Вот таким образом она их убеждала.
– Наверное, Барбаре приходилось нелегко.
– Когда дети плакали, ей становилось так тяжело, что она тоже не могла сдержать слез. Они ласково называли ее: Mammy, и она тут же начинала играть роль матери. Ей же нужно было оставаться Ma'am. На самом деле она выбрала нечто среднее, став матерью-другом, одновременно являясь и учителем. Ей нужно было играть несколько ролей. У меня же была только одна роль.
Хотя их объединяло общее занятие – дети напрокат, это были разные личности – каждый со своим характером, выражением лица, особенностями, пристрастиями и генами – которые случайно оказались под одной крышей. Не всегда выбор Катагири оказывался правильным, у детей развивались внезапные болезни, возникали душевные травмы.
Старший ребенок Сэм был умненький мальчик, но в десять лет он совсем перестал разговаривать. Ни босс, ни мадам не могли и предположить, от чего это случилось. Они забеспокоились, но сколько ни пытались заговорить с Сэмом, он произносил только три фразы: Yes, No, I don't know. Они даже показали его психоаналитику, но от этого прибавились только две фразы: I'm OK. Leave me alone! В таком состоянии его никоим образом нельзя было отдавать напрокат в чужую семью. Мальчик, который говорит только пять фраз, превратит и без того печальный дом осиротевших родителей в замок с привидениями. Поломав голову, господин Катагири, решил попробовать загипнотизировать Сэма. Даже наспех проведенный сеанс гипноза дал непредсказуемый результат: число фраз увеличилось до десяти. Сэм был послушным ребенком, и, может быть, поэтому простое внушение избавило его от груза на душе.
Благодаря случаю с Сэмом Катагири серьезно овладел гипнозом; занимаясь йогой, без всякой системы добавил свой опыт практики в дзэнском монастыре, куда он ходил в юные годы, и создал тот самый медитативный метод по системе Катагири. Оказалось, Сэм, работая ребенком напрокат, испытывал стресс невероятной силы. Оттого что ему приходилось контролировать осиротевших родителей-клиентов, он не мог говорить так, как ему хотелось. Сэм был гордым ребенком. Иначе говоря, ему нужно было дать возможность расслабиться. Катагири превратил Сэма в материал для экспериментов и оттачивал на нем свой медитативный метод.
Была девочка, которая страдала приступами агрессии. Мексиканка Мириам, чьи родители погибли в автокатастрофе, по ночам в полнолуние неизменно начинала буйствовать. Ни босс, ни мадам ничего не могли с этим поделать. Среди клиентов были семьи, которые искали скандального ребенка. Босс придумал рекламный трюк: ссоры родителей и детей, ссоры с братьями и сестрами, скандалы с соседями – все, что ни пожелаете, – и так продавал Мириам. Сейчас она работает в полиции.
Хелен, которая умела говорить по-кошачьи, была таким загадочным ребенком, что действительно можно было подумать, будто она родилась от кошки и человека. Она доставляла много хлопот. В опасном Нью-Йорке убегала куда-нибудь, словно напрашивалась: украдите меня. Хотелось надеть на нее ошейник. Один раз она не возвращалась целый день, заставив босса и мадам изрядно поволноваться. Наутро ее привел домой хиппи, назвавшийся поэтом, который узнал ее адрес из медальона, висящего на шее. Хелен сказала, что принимала участие в конференции бродячих кошек, выступая с речью от имени человеческих детенышей. Ее духа-хранителя звали Стиви. Он был наполовину человек, наполовину кошка. Где сейчас Хелен, неизвестно. От нее нет никаких вестей уже лет пять.
– Как-нибудь нагрянет без предупреждения с выводком из пяти детей, не меньше.
Наверняка она превратилась в кошку.
Иен Иен, сирота китайских корней, возит в Америку азиатские фильмы. Она вышла замуж за кинорежиссера родом из Гонконга и иногда снимается в кино. Благодаря этому она смогла встретиться со своими настоящими родителями. Иен Иен была второй дочерью в семье владельца ресторана в Гонконге. Ее родители увидели лицо актрисы, которая играла в одном гонконгском фильме американку, китаянку в третьем поколении, не умевшую говорить по-китайски, и подумали: «Может быть…» Она была точной копией их старшей дочери, то есть старшей сестры Иен Иен. Они навели справки об актрисе, и выяснилось, что Иен Иен полностью совпадала по описаниям с их пропавшей дочерью. Ее похитили еще в том возрасте, когда она и говорить толком не умела, и бросили в нью-йоркском Чайнатауне. Похищение было совершено в целях получения выкупа, но преступника так и не поймали, а дело осталось нераскрытым. Вписав в паспорт имя ребенка, преступник вывез Иен Иен за пределы Гонконга, но, вероятно, так и не придумав никакого способа безопасно получить выкуп, бросил девочку на улицах Нью-Йорка.
Иен Иен практически ничего не помнила о своих настоящих родителях. Они вообще-то дали ей китайское имя – Линхо и английское – Трэйси. К счастью, родители помнили, что на спине у девочки есть родинка в форме треугольника, к тому же анализ крови не показал того, что они не являются ее родителями.
– Это единственный случай, когда ребенку напрокат удалось встретиться со своими настоящими родителями. Только Иен Иен. Если теперь Мэтью удастся встретиться со своей родной матерью, это будет второй случай, – Катагири поочередно поморгал глазами и засмеялся, засопев носом. – Родная мать Мэтью знает, где у него на теле родинки?
Встреча родной матери со своим ребенком для Катагири не очень-то радостное событие, догадалась Майко по его интонации. То, что кровные связи значат больше, чем жизненные, – это чушь. Подумаешь, кровь. Жидкость красного цвета. Отношения между родителями и детьми меняются в зависимости от обстоятельств. Эти отношения – не более, чем контракт. А любой контракт можно переписать. Катагири стал отцом сирот, опираясь на подобные теории.
Вообще-то Майко представляла сторону родной матери, мадам Амино, но, как ни странно, она и раньше задумывалась о том, что кровные узы, возможно, не являются чем-то прочным. О том, как все обстоит на самом деле, можно было узнать только непосредственно у самого Мэтью. Мадам Амино говорила, что у Мэтью на попке четыре родинки по одной линии. Но это можно было проверить, только спустив с него трусы.
– А каким ребенком был Мэтью? Это вопрос, который особенно меня интересует.
– Честно говоря, я любил Мэтью больше всех. Он был единственным ребенком, с которым я мог говорить по-японски. Был единственным гражданином, который мог жить в Японии, существующей в моем сознании.
В коридоре какой-то мужчина фальшиво пел фальцетом. Гонконгская попса?
– Последнее время в этом Apartment поселилось много китайцев. Dancer, певцы, кинорежиссеры, театральные драматурги. Наверняка в Китае они первоклассные Artist. He знаю, приехали ли они из Red China, или из Taiwan, или Hong Kong, но в них есть power.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
– Наверное, Барбаре приходилось нелегко.
– Когда дети плакали, ей становилось так тяжело, что она тоже не могла сдержать слез. Они ласково называли ее: Mammy, и она тут же начинала играть роль матери. Ей же нужно было оставаться Ma'am. На самом деле она выбрала нечто среднее, став матерью-другом, одновременно являясь и учителем. Ей нужно было играть несколько ролей. У меня же была только одна роль.
Хотя их объединяло общее занятие – дети напрокат, это были разные личности – каждый со своим характером, выражением лица, особенностями, пристрастиями и генами – которые случайно оказались под одной крышей. Не всегда выбор Катагири оказывался правильным, у детей развивались внезапные болезни, возникали душевные травмы.
Старший ребенок Сэм был умненький мальчик, но в десять лет он совсем перестал разговаривать. Ни босс, ни мадам не могли и предположить, от чего это случилось. Они забеспокоились, но сколько ни пытались заговорить с Сэмом, он произносил только три фразы: Yes, No, I don't know. Они даже показали его психоаналитику, но от этого прибавились только две фразы: I'm OK. Leave me alone! В таком состоянии его никоим образом нельзя было отдавать напрокат в чужую семью. Мальчик, который говорит только пять фраз, превратит и без того печальный дом осиротевших родителей в замок с привидениями. Поломав голову, господин Катагири, решил попробовать загипнотизировать Сэма. Даже наспех проведенный сеанс гипноза дал непредсказуемый результат: число фраз увеличилось до десяти. Сэм был послушным ребенком, и, может быть, поэтому простое внушение избавило его от груза на душе.
Благодаря случаю с Сэмом Катагири серьезно овладел гипнозом; занимаясь йогой, без всякой системы добавил свой опыт практики в дзэнском монастыре, куда он ходил в юные годы, и создал тот самый медитативный метод по системе Катагири. Оказалось, Сэм, работая ребенком напрокат, испытывал стресс невероятной силы. Оттого что ему приходилось контролировать осиротевших родителей-клиентов, он не мог говорить так, как ему хотелось. Сэм был гордым ребенком. Иначе говоря, ему нужно было дать возможность расслабиться. Катагири превратил Сэма в материал для экспериментов и оттачивал на нем свой медитативный метод.
Была девочка, которая страдала приступами агрессии. Мексиканка Мириам, чьи родители погибли в автокатастрофе, по ночам в полнолуние неизменно начинала буйствовать. Ни босс, ни мадам ничего не могли с этим поделать. Среди клиентов были семьи, которые искали скандального ребенка. Босс придумал рекламный трюк: ссоры родителей и детей, ссоры с братьями и сестрами, скандалы с соседями – все, что ни пожелаете, – и так продавал Мириам. Сейчас она работает в полиции.
Хелен, которая умела говорить по-кошачьи, была таким загадочным ребенком, что действительно можно было подумать, будто она родилась от кошки и человека. Она доставляла много хлопот. В опасном Нью-Йорке убегала куда-нибудь, словно напрашивалась: украдите меня. Хотелось надеть на нее ошейник. Один раз она не возвращалась целый день, заставив босса и мадам изрядно поволноваться. Наутро ее привел домой хиппи, назвавшийся поэтом, который узнал ее адрес из медальона, висящего на шее. Хелен сказала, что принимала участие в конференции бродячих кошек, выступая с речью от имени человеческих детенышей. Ее духа-хранителя звали Стиви. Он был наполовину человек, наполовину кошка. Где сейчас Хелен, неизвестно. От нее нет никаких вестей уже лет пять.
– Как-нибудь нагрянет без предупреждения с выводком из пяти детей, не меньше.
Наверняка она превратилась в кошку.
Иен Иен, сирота китайских корней, возит в Америку азиатские фильмы. Она вышла замуж за кинорежиссера родом из Гонконга и иногда снимается в кино. Благодаря этому она смогла встретиться со своими настоящими родителями. Иен Иен была второй дочерью в семье владельца ресторана в Гонконге. Ее родители увидели лицо актрисы, которая играла в одном гонконгском фильме американку, китаянку в третьем поколении, не умевшую говорить по-китайски, и подумали: «Может быть…» Она была точной копией их старшей дочери, то есть старшей сестры Иен Иен. Они навели справки об актрисе, и выяснилось, что Иен Иен полностью совпадала по описаниям с их пропавшей дочерью. Ее похитили еще в том возрасте, когда она и говорить толком не умела, и бросили в нью-йоркском Чайнатауне. Похищение было совершено в целях получения выкупа, но преступника так и не поймали, а дело осталось нераскрытым. Вписав в паспорт имя ребенка, преступник вывез Иен Иен за пределы Гонконга, но, вероятно, так и не придумав никакого способа безопасно получить выкуп, бросил девочку на улицах Нью-Йорка.
Иен Иен практически ничего не помнила о своих настоящих родителях. Они вообще-то дали ей китайское имя – Линхо и английское – Трэйси. К счастью, родители помнили, что на спине у девочки есть родинка в форме треугольника, к тому же анализ крови не показал того, что они не являются ее родителями.
– Это единственный случай, когда ребенку напрокат удалось встретиться со своими настоящими родителями. Только Иен Иен. Если теперь Мэтью удастся встретиться со своей родной матерью, это будет второй случай, – Катагири поочередно поморгал глазами и засмеялся, засопев носом. – Родная мать Мэтью знает, где у него на теле родинки?
Встреча родной матери со своим ребенком для Катагири не очень-то радостное событие, догадалась Майко по его интонации. То, что кровные связи значат больше, чем жизненные, – это чушь. Подумаешь, кровь. Жидкость красного цвета. Отношения между родителями и детьми меняются в зависимости от обстоятельств. Эти отношения – не более, чем контракт. А любой контракт можно переписать. Катагири стал отцом сирот, опираясь на подобные теории.
Вообще-то Майко представляла сторону родной матери, мадам Амино, но, как ни странно, она и раньше задумывалась о том, что кровные узы, возможно, не являются чем-то прочным. О том, как все обстоит на самом деле, можно было узнать только непосредственно у самого Мэтью. Мадам Амино говорила, что у Мэтью на попке четыре родинки по одной линии. Но это можно было проверить, только спустив с него трусы.
– А каким ребенком был Мэтью? Это вопрос, который особенно меня интересует.
– Честно говоря, я любил Мэтью больше всех. Он был единственным ребенком, с которым я мог говорить по-японски. Был единственным гражданином, который мог жить в Японии, существующей в моем сознании.
В коридоре какой-то мужчина фальшиво пел фальцетом. Гонконгская попса?
– Последнее время в этом Apartment поселилось много китайцев. Dancer, певцы, кинорежиссеры, театральные драматурги. Наверняка в Китае они первоклассные Artist. He знаю, приехали ли они из Red China, или из Taiwan, или Hong Kong, но в них есть power.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82