И сейчас, продолжая писать тебе, я стараюсь представить, о чем мог думать отец-настоятель, с красно-синим карандашом в руке читая мои письма. «Я пытался красно-синим карандашом отделить основную линию в описанных им мифах и преданиях от побочных, но, поразмыслив, пришел к выводу, что это абсолютно бессмысленно. Поэтому я и стер свои пометки. Ведь он еще в детстве любил подурачиться, и, даже, когда мне казалось, что он слушает с интересом, хотя и не отделяет в сюжете повествования главного от второстепенного, я все же не был уверен, что он серьезно воспринимает действительно важное. Передавая ему мифы и предания нашего края, я иногда сбивался, и кончалось тем, что мы оба хохотали…»
Сестренка, я на самом деле вспоминаю выражение лица отца-настоятеля, когда он во время наших занятий вдруг начинал беспричинно смеяться. И я думаю, оправданием может служить то, что в мифах и исторических преданиях, рассказанных мне в детстве отцом-настоятелем, было много такого, что даже он, человек предельно серьезный, воспринимал с юмором. Причем такое впечатление сложилось не только у меня. Это отметили дед Апо и дед Пери, которые иногда присутствовали на наших занятиях. Что их заинтересовало в моем обучении? Началось с того, что специалисты по небесной механике – первые из тех, кто был эвакуирован в нашу долину, – заметили одну мою странность. Ребята из долины и горного поселка неохотно принимали меня в свои игры, а я понимал, что если ежедневно не освежать в памяти предания, рассказанные отцом-настоятелем, то все перезабудешь, и, значит, на следующий день он будет укоризненно смотреть на меня; поэтому, даже играя с товарищами, я все время вполголоса повторял их. Дед Апо и дед Пери обратили на меня внимание вскоре после приезда в долину – в тот вечер, собрав ребят, увлекающихся астрономией, они стали показывать расположение звезд на крохотном кусочке неба, ограниченном горами, а я, чтобы не мешать остальным, отошел в сторону и что-то бубнил себе под нос. Они подумали, что я заучиваю стихи, и спросили, что я декламирую. Смутившись и одновременно желая подурачить чужаков, я ответил:
– Я рассказываю, как было создано наше государство! Вонючее болото было отгорожено огромными обломками скал и глыбами черной окаменевшей земли, а когда их взорвали, ливень смыл вонючую грязь и там поселились люди! – А потом присказкой отца-настоятеля, с которой начинался каждый урок (я обычно отвечал на нее односложным «угу»), решил поразить темных городских жителей: «Итак, я начинаю свой рассказ. Было ли это на самом деле, не было ли – неизвестно, но, коль уж речь идет о старине, нужно слушать так, будто то, чего даже быть не могло, действительно было. Понятно?»
Однако специалисты по небесной механике ответили с полной серьезностью: «Понятно» – и, сверкнув круглыми очками в темной оправе, в которых отражались звезды, спросили, причем в своей обычной манере – один говорил, а другой беззвучно шевелил губами, как бы повторяя его слова:
– Очень интересный миф, но не противоречит ли он тому, что учат в школе? Мифу о рождении империи?
После того вечера, когда мы наблюдали звезды, я, уступая настойчивым просьбам деда Апо и деда Пери, стал рассказывать им о мифах и преданиях деревни-государства-микрокосма, которым меня обучал отец-настоятель. Я рассказывал их людям, являющимся для нас чужаками, скорее всего, потому, что жители нашей долины сразу же прониклись к ученым полным доверием. Но все равно я никогда не касался ни пятидесятидневной войны – об этом и речи быть не могло, – ни уловки с двойным ведением книги посемейных записей в связи с пересмотром поземельного налога и твердо придерживался принципа: рассказ о мифах и преданиях деревни-государства-микрокосма ограничить нашей горной впадиной.
Ученые, проявив глубокий интерес к услышанным от меня преданиям, выразили желание встретиться с отцом-настоятелем. Совершенно неожиданно для меня отец-настоятель, в последнее время на глазах превращавшийся в мизантропа, пригласил их в свой кабинет в храме, куда допускались лишь старики долины и горного поселка. Я привел их к нему, замирая от страха. Я знал, что, нарушив принципы, которые строго блюли в нашей долине, наболтал посторонним людям много лишнего, и боялся, как бы в беседе отца-настоятеля со специалистами по небесной механике все не выплыло наружу.
Они выглядели как настоящие ученые: головы удлиненной формы с большими залысинами, хотя им было чуть больше тридцати. Вспоминаю, что, зачарованный их внешностью, я тогда впервые обратил внимание, что и отец-настоятель на фоне полок, набитых книгами и бумагами, не уступает им своей внушительной, а не просто своеобразной наружностью, и испытал гордость за него. Он сидел, выпрямив свое могучее тело, вскинув подбородок и полуприкрыв глаза, и спокойно давал ясные и четкие ответы на вопросы ученых, чем произвел на них огромное впечатление. Дед Апо и дед Пери стали уточнять слышанные от меня мифы и предания, а отец-настоятель с достоинством отвечал:
– Да, такой вариант тоже существует, но есть и другие.
Потом, немного помолчав, с расстановкой заговорил и вместо того, чтобы подтвердить правдивость мифов и преданий, которые он излагал мне во время наших ежедневных занятий, сказал, что они касаются лишь крохотного района, в котором мы живем, а поскольку передавались из уст в уста жителями нашего края, то всякие преувеличения в них неизбежны. Но, настаивал он, эти предания не голый вымысел, лишенный всяких оснований, они достаточно реалистичны в своей основе.
Слушая со стороны объяснения отца-настоятеля, я не столько думал о достоверности мифов, излагавшихся отцом-настоятелем во время наших ежедневных занятий, сколько о необходимости все время повторять их, чтобы тверже запомнить и никогда не забыть. Теперь я понимаю: отец-настоятель не был до конца откровенен с дедом Апо и дедом Пери, не желая обмануть доверия, оказанного ему жителями нашего края. Однако оба ученых почувствовали, что осторожность, с какой отец-настоятель говорил о преданиях, вызвана чем-то весьма важным, связанным с жизнью сообщества, обитающего в долине, и, будучи чужаками, не стали упорствовать в стремлении глубже проникнуть в их суть. Они высказали вот какую точку зрения по поводу услышанных от меня преданий: новый мир, созданный в этой долине и после блистательного Века свободы постепенно пришедший в упадок, – не просто укрывшееся в горах поселение, а целое независимое государство и, судя по огромному количеству легенд, касающихся самых разных сторон его жизни, может быть смело назван микрокосмом. Эти рассуждения полностью расположили к ним отца-настоятеля. Я до сих пор нахожусь под впечатлением пережитого в тот день и, говоря о нашем крае, настоящее название которого избегал произносить, стал использовать слова «деревня-государство-микрокосм» как наиболее соответствующие задаче свести воедино все его мифы и исторические предания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142
Сестренка, я на самом деле вспоминаю выражение лица отца-настоятеля, когда он во время наших занятий вдруг начинал беспричинно смеяться. И я думаю, оправданием может служить то, что в мифах и исторических преданиях, рассказанных мне в детстве отцом-настоятелем, было много такого, что даже он, человек предельно серьезный, воспринимал с юмором. Причем такое впечатление сложилось не только у меня. Это отметили дед Апо и дед Пери, которые иногда присутствовали на наших занятиях. Что их заинтересовало в моем обучении? Началось с того, что специалисты по небесной механике – первые из тех, кто был эвакуирован в нашу долину, – заметили одну мою странность. Ребята из долины и горного поселка неохотно принимали меня в свои игры, а я понимал, что если ежедневно не освежать в памяти предания, рассказанные отцом-настоятелем, то все перезабудешь, и, значит, на следующий день он будет укоризненно смотреть на меня; поэтому, даже играя с товарищами, я все время вполголоса повторял их. Дед Апо и дед Пери обратили на меня внимание вскоре после приезда в долину – в тот вечер, собрав ребят, увлекающихся астрономией, они стали показывать расположение звезд на крохотном кусочке неба, ограниченном горами, а я, чтобы не мешать остальным, отошел в сторону и что-то бубнил себе под нос. Они подумали, что я заучиваю стихи, и спросили, что я декламирую. Смутившись и одновременно желая подурачить чужаков, я ответил:
– Я рассказываю, как было создано наше государство! Вонючее болото было отгорожено огромными обломками скал и глыбами черной окаменевшей земли, а когда их взорвали, ливень смыл вонючую грязь и там поселились люди! – А потом присказкой отца-настоятеля, с которой начинался каждый урок (я обычно отвечал на нее односложным «угу»), решил поразить темных городских жителей: «Итак, я начинаю свой рассказ. Было ли это на самом деле, не было ли – неизвестно, но, коль уж речь идет о старине, нужно слушать так, будто то, чего даже быть не могло, действительно было. Понятно?»
Однако специалисты по небесной механике ответили с полной серьезностью: «Понятно» – и, сверкнув круглыми очками в темной оправе, в которых отражались звезды, спросили, причем в своей обычной манере – один говорил, а другой беззвучно шевелил губами, как бы повторяя его слова:
– Очень интересный миф, но не противоречит ли он тому, что учат в школе? Мифу о рождении империи?
После того вечера, когда мы наблюдали звезды, я, уступая настойчивым просьбам деда Апо и деда Пери, стал рассказывать им о мифах и преданиях деревни-государства-микрокосма, которым меня обучал отец-настоятель. Я рассказывал их людям, являющимся для нас чужаками, скорее всего, потому, что жители нашей долины сразу же прониклись к ученым полным доверием. Но все равно я никогда не касался ни пятидесятидневной войны – об этом и речи быть не могло, – ни уловки с двойным ведением книги посемейных записей в связи с пересмотром поземельного налога и твердо придерживался принципа: рассказ о мифах и преданиях деревни-государства-микрокосма ограничить нашей горной впадиной.
Ученые, проявив глубокий интерес к услышанным от меня преданиям, выразили желание встретиться с отцом-настоятелем. Совершенно неожиданно для меня отец-настоятель, в последнее время на глазах превращавшийся в мизантропа, пригласил их в свой кабинет в храме, куда допускались лишь старики долины и горного поселка. Я привел их к нему, замирая от страха. Я знал, что, нарушив принципы, которые строго блюли в нашей долине, наболтал посторонним людям много лишнего, и боялся, как бы в беседе отца-настоятеля со специалистами по небесной механике все не выплыло наружу.
Они выглядели как настоящие ученые: головы удлиненной формы с большими залысинами, хотя им было чуть больше тридцати. Вспоминаю, что, зачарованный их внешностью, я тогда впервые обратил внимание, что и отец-настоятель на фоне полок, набитых книгами и бумагами, не уступает им своей внушительной, а не просто своеобразной наружностью, и испытал гордость за него. Он сидел, выпрямив свое могучее тело, вскинув подбородок и полуприкрыв глаза, и спокойно давал ясные и четкие ответы на вопросы ученых, чем произвел на них огромное впечатление. Дед Апо и дед Пери стали уточнять слышанные от меня мифы и предания, а отец-настоятель с достоинством отвечал:
– Да, такой вариант тоже существует, но есть и другие.
Потом, немного помолчав, с расстановкой заговорил и вместо того, чтобы подтвердить правдивость мифов и преданий, которые он излагал мне во время наших ежедневных занятий, сказал, что они касаются лишь крохотного района, в котором мы живем, а поскольку передавались из уст в уста жителями нашего края, то всякие преувеличения в них неизбежны. Но, настаивал он, эти предания не голый вымысел, лишенный всяких оснований, они достаточно реалистичны в своей основе.
Слушая со стороны объяснения отца-настоятеля, я не столько думал о достоверности мифов, излагавшихся отцом-настоятелем во время наших ежедневных занятий, сколько о необходимости все время повторять их, чтобы тверже запомнить и никогда не забыть. Теперь я понимаю: отец-настоятель не был до конца откровенен с дедом Апо и дедом Пери, не желая обмануть доверия, оказанного ему жителями нашего края. Однако оба ученых почувствовали, что осторожность, с какой отец-настоятель говорил о преданиях, вызвана чем-то весьма важным, связанным с жизнью сообщества, обитающего в долине, и, будучи чужаками, не стали упорствовать в стремлении глубже проникнуть в их суть. Они высказали вот какую точку зрения по поводу услышанных от меня преданий: новый мир, созданный в этой долине и после блистательного Века свободы постепенно пришедший в упадок, – не просто укрывшееся в горах поселение, а целое независимое государство и, судя по огромному количеству легенд, касающихся самых разных сторон его жизни, может быть смело назван микрокосмом. Эти рассуждения полностью расположили к ним отца-настоятеля. Я до сих пор нахожусь под впечатлением пережитого в тот день и, говоря о нашем крае, настоящее название которого избегал произносить, стал использовать слова «деревня-государство-микрокосм» как наиболее соответствующие задаче свести воедино все его мифы и исторические предания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142