«Все напевала в нос она обедню;
И по-французски говорила плавно,
Как учат в Стратфорде, а не забавным
Парижским торопливым говорком.
Она держалась чинно за столом:
Не поперхнется крепкою наливкой,
Чуть окуная пальчики в подливку,
Не оботрет их о рукав иль ворот.
Ни пятнышка вокруг ее прибора».
Картина, описанная поэтом, когда она держала на своих коленях маленьких собачек, на которых изливала такую любовь, казалась взятой прямо из жизни. Епископские посещения обнаружили, как леди Одли привезла в монастырь в Ленгли «большое изобилие собак, и так много, что когда она шла в церковь, за ней следовала дюжина, производившая неимоверный шум». Как и можно было ожидать, в таких чисто женских заведениях часто была распространена любовь к красивым тканям, что было совместимо с религиозным отречением, и неискоренимая тенденция к сплетням и подлостям. Когда во время посещения епископа монашки обвинили приорессу Анкеруайка, Годстоу, в том, что она в общей спальне выделила себе личную комнату, на что она возразила, что ей всю ночь мешает спать болтовня монашек с оксфордскими школярами, которые без дела слоняются по берегу реки. Приоресса Истбурна в XV веке, которая могла быть сестрой мадам Эглантины, была обвинена своими монахинями в том, что довела монастырь до долгов в 40 фунтов, потому что «она часто выезжает верхом и показывает, что она делает это по делам монастыря – хотя это и не так – со слишком многочисленной свитой, и слишком много времени проводит вне стен монастыря; она устраивает роскошные пиры и когда находится на выезде, и когда пребывает в монастыре, и очень разборчива в выборе платья, до такой степени, что меховая отделка ее плаща стоит 100 шиллингов». Епископы часто пытались, хотя и тщетно, исправить данные недостатки религиозных дам.
Правда была в том, что как женские, так и мужские монастыри боролись с основным направлением процветающей и бурно развивающейся эпохи, в которую интуиция простого смертного должна была как можно глубже смешаться с миром и подражать его повышающемуся уроню жизни, уровню комфорта и элегантности больше, чем в ранние и более варварские эпохи, искать убежище от мира во всеобщем посвящении себя церкви через монастырь. Симптоматично было то, что во многих обителях не только аббат и приор, но большинство послушников имели отдельные комнаты. В Лонсестоне, епископ Экзетерский Грандиссон обнаружил, что каждый каноник владеет не только отдельной кельей, но и пажом, грядкой, голубятней и собакой. Личные расходы монахов на пряности, одежду и даже плата за услуги, оказанные монастырю, ослабляли бескорыстный дух обители; монастыри все больше и больше приближались к менее жестким идеалам белого духовенства и коллегиатских капитулов. Показательно то, что большинство монастырей, основанных в XIV веке, переняли этот более свободный образ жизни. Бок о бок с монастырями, чье население медленно сокращалось, расцветало огромное количество коллегиатских капитулов, чьи пребенды предлагали их основателям патронаж, подобный тому, который осуществлялся в белых церквях и который не мог предложить ни один монастырь, из-за своего основного правила обязательности жизни внутри его стен. Некоторые из них являлись учреждениями короны, подобно церквям Св. Стефана в Вестминстере и Св. Георга в Виндзоре, а также более старых королевских «приходов» Бридгнорта, Св. Марии Магдалины и Уимборнского кафедрального собора. Другие были основаны епископами подобно Уэстбери-на-Триме и Оттери Св. Марии, который был учрежден во время французской войны епископом Грандиссоном на конфискованные деньги, принадлежавшие декану и капитулу Руана. Крупные магнаты подобно графам Уорика и Ланкастера также жертвовали или сами учреждали подобные коллегиатские образования. Некоторые из них владели церквями, которые соперничали с кафедральными соборами монастырей.
Если монастырское духовенство слишком смешивалось с миром, которого, как предполагалось, они должны были избегать, белые же братья считали своим долгом находиться в миру. Ибо на каждого монаха на дороге приходилась дюжина нищенствующих братьев. Их можно было встретить при королевском дворе, в замке барона, в лавке купца, на сельском лугу, в пристанищах порока и глубочайшей нищеты. Говорили, что везде, где пролетит муха, можно увидеть «также и монаха». Именно они в дни Св. Франциска и Св. Доминика вывели христианство из укрытия на улицы и в поля. С тех пор, в конце XIII – начале XIV вв., они господствовали в теологической жизни нации. Но хотя монахи-попрошайки, как их называли, все еще оставались главными проповедниками эпохи, они уже не являлись бескорыстными и нищими святыми, «следующими нагими за Христом», какими впервые предстали сто тридцать лет назад. Следуя заветам основателей Ордена, они до сих пор просили подаяния повсюду на своем пути, хотя необходимость в этом давно отпала. Со своими великими международными орденами – францисканцы в серых одеяниях, доминиканцы в белых туниках и черных плащах, кармелиты, августинцы, все из них с сорока или более монастырями в Англии – они владели огромным богатством, монастырями и церквами; некоторые из них, как, например, знаменитая высотой в триста футов церковь Серых братьев в Лондоне, почти столь же великолепная, как и церкви гораздо больших аббатств. Более века пожертвования и завещанные наследства богачей лились в их сундуки и, будучи исповедниками королей, знати и купцов, они обладали огромным влиянием. Хотя самыми сильными в торгующих шерстью городах, чьи бюргеры заполнили огромные новые нефы, которые были возведены на их средства, их можно было увидеть повсюду, совершавшими богослужение как для богатых, так и для бедных, и используя популярные и даже сенсационные способы, чтобы обратить в свою веру и убедить внести пожертвование ордену.
Универсальная их привлекательность отчасти выросла из популярного стиля проповедования – искусства, которому они тщательно учились и в котором превосходили неграмотных и мало путешествующих приходских священников – и от понимающего и вкрадчивого способа, с каким они выслушивали исповеди, и готовности, с которой, по словам множества критиков среди светского и монастырского духовенства, они давали отпущение грехов, в особенности тем, чьи деньги соответствовали тяжести совершенных грехов. Они проявляли кипучую деятельность на обоих концах социальной и культурной лестницы, играя ведущую роль в обучении и теологических и философских спорах университетов Оксфорда и Кембриджа и угождая вкусам доверчивых и необразованных людей своими яркими и зачастую грубыми рассказами и сравнениями. Этот гениальный подход мирского человека сочетался с высоко эмоциональной привлекательностью, и они пользовались особым успехом у женщин, которым весьма импонировали их веселость, хорошее чувство юмора и «сегодня здесь, завтра там» подход, по словам их недоброжелателей, даже чересчур импонировали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207