глухим дорожкам парка, с виду большие друзья, находящие удовольствие в разговоре о пустяках. На шее германского министра иностранных дел блистал итальянский орден Аннунциаты с ярким, как в церковных витражах, изображением картины благовещения господня. Совсем недавно, в день подписания «Стального пакта», Чиано именем короля вручил ему этот высший итальянский орден, знак непорочности и чистоты. Парадоксально: кому приходится давать такую награду! Но, может быть, орден позволит вернуться к теме?
– Вы, кажется, не расстаетесь с королевской наградой? – учтиво спросил Чиано. – Не правда ли, это наиболее красивый из орденов?
– О да! Признаюсь, мне он очень нравится, и я горжусь им. Геринг завидует мне. Вы знаете его слабость…
Граф Чиано знал об инциденте, разыгравшемся сразу после церемонии. Геринг прослезился от огорчения, что орден достался не ему, а Риббентропу. Маккензен, германский посол в Риме, конфиденциально, но не без умысла рассказал об этом графу Чиано. Посол намекнул, что Геринг обижен: ведь именно он считает себя вдохновителем «Стального пакта» и вообще укрепления германо-итальянского союза. Теперь и Риббентроп говорит о том же самом. Вот попрошайки!
Тем временем разговор снова ушел в сторону. Чиано вежливо, но настойчиво повернул его на свою тему. Когда ему удалось это сделать, итальянец прямо спросил:
– Скажите мне откровенно: чего вы хотите? Данцигский коридор?
Некоторое время Риббентроп шел молча. Под ногами шуршал гравий. Чиано подумал: может быть, рейхсминистр не расслышал или, по своему обыкновению, хочет уйти от прямого ответа. Но Риббентроп повернул к собеседнику бесстрастное, бледно-матовое лицо и, глядя на него холодными, металлическими глазами, внятно ответил:
– Мы хотим войны…
После этого разговор стал более откровенным и острым. Чиано говорил убедительно: господин Риббентроп, несомненно, знает, что дуче размышляет так же, как фюрер, но надо учитывать внутреннее положение союзника – Италия еще не готова к войне.
Разговор в парке оказался безрезультатным. Чиано заупрямился и отказался дать какие-либо определенные обещания. Беседу прервали, за обедом сидели молча, недовольные друг другом. Царила атмосфера холода и недоверия.
Первоначально в Зальцбурге предполагали ограничиться встречей только министров иностранных дел – Чиано и Риббентропа, – но ситуация изменилась, и Риббентроп пригласил на подмогу Гитлера.
Он явился на следующий день, говорил без перерыва почти два часа, не позволяя Чиано вставить даже короткой реплики. Смысл рассуждений Гитлера сводился к тому, что Германия и Италия связали навечно свою судьбу. Они распределили сферы влияния: итальянцы – на Средиземном море, а он, Гитлер, устремляется на восток. Теперь обе стороны обязаны помогать друг другу. Для этого и подписан договор – «Стальной пакт», – святость которого нерушима.
Граф Чиано сумел вставить только одно замечание: слишком неожиданны требования принять участие в акции против Польши. Если господину Гитлеру не изменяет память, германская сторона до последнего времени даже не упоминала, что положение на восточной границе Третьей империи так серьезно. Наоборот, господин Риббентроп совсем недавно утверждал, что данцигская проблема разрешится мирно, сама собой. Только исходя из этого, Муссолини полагал, что он имеет года два-три на подготовку к войне.
В ответ Гитлер вспылил, но тут же взял себя в руки. Чиано с удовлетворением отметил эту деталь: значит, немцы заинтересованы в итальянской помощи, зависят от нее в своей политике проникновения на восток. Стало быть, здесь кое-что можно выторговать.
Гитлер уже мягче подчеркнул, что отступать невозможно, нужно форсировать события. Он убеждал, уговаривал. Польскую проблему надо решать немедленно, через месяц там начнется осенняя распутица, дороги превратятся в океан грязи. Откладывать дальше он просто не может.
Чиано подумал: какое нам дело до осенних дождей в Польше, в конце-то концов у Рима есть тоже свои заботы! Если фюреру не терпится начинать войну, пусть ведет ее сам… Но вслух граф с подкупающей искренностью заверил Гитлера в понимании его тонких и гениально продуманных планов. Чиано ловко ушел от прямого ответа – сослался на то, что должен информировать Муссолини. Они незамедлительно изложат письменно точку зрения итальянского правительства, а если потребуется, граф не сочтет за труд снова приехать в Зальцбург. Тогда обе стороны, обстоятельно взвесив все за и против, несомненно, придут к единому решению.
Гитлер, кажется, не остался в восторге от такого ответа.
В тот же вечер Чиано покинул Зальцбург и теперь возвращался в Рим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226