С тех пор в нем почти ничего не изменилось. Отсутствие перемен в стремительно меняющемся мире – немаловажное достоинство для любого питейного или едального заведения. Именно это, а вовсе не близость к дому, привлекало сюда Платона.
Завсегдатаев в «Трилобите» привечали. А некоторых даже любили. Ибо всем здесь заправляют женщины. А женщины, как известно, боготворят постоянство – по крайней мере, геянки.
Пока археолог добирался до стойки, он пожал две дюжины загорелых рук и поцеловал десяток нежных щечек. Он никогда не делил людей на хороших и плохих, а только на приятных и противных. Поэтому и разбитные девочки по вызову, и целомудренные священники, и даже ярые полицейские могли оказаться среди его приятелей. «Чувства должны быть или раскаленными, или леденящими, но никогда теплыми», – сказал кто-то из древних, и Платон вполне разделял эту идею.
Барменша знала свое дело. Сейчас от нее не требовалось точить лясы или исполнять танец живота. Она молча выставила Платону стопку текилы и солонку. Опрокинув в глотку первую порцию своего обычного завтрака, он с силой выдохнул пары алкоголя. Спичку поднеси – заполыхает. Выпучил глаза, зажмурился, и когда снова их открыл, был уже в полном порядке. Теперь можно начинать представление.
– Рада тебя видеть, красавчик, – промурлыкала барменша. Звали ее Ньянгантуале Бандаргасила, а если короче, Нья. Черная ее кожа сверкала в свете ламп как обломок антрацита, а усеянные красными прожилками белки глаз, казалось, принадлежали погребальной маске фараона.
– Ты сегодня обворожительна, крошка, – в тон ей заговорил Платон. Нельзя нарушать правила игры. – Кабы не работа, мы могли бы славно провести время…
– Сегодня я вся горю. Не боишься обжечься, умник?
– Шрамы красят мужчину…
Нья была одета в красное трико из змеиной кожи. И была она ловка, как обезьяна, и быстра, как кобра. Она все успевала: и потрепаться с клиентом, и повилять бедрами, и споро обслужить всех страждущих.
Вторая стопка уже была наполнена и, получив толчок, заскользила по отполированной тысячами рук стойке к археологу. Он наблюдал, как она подплывает к «причалу». Промежуток между первой и второй не должен быть ни слишком длинен, ни слишком короток.
И в этот самый момент к Платону подвалил изрядно выпивший турист. В руке он держал стакан с коктейлем под романтическим названием «Визг на пляже».
Жара в сочетании с крепкими напитками обеспечила разрушительный эффект. И теперь этот багровый детина в клетчатых шортах и полосатой панаме явно нарывался на неприятности: сначала приставал к официанткам, не обращая внимания на протесты завсегдатаев, и пытался подставить ножку всем проходившим мимо. А теперь вот заинтересовался археологом.
– Подвинься, – буркнул детина, подойдя к стойке, и двинул Платона локтем.
Любой другой летел бы вдоль стойки, считая табуреты. Но Платона Рассольникова так просто не отшвырнешь от текилы.
Он успел вцепиться обеими руками в русалочьи головы, украшавшие стойку. Слава богу, его стопка не пострадала.
Археолог выразительно поглядел на хама, но ничего не сказал. Сегодня его терпение было безгранично. Барменша замерла, следя, за развитием событий. Хлебу она всегда предпочитала зрелища. Тут главное: не пропустить самое интересное.
Детина несказанно удивился. Измерив Платона взглядом, он с натугой произвел простой арифметический расчет: если этот хлыщ не упал сейчас, то не упадет и потом – когда начнется драка. Платон буквально слышал, как скрипят натруженные извилины туриста. В конце концов тот решил с ним не связываться. Археолог с долей сожаления проводил его взглядом. Нья тоже была разочарована. Она-то надеялась, что Платон захочет размять застоявшиеся без дела мускулы.
Утолив жажду и голод бутылкой доброй текилы (стопка следовала за стопкой в полном соответствии с графиком) и понюхав нетронутый сэндвич, он окончательно протрезвел – главное: вовремя похмелиться. Теперь археолог был способен действовать. То ли добропорядочно сесть за компьютер и готовиться к экспедиции на Белую Мальту, то ли поупражняться тросточкой, лишний раз показав снулой общественности, кто есть кто.
Но сначала надо было выбраться из двух удовольствий большее, и потому Платон сел за свой любимый столик, который никто не занимает в его присутствии. Официантка Розита, жизнерадостный кудрявый колобок на пухлых ножках, тотчас прикатилась к нему, надеясь принять заказ, и вдруг оказалась сидящей на коленях у Платона. Мини-юбочка ее, понятное дело, задралась, обнажив чудную попку в белоснежных «коралловых» трусиках. Розита чмокнула Платона в щеку и укололась – за всеми утренними событиями он совершенно забыл о бритье.
– Ой! – пискнула официантка. – Ёжик. – И поерзала чуток на его коленях, чтобы снять неловкость.
– Извини, – виновато улыбнулся Платон. – Как дела у мужа? Как дети?
– Пауль в запое, и мальчиков пришлось отправить к бабушке, – пожаловалась она.
Археологу захотелось приободрить Розиту, и он легонько куснул ее за ухо. Она хихикнула и соскочила на пол. Нельзя слишком много времени уделять одному клиенту.
– Хочешь свежих устриц? Только что привезли.
Устрицами на Гее-Квадрус называли говорящих трепангов, которые бездумно повторяли услышанные от туристов фразы. А вообще всякого рода моллюски были фирменным блюдом «Голубого трилобита» – тут уж никуда не денешься…
* * *
– Они слишком громко болтают… Принеси-ка мне лучше томатного сока. Только не из концентрата, пожалуйста.
– Ну что ты…– обиделась официантка. – Сама выдавлю.
И, подхватив поднос с грязной посудой, Розита «покатилась» на кухню. Она, как всегда, выбрала кратчайший путь и очутилась рядом с громоздящимся над столиком пьяным детиной. Рассольников отвлекся, поглядев на входящего в бар посетителя, и потому пропустил самое начало.
Казалось, что в конец расклеившийся турист дремлет, ни на кого не обращая внимания, и вдруг он очнулся. Стремительно выкинул вбок руку и больно ущипнул Розиту за эту самую – умопомрачительно притягательную – попку. Ухватил и потянул к себе. От неожиданности у официантки отнялся язык. Она рванулась, но высвободиться не сумела – захват был стальной.
Розита взмахнула подносом, пытаясь ударить наглеца по голове, на пол полетели небьющиеся стаканы и чашки. Но тут пошла в ход вторая ручища детины. Выбитый из рук официантки поднос улетел к стойке, и вот уже турист лапал соблазнительную грудь Розиты.
– Отпусти! – задушенно пискнула официантка, но он только ухмыльнулся.
– Утихомирьте его! – воскликнула выскочившая из кабинета владелица бара Эсмеральда Папазян. Она была одета в совершенно прозрачный пеньюар, который не мешал во всех деталях разглядеть ее совершенно непрозрачное бикини.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
Завсегдатаев в «Трилобите» привечали. А некоторых даже любили. Ибо всем здесь заправляют женщины. А женщины, как известно, боготворят постоянство – по крайней мере, геянки.
Пока археолог добирался до стойки, он пожал две дюжины загорелых рук и поцеловал десяток нежных щечек. Он никогда не делил людей на хороших и плохих, а только на приятных и противных. Поэтому и разбитные девочки по вызову, и целомудренные священники, и даже ярые полицейские могли оказаться среди его приятелей. «Чувства должны быть или раскаленными, или леденящими, но никогда теплыми», – сказал кто-то из древних, и Платон вполне разделял эту идею.
Барменша знала свое дело. Сейчас от нее не требовалось точить лясы или исполнять танец живота. Она молча выставила Платону стопку текилы и солонку. Опрокинув в глотку первую порцию своего обычного завтрака, он с силой выдохнул пары алкоголя. Спичку поднеси – заполыхает. Выпучил глаза, зажмурился, и когда снова их открыл, был уже в полном порядке. Теперь можно начинать представление.
– Рада тебя видеть, красавчик, – промурлыкала барменша. Звали ее Ньянгантуале Бандаргасила, а если короче, Нья. Черная ее кожа сверкала в свете ламп как обломок антрацита, а усеянные красными прожилками белки глаз, казалось, принадлежали погребальной маске фараона.
– Ты сегодня обворожительна, крошка, – в тон ей заговорил Платон. Нельзя нарушать правила игры. – Кабы не работа, мы могли бы славно провести время…
– Сегодня я вся горю. Не боишься обжечься, умник?
– Шрамы красят мужчину…
Нья была одета в красное трико из змеиной кожи. И была она ловка, как обезьяна, и быстра, как кобра. Она все успевала: и потрепаться с клиентом, и повилять бедрами, и споро обслужить всех страждущих.
Вторая стопка уже была наполнена и, получив толчок, заскользила по отполированной тысячами рук стойке к археологу. Он наблюдал, как она подплывает к «причалу». Промежуток между первой и второй не должен быть ни слишком длинен, ни слишком короток.
И в этот самый момент к Платону подвалил изрядно выпивший турист. В руке он держал стакан с коктейлем под романтическим названием «Визг на пляже».
Жара в сочетании с крепкими напитками обеспечила разрушительный эффект. И теперь этот багровый детина в клетчатых шортах и полосатой панаме явно нарывался на неприятности: сначала приставал к официанткам, не обращая внимания на протесты завсегдатаев, и пытался подставить ножку всем проходившим мимо. А теперь вот заинтересовался археологом.
– Подвинься, – буркнул детина, подойдя к стойке, и двинул Платона локтем.
Любой другой летел бы вдоль стойки, считая табуреты. Но Платона Рассольникова так просто не отшвырнешь от текилы.
Он успел вцепиться обеими руками в русалочьи головы, украшавшие стойку. Слава богу, его стопка не пострадала.
Археолог выразительно поглядел на хама, но ничего не сказал. Сегодня его терпение было безгранично. Барменша замерла, следя, за развитием событий. Хлебу она всегда предпочитала зрелища. Тут главное: не пропустить самое интересное.
Детина несказанно удивился. Измерив Платона взглядом, он с натугой произвел простой арифметический расчет: если этот хлыщ не упал сейчас, то не упадет и потом – когда начнется драка. Платон буквально слышал, как скрипят натруженные извилины туриста. В конце концов тот решил с ним не связываться. Археолог с долей сожаления проводил его взглядом. Нья тоже была разочарована. Она-то надеялась, что Платон захочет размять застоявшиеся без дела мускулы.
Утолив жажду и голод бутылкой доброй текилы (стопка следовала за стопкой в полном соответствии с графиком) и понюхав нетронутый сэндвич, он окончательно протрезвел – главное: вовремя похмелиться. Теперь археолог был способен действовать. То ли добропорядочно сесть за компьютер и готовиться к экспедиции на Белую Мальту, то ли поупражняться тросточкой, лишний раз показав снулой общественности, кто есть кто.
Но сначала надо было выбраться из двух удовольствий большее, и потому Платон сел за свой любимый столик, который никто не занимает в его присутствии. Официантка Розита, жизнерадостный кудрявый колобок на пухлых ножках, тотчас прикатилась к нему, надеясь принять заказ, и вдруг оказалась сидящей на коленях у Платона. Мини-юбочка ее, понятное дело, задралась, обнажив чудную попку в белоснежных «коралловых» трусиках. Розита чмокнула Платона в щеку и укололась – за всеми утренними событиями он совершенно забыл о бритье.
– Ой! – пискнула официантка. – Ёжик. – И поерзала чуток на его коленях, чтобы снять неловкость.
– Извини, – виновато улыбнулся Платон. – Как дела у мужа? Как дети?
– Пауль в запое, и мальчиков пришлось отправить к бабушке, – пожаловалась она.
Археологу захотелось приободрить Розиту, и он легонько куснул ее за ухо. Она хихикнула и соскочила на пол. Нельзя слишком много времени уделять одному клиенту.
– Хочешь свежих устриц? Только что привезли.
Устрицами на Гее-Квадрус называли говорящих трепангов, которые бездумно повторяли услышанные от туристов фразы. А вообще всякого рода моллюски были фирменным блюдом «Голубого трилобита» – тут уж никуда не денешься…
* * *
– Они слишком громко болтают… Принеси-ка мне лучше томатного сока. Только не из концентрата, пожалуйста.
– Ну что ты…– обиделась официантка. – Сама выдавлю.
И, подхватив поднос с грязной посудой, Розита «покатилась» на кухню. Она, как всегда, выбрала кратчайший путь и очутилась рядом с громоздящимся над столиком пьяным детиной. Рассольников отвлекся, поглядев на входящего в бар посетителя, и потому пропустил самое начало.
Казалось, что в конец расклеившийся турист дремлет, ни на кого не обращая внимания, и вдруг он очнулся. Стремительно выкинул вбок руку и больно ущипнул Розиту за эту самую – умопомрачительно притягательную – попку. Ухватил и потянул к себе. От неожиданности у официантки отнялся язык. Она рванулась, но высвободиться не сумела – захват был стальной.
Розита взмахнула подносом, пытаясь ударить наглеца по голове, на пол полетели небьющиеся стаканы и чашки. Но тут пошла в ход вторая ручища детины. Выбитый из рук официантки поднос улетел к стойке, и вот уже турист лапал соблазнительную грудь Розиты.
– Отпусти! – задушенно пискнула официантка, но он только ухмыльнулся.
– Утихомирьте его! – воскликнула выскочившая из кабинета владелица бара Эсмеральда Папазян. Она была одета в совершенно прозрачный пеньюар, который не мешал во всех деталях разглядеть ее совершенно непрозрачное бикини.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93