Я останусь здесь, Гильом, – повторила она твердо, со спокойной уверенностью в голосе. – Я знаю, Господь не оставит нас. Сегодня, в день Святого Воскресения Своего, Он не покинет Акру!
Она вскинула голову, и глаза ее взволнованно блеснули.
– Посмотри, сколько людей собралось в моем монастыре! Они и прежде приходили сюда, в горе своем и в радости. Теперь они пришли сюда искать спасения и заступничества Христова. Как же ты думаешь, что я могу оставить Акру и свой монастырь, бросив всех их, тех кто пришел ко мне за защитой, кто поверил мне, поверил в Христа? Нет, я не могу предать их! Мы вместе будем стоять до конца в этом городе, где прошла наша жизнь, и мы вместе умрем, если придется.
– Прости меня. – Резкая морщина рассекла пополам лоб Маршала. Морское бриз трепал его поседевшие волосы, серые, как пепел. Аквитан сокрушенно покачал головой. – Это из-за меня твоя жизнь сложилась так…
– Что ты! – воскликнула Алинор. – За что? За что ты просишь у меня прощения? Да, верно. Моя жизнь могла бы сложиться по-другому, и я весь век свой провела бы в праздном безделье за стенами мужнего замка, болтая с дамами о пустяках, и никогда не увидела ни гор, ни пустыни, ни синего моря. Я не узнала бы ни настоящего чувства, ни опасности, ни страсти, ни веры, ни истинного горя. Я не увидела бы великих людей, которых имела честь знать. За все я благодарна тебе, мой Аквитан. И Сирии. И Акре. Я ни о чем не жалею. Я не смогу жить без всего этого там, за морем. И потому я остаюсь здесь.
Стук мусульманских барабанов раздавался все ближе. Алинор с нежностью коснулась руки Гильома:
– Иди. Иди к своим солдатам, мой Маршал. Я верю, что мы победим. Ведь если даже мы умрем, мы победим, ибо они не сломают нас!
И снова скрестились на улицах Акры копья и мечи сражающихся. И от дыма пожарищ померкло солнце. Вскоре над городом разразилась страшнейшая гроза, какой не ведала до того Птолемаида, да и весь юг. Дождя не было. Но все небо над сражающимся городом грохотало и изливало на наступающие полчища сполохи кровавых молний и пламенных зарниц. Казалось, сам Господь желал вступить в битву на стороне отчаявшихся до полного бесстрашия сыновей и дочерей своих.
Несколько раз город переходил из рук в руки. На одного погибшего христианина приходилось до десятка мусульман. Но потери детей Христовых были невосполнимы. Многие рыцари получили тяжелые ранения, но окровавленные шли в бой за каждую пядь земли в городе. Великий Магистр иоаннитов, смертельно раненный, тронулся на коне навстречу полчищам сарацин. В суматохе боя многие подумали, что он уезжает, чтобы спастись, и потому хоругвеносец поехал за ним, а следом направилась и вся свита. Женщины и дети падали на колени перед воином, умоляя его не покидать их:
– Сир, Бога ради не уезжайте, город погибнет! – стенали они, хватаясь руками за попону коня и его упряжь.
– Я не уезжаю, господа, – громко ответил им рыцарь святого Иоанна, – я еду умереть за вас, ибо я уже почти мертв, – он отнял руку от своей груди, и тогда все увидели вонзившуюся в его тело стрелу.
Сказав это, Великий Магистр вытащил стрелу, бросил ее на землю и, обливаясь кровью, выхватил меч и направил коня в самую гущу сарацин. Вся свита последовала за ним. Когда бой приутих, люди вытащили тело погибшего Магистра из-под груды сарацин, поверженных им, и уложив на большой широкий щит принесли в храм тамплиеров для отпевания.
Все силы сарацин султан направил на ворота святого Антония на восточной стороне. Им противостояло не более тысячи христианских воинов. Крестоносцы отстаивали каждый дом, и не было улицы, на которой не лилась бы потоками кровь. По трупам ходили, как по мосту. Когда наступила ночь, сражение не утихало. Пожар пожирал город, квартал за кварталом, и никто уже не тушил его. Люди бежали, не зная куда. Спрятавшиеся в монастыре святой Бернардины христиане задыхались от жара подступающего пламени и молились непрестанно, сгрудившись у алтаря. Женщины терзали себе лица, чтобы избежать надругательства победителей. Монахини во главе с аббатиссой, как могли, старались облегчить их страдания и укрепить в мужестве, но усилия их становились все более бесплодными.
Патриарх непрестанно возносил мольбы к небесам. По приказу Гильома де Арса, двое рыцарей насильно подхватили его под руки и потащили в гавань, чтобы погрузить на корабль. Но патриарх хотел умереть со своим народом и, несмотря на возраст, бросился с корабля в море, чтобы вплавь вернуться в Птолемаиду. Глубокой ночью в зареве пожарищ обороняющиеся рыцари – тамплиеры и иоанниты – вплотную подступили к монастырю святой Бернардины. К аббатиссе Алинор прибежал сержант от Маршала с приказом перевести всех людей по подземному ходу в башню ордена, которая стояла посреди моря, как замок, и у подножия ее бились крутые волны. Венецианцы прорвали-таки блокаду мусульман и, пожертвовав несколькими кораблями, которые затонули, вырвались из гавани, увозя большинство мирных жителей к Кипру. Когда корабли подняли паруса, рыцари тамплиеры и иоанниты издали громкий прощальный крик. Рыдания донеслись им в ответ с корабельных палуб, женщины стенали и рвали на себе волосы. Но все же их ждало спасение. Суда тронулись Кипру.
А в башне тамплиеров еще оставалось десять тысяч жителей Акры, которым не хватило места на кораблях. Султан Бибарс велел передать Маршалу Храма, что те из жителей, кто пожелает сдаться и известит его об этом, будут безопасно переправлены, куда захотят. Сделав такой шаг, султан направил к тамплиерам своего эмира с четырьмя тысячами всадников передать его условия. Увидев христианских женщин, сарацины бросились на них, чтобы обесчестить, но по приказу Маршала рыцари Храма перебили их всех, никого не оставив в живых, в том числе и эмира – последний рыцарский жест Аквитана в защиту прекрасных дам
Птолемаиды. После такого уже нельзя было рассчитывать на снисхождение.
Султан был взбешен, но не подал вида. Он снова послал к тамплиерам парламентера и передал им, что понимает: его люди погибли потому, что проявили безрассудство и прибегли к насилию. Но сам султан не желает никому зла, и все христиане могут выйти, доверившись ему.
Гильом не поверил Бибарсу. Но Сенешаль Храма Пьер де Савре настаивал на том, что это, может быть, последний шанс спасти оставшихся людей. Сами тамплиеры не рассчитывали на помилование и не собирались сдаваться живыми. Пьер де Савре вызвался лично сопроводить к султану первую группу людей. Добровольцы, пожелавшие выйти из башни, отправились к мусульманам под охраной сенешаля и нескольких рыцарей. Увы, развязки пришлось ждать недолго. Султан не знал, сколько тамплиеров и жителей скрывалось в башне. А мужественный Пьер де Савре представился сарацинам Маршалом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
Она вскинула голову, и глаза ее взволнованно блеснули.
– Посмотри, сколько людей собралось в моем монастыре! Они и прежде приходили сюда, в горе своем и в радости. Теперь они пришли сюда искать спасения и заступничества Христова. Как же ты думаешь, что я могу оставить Акру и свой монастырь, бросив всех их, тех кто пришел ко мне за защитой, кто поверил мне, поверил в Христа? Нет, я не могу предать их! Мы вместе будем стоять до конца в этом городе, где прошла наша жизнь, и мы вместе умрем, если придется.
– Прости меня. – Резкая морщина рассекла пополам лоб Маршала. Морское бриз трепал его поседевшие волосы, серые, как пепел. Аквитан сокрушенно покачал головой. – Это из-за меня твоя жизнь сложилась так…
– Что ты! – воскликнула Алинор. – За что? За что ты просишь у меня прощения? Да, верно. Моя жизнь могла бы сложиться по-другому, и я весь век свой провела бы в праздном безделье за стенами мужнего замка, болтая с дамами о пустяках, и никогда не увидела ни гор, ни пустыни, ни синего моря. Я не узнала бы ни настоящего чувства, ни опасности, ни страсти, ни веры, ни истинного горя. Я не увидела бы великих людей, которых имела честь знать. За все я благодарна тебе, мой Аквитан. И Сирии. И Акре. Я ни о чем не жалею. Я не смогу жить без всего этого там, за морем. И потому я остаюсь здесь.
Стук мусульманских барабанов раздавался все ближе. Алинор с нежностью коснулась руки Гильома:
– Иди. Иди к своим солдатам, мой Маршал. Я верю, что мы победим. Ведь если даже мы умрем, мы победим, ибо они не сломают нас!
И снова скрестились на улицах Акры копья и мечи сражающихся. И от дыма пожарищ померкло солнце. Вскоре над городом разразилась страшнейшая гроза, какой не ведала до того Птолемаида, да и весь юг. Дождя не было. Но все небо над сражающимся городом грохотало и изливало на наступающие полчища сполохи кровавых молний и пламенных зарниц. Казалось, сам Господь желал вступить в битву на стороне отчаявшихся до полного бесстрашия сыновей и дочерей своих.
Несколько раз город переходил из рук в руки. На одного погибшего христианина приходилось до десятка мусульман. Но потери детей Христовых были невосполнимы. Многие рыцари получили тяжелые ранения, но окровавленные шли в бой за каждую пядь земли в городе. Великий Магистр иоаннитов, смертельно раненный, тронулся на коне навстречу полчищам сарацин. В суматохе боя многие подумали, что он уезжает, чтобы спастись, и потому хоругвеносец поехал за ним, а следом направилась и вся свита. Женщины и дети падали на колени перед воином, умоляя его не покидать их:
– Сир, Бога ради не уезжайте, город погибнет! – стенали они, хватаясь руками за попону коня и его упряжь.
– Я не уезжаю, господа, – громко ответил им рыцарь святого Иоанна, – я еду умереть за вас, ибо я уже почти мертв, – он отнял руку от своей груди, и тогда все увидели вонзившуюся в его тело стрелу.
Сказав это, Великий Магистр вытащил стрелу, бросил ее на землю и, обливаясь кровью, выхватил меч и направил коня в самую гущу сарацин. Вся свита последовала за ним. Когда бой приутих, люди вытащили тело погибшего Магистра из-под груды сарацин, поверженных им, и уложив на большой широкий щит принесли в храм тамплиеров для отпевания.
Все силы сарацин султан направил на ворота святого Антония на восточной стороне. Им противостояло не более тысячи христианских воинов. Крестоносцы отстаивали каждый дом, и не было улицы, на которой не лилась бы потоками кровь. По трупам ходили, как по мосту. Когда наступила ночь, сражение не утихало. Пожар пожирал город, квартал за кварталом, и никто уже не тушил его. Люди бежали, не зная куда. Спрятавшиеся в монастыре святой Бернардины христиане задыхались от жара подступающего пламени и молились непрестанно, сгрудившись у алтаря. Женщины терзали себе лица, чтобы избежать надругательства победителей. Монахини во главе с аббатиссой, как могли, старались облегчить их страдания и укрепить в мужестве, но усилия их становились все более бесплодными.
Патриарх непрестанно возносил мольбы к небесам. По приказу Гильома де Арса, двое рыцарей насильно подхватили его под руки и потащили в гавань, чтобы погрузить на корабль. Но патриарх хотел умереть со своим народом и, несмотря на возраст, бросился с корабля в море, чтобы вплавь вернуться в Птолемаиду. Глубокой ночью в зареве пожарищ обороняющиеся рыцари – тамплиеры и иоанниты – вплотную подступили к монастырю святой Бернардины. К аббатиссе Алинор прибежал сержант от Маршала с приказом перевести всех людей по подземному ходу в башню ордена, которая стояла посреди моря, как замок, и у подножия ее бились крутые волны. Венецианцы прорвали-таки блокаду мусульман и, пожертвовав несколькими кораблями, которые затонули, вырвались из гавани, увозя большинство мирных жителей к Кипру. Когда корабли подняли паруса, рыцари тамплиеры и иоанниты издали громкий прощальный крик. Рыдания донеслись им в ответ с корабельных палуб, женщины стенали и рвали на себе волосы. Но все же их ждало спасение. Суда тронулись Кипру.
А в башне тамплиеров еще оставалось десять тысяч жителей Акры, которым не хватило места на кораблях. Султан Бибарс велел передать Маршалу Храма, что те из жителей, кто пожелает сдаться и известит его об этом, будут безопасно переправлены, куда захотят. Сделав такой шаг, султан направил к тамплиерам своего эмира с четырьмя тысячами всадников передать его условия. Увидев христианских женщин, сарацины бросились на них, чтобы обесчестить, но по приказу Маршала рыцари Храма перебили их всех, никого не оставив в живых, в том числе и эмира – последний рыцарский жест Аквитана в защиту прекрасных дам
Птолемаиды. После такого уже нельзя было рассчитывать на снисхождение.
Султан был взбешен, но не подал вида. Он снова послал к тамплиерам парламентера и передал им, что понимает: его люди погибли потому, что проявили безрассудство и прибегли к насилию. Но сам султан не желает никому зла, и все христиане могут выйти, доверившись ему.
Гильом не поверил Бибарсу. Но Сенешаль Храма Пьер де Савре настаивал на том, что это, может быть, последний шанс спасти оставшихся людей. Сами тамплиеры не рассчитывали на помилование и не собирались сдаваться живыми. Пьер де Савре вызвался лично сопроводить к султану первую группу людей. Добровольцы, пожелавшие выйти из башни, отправились к мусульманам под охраной сенешаля и нескольких рыцарей. Увы, развязки пришлось ждать недолго. Султан не знал, сколько тамплиеров и жителей скрывалось в башне. А мужественный Пьер де Савре представился сарацинам Маршалом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86