Чего достиг? И чего не обрету уже никогда? Я утратил веру в чудо, еще когда под стол пешком ходил. Я утратил детскую невинность в седьмом классе, когда мы готовились к экзаменам. Ее звали Миранда. Более подходящего имени не найти, ведь она открыла для меня целый мир. Мир, в котором я продолжаю жить. Мне хорошо в нем. Уютно, тепло и мягко. Разве я – преступник от того, что беспрестанно грешу? Грех – дело богоугодное. Да и что понимать под грехом?..
Чем-то я похож на Непейводу и Кребдюшина. Все трое – изгои, но муравейник при этом – часть целого, полукровка – сам по себе, а я… Мне душно среди людей, я постоянно стремлюсь вырваться за очерченные пределы, улетаю к черту на кулички, яростно копаюсь в чужих могилах, пока тяга к себе подобным не становится неудержимой. Тогда я возвращаюсь, чтобы вскоре снова затосковать. Я живу по принципу маятника– не худший вариант. Я похож на умного мотылька, который внезапно возникает из ночной тьмы, чтобы поплясать у раскаленной лампы, но никогда не обжигает крылья. А потом я снова исчезаю в ночи…
Я могу себя уважать за то, что никогда не обманывал женщин, не давал несбыточных обещаний. В наше бесчестное время, когда слово ничего не стоит, это не столь уж малое достоинство. Я делал для возлюбленных своих женщин все, что мог. Я дарил радость – пусть недолгую, зато от всего сердца.
Тем, что привыкли получать от мужчин только удары и оскорбления, содержать их, удовлетворять их поганые страстишки, ничего не получая взамен, я, наверное, кажусь сущим ангелом. Тем, которые не ждали от меня слишком много, я дал все и даже больше – часы настоящего счастья. Ну а те, что рассчитывали подчинить меня, были жестоко разочарованы– им оставалось лишь кусать локти или мстить… Я не чувствую своей вины.
Любая женщина для меня загадка, любая хранит в себе тайну, полна глубоко скрытых или явных прелестей. И если она была мною разгадана, не становилась от того менее интересной, менее любимой. Я слишком дорожу близостью с женщинами, чтобы беззастенчиво пользоваться ими. Хотя было их в моей жизни великое множество. Пора признаться хотя бы самому себе: я упиваюсь женщинами, только рядом с ними я дышу полной грудью и радуюсь жизни…»
Пленников продержали в пещере около часа. Их сторожил только один охранник. Головастик нырнул в воду и тихо плескался там, то уходя в глубину, то высовывая влажную макушку на поверхность. Кожа у него была буроватая, в темных крапинах. Если на суше он был похож на вставшую на задние лапы жабу, то в воде походил скорее на тритона.
В водной стихии охранник чувствовал себя превосходно – век бы не вылезал на берег. И археолог подумал: «Слишком хорошо приспособлены к океану. Они уже никогда его не покинут».
А потом из озерца дружно всплыли шестеро аборигенов. Они расковали Платона и Непейводу и переправили в соседнюю пещеру – поменьше размером, зато поуютней. Она была освещена теплым зеленоватым светом, гладкие стены украшала мозаика с растительными сюжетами. Пол, окружающий центральное озерцо, был покрыт керамической плиткой.
Напарников снова втащили на бортик и поставили на ноги. Наконец-то с них сняли шлемы. Правда, развязывать не стали. За спиной встали охранники, уткнув пленникам в хребтину наконечники гарпунных ружей.
* * *
Двунадесятый Дом в любой момент мог выскочить из скафандра и муравьиной тучей наброситься на своего конвоира. Вот только Рассольникова при этом наверняка убьют.
А потом напарники обнаружили, что в озерце появился новый персонаж: крупный головастик с тонкими золотыми браслетами на лапах. Голова, грудь, спина и лапы у него был почти черного цвета, брюшко – голубоватое, а перепонки – красные. Глаза отливали насыщенной желтизной.
– С вами будет говорить Его Темнейшее Всплывательство, – проквакал на отвратительном космолингве один из аборигенов. Казалось, от напряжения он вот-вот лопнет.
Головастиков начальник и лягушек командир, раскинув перепончатые лапы, неподвижно лежал кверху брюхом на поверхности воды в центре озерца. К его шее крепился универсальный транслятор. Так что с ним можно было разговаривать на любом из языков Лиги.
Выкатив и без того круглые, выпученные глаза, Его Темнейшее Всплывательство внимательно изучал пришельцев. Он не спешил открыть рот.
– Зачем вы напали на нас? – спросил археолог, прервав затянувшуюся паузу.
– Мы думали, что это отряд диверсантов, – на старом космолингве ответил головастик. У транслятора был чистый выговор. – Карантинщики давно собираются начать чистку океана, но денег им пока не дают… Нас загнали в воду, – продолжал вещать местный вождь и учитель. – И стоит сунуться на сушу, орбитальные крепости выжигают наш плацдарм. Для Галактики мы не существуем. Нет ни агрессии Лиги, ни нарушения прав гуманоидов, ни растоптанного суверенитета независимой планеты. Есть давным-давно побежденный вирус и вечный карантин, при котором дозволено все…
– Мы вдосталь нахлебались этим карантином, – вкрадчиво заговорил Платон. – Нас несколько раз пытались убить…
– Зачем же вы с таким упорством лезете сюда, на смерть? – перебил его тиугальбец.
– Мы хотим вернуть подавшую к вашим предкам, собственность планеты ФФФукуараби. Только и всего, – вступил в разговор Непейвода. – Мы не собираемся мстить, мы не требуем контрибуцию, мы только хотим забрать свое имущество.
Его Темнейшее Всплывательство выразительно развел перепончатыми лапами. Мол, это ваша проблема. Но читалась в его жесте и угроза– дескать, не замай!..
– Почему вас так сильно не любит Лига? – поспешив уйти от щекотливой темы, спросил археолог. Ходячему муравейнику он скорчил рожу: думай, что болтаешь! – Есть множество рас, с которыми она вынуждена считаться. Некоторые она не переваривает, до вынуждена терпеть. Почему именно вы оказались вне закона? Плеснув водой, Его Темнейшее Всплывательство перевернулся на живот.
– Нашу цивилизацию несколько раз пытались поставить на колени. Но до создания Лиги это никому не удалось. Мы не хотели быть гегемонами Галактики, но и старались не допустить чьего-то лидерства. Все цивилизации должны быть равноправны, а их экспансия ограничена… тем или иным способом, – усмехнулся он, скривив жабий рот. – Слишком быстро, а значит, уродливо развивающиеся цивилизации нужно вовремя притормозить… для их же собственного блага. Галактике необходимо равновесие. Тиугальба никогда не подчинилась бы диктату и не согласилась с ролью расы второго сорта. И Лига это знала. Мы видели, как наше жизненное пространство, наши планеты со всех сторон окружают земные колонии, и знали, что конфликт неотвратим. Тиугальба изо всех сил готовилась к грядущей войне.
– Вы в одиночку хотели изменить ход развития Галактики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
Чем-то я похож на Непейводу и Кребдюшина. Все трое – изгои, но муравейник при этом – часть целого, полукровка – сам по себе, а я… Мне душно среди людей, я постоянно стремлюсь вырваться за очерченные пределы, улетаю к черту на кулички, яростно копаюсь в чужих могилах, пока тяга к себе подобным не становится неудержимой. Тогда я возвращаюсь, чтобы вскоре снова затосковать. Я живу по принципу маятника– не худший вариант. Я похож на умного мотылька, который внезапно возникает из ночной тьмы, чтобы поплясать у раскаленной лампы, но никогда не обжигает крылья. А потом я снова исчезаю в ночи…
Я могу себя уважать за то, что никогда не обманывал женщин, не давал несбыточных обещаний. В наше бесчестное время, когда слово ничего не стоит, это не столь уж малое достоинство. Я делал для возлюбленных своих женщин все, что мог. Я дарил радость – пусть недолгую, зато от всего сердца.
Тем, что привыкли получать от мужчин только удары и оскорбления, содержать их, удовлетворять их поганые страстишки, ничего не получая взамен, я, наверное, кажусь сущим ангелом. Тем, которые не ждали от меня слишком много, я дал все и даже больше – часы настоящего счастья. Ну а те, что рассчитывали подчинить меня, были жестоко разочарованы– им оставалось лишь кусать локти или мстить… Я не чувствую своей вины.
Любая женщина для меня загадка, любая хранит в себе тайну, полна глубоко скрытых или явных прелестей. И если она была мною разгадана, не становилась от того менее интересной, менее любимой. Я слишком дорожу близостью с женщинами, чтобы беззастенчиво пользоваться ими. Хотя было их в моей жизни великое множество. Пора признаться хотя бы самому себе: я упиваюсь женщинами, только рядом с ними я дышу полной грудью и радуюсь жизни…»
Пленников продержали в пещере около часа. Их сторожил только один охранник. Головастик нырнул в воду и тихо плескался там, то уходя в глубину, то высовывая влажную макушку на поверхность. Кожа у него была буроватая, в темных крапинах. Если на суше он был похож на вставшую на задние лапы жабу, то в воде походил скорее на тритона.
В водной стихии охранник чувствовал себя превосходно – век бы не вылезал на берег. И археолог подумал: «Слишком хорошо приспособлены к океану. Они уже никогда его не покинут».
А потом из озерца дружно всплыли шестеро аборигенов. Они расковали Платона и Непейводу и переправили в соседнюю пещеру – поменьше размером, зато поуютней. Она была освещена теплым зеленоватым светом, гладкие стены украшала мозаика с растительными сюжетами. Пол, окружающий центральное озерцо, был покрыт керамической плиткой.
Напарников снова втащили на бортик и поставили на ноги. Наконец-то с них сняли шлемы. Правда, развязывать не стали. За спиной встали охранники, уткнув пленникам в хребтину наконечники гарпунных ружей.
* * *
Двунадесятый Дом в любой момент мог выскочить из скафандра и муравьиной тучей наброситься на своего конвоира. Вот только Рассольникова при этом наверняка убьют.
А потом напарники обнаружили, что в озерце появился новый персонаж: крупный головастик с тонкими золотыми браслетами на лапах. Голова, грудь, спина и лапы у него был почти черного цвета, брюшко – голубоватое, а перепонки – красные. Глаза отливали насыщенной желтизной.
– С вами будет говорить Его Темнейшее Всплывательство, – проквакал на отвратительном космолингве один из аборигенов. Казалось, от напряжения он вот-вот лопнет.
Головастиков начальник и лягушек командир, раскинув перепончатые лапы, неподвижно лежал кверху брюхом на поверхности воды в центре озерца. К его шее крепился универсальный транслятор. Так что с ним можно было разговаривать на любом из языков Лиги.
Выкатив и без того круглые, выпученные глаза, Его Темнейшее Всплывательство внимательно изучал пришельцев. Он не спешил открыть рот.
– Зачем вы напали на нас? – спросил археолог, прервав затянувшуюся паузу.
– Мы думали, что это отряд диверсантов, – на старом космолингве ответил головастик. У транслятора был чистый выговор. – Карантинщики давно собираются начать чистку океана, но денег им пока не дают… Нас загнали в воду, – продолжал вещать местный вождь и учитель. – И стоит сунуться на сушу, орбитальные крепости выжигают наш плацдарм. Для Галактики мы не существуем. Нет ни агрессии Лиги, ни нарушения прав гуманоидов, ни растоптанного суверенитета независимой планеты. Есть давным-давно побежденный вирус и вечный карантин, при котором дозволено все…
– Мы вдосталь нахлебались этим карантином, – вкрадчиво заговорил Платон. – Нас несколько раз пытались убить…
– Зачем же вы с таким упорством лезете сюда, на смерть? – перебил его тиугальбец.
– Мы хотим вернуть подавшую к вашим предкам, собственность планеты ФФФукуараби. Только и всего, – вступил в разговор Непейвода. – Мы не собираемся мстить, мы не требуем контрибуцию, мы только хотим забрать свое имущество.
Его Темнейшее Всплывательство выразительно развел перепончатыми лапами. Мол, это ваша проблема. Но читалась в его жесте и угроза– дескать, не замай!..
– Почему вас так сильно не любит Лига? – поспешив уйти от щекотливой темы, спросил археолог. Ходячему муравейнику он скорчил рожу: думай, что болтаешь! – Есть множество рас, с которыми она вынуждена считаться. Некоторые она не переваривает, до вынуждена терпеть. Почему именно вы оказались вне закона? Плеснув водой, Его Темнейшее Всплывательство перевернулся на живот.
– Нашу цивилизацию несколько раз пытались поставить на колени. Но до создания Лиги это никому не удалось. Мы не хотели быть гегемонами Галактики, но и старались не допустить чьего-то лидерства. Все цивилизации должны быть равноправны, а их экспансия ограничена… тем или иным способом, – усмехнулся он, скривив жабий рот. – Слишком быстро, а значит, уродливо развивающиеся цивилизации нужно вовремя притормозить… для их же собственного блага. Галактике необходимо равновесие. Тиугальба никогда не подчинилась бы диктату и не согласилась с ролью расы второго сорта. И Лига это знала. Мы видели, как наше жизненное пространство, наши планеты со всех сторон окружают земные колонии, и знали, что конфликт неотвратим. Тиугальба изо всех сил готовилась к грядущей войне.
– Вы в одиночку хотели изменить ход развития Галактики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93