Вон они, часики заветные на руке тикают. Молчун спецом позволил Пырею подмести часики, когда мочили директора кабака. Киллер рюхал, что не левого пацана заказал Виталий Ефремович. Так пусть этот нелевый приметит часики на Пырее и постелит Пырею могилку. И тем сделает за Молчуна часть работы, ведь Пырей видел рожу Молчуна при дневном свете.
К сожалению это была необьявленная война. Война между Шрамом и тем парнем с профессионально колючими глазами. Не Шрам начал войну, а парень с профессионально цепкими глазами. И кто-то из двоих должен был не доехать до Питера – на войне, как на войне. Шрам ничего не сделал этому парню, и этот парень ничего не сделал Шраму. И видишь, как расклад лег? Один из них должен умереть. И никто из двоих в том не виноват. Расклад, батенька, расклад.
Сергей не знал, что именно этот парень зарядил вместе с Пыреем одноногого афганца в холодильник. И жаль, что не знал. Знание добавило бы ему ненависти и сил, когда двое сшибутся лбами до последнего.
Еще сергей не знал, что поторопившись со смертью Пырея, тем самым спас себе жизнь. Пырей не успел предупредить не шарящего в Виршевских порядках Молчуна, что будут многолюдные похороны, и Храм легко может мелькнуть. По этому Сергею и не досталась снайперская маслина.
Увы, Молчун не испытывал к этому храмову Хрену резких чувств. Типовой заказ. Вот только любил Молчун работать красиво. На самом деле лиш по этому и загрузил одноногого в Арктику. Чисто предупреждение: «Менжуйся, хренов Храм. Раз, два, три, четыре, пять – я иду стрелять.» А то, что Храм просчитал Молчуна, так пусть блатарю перед смертьб не надышится.
Тут автобус тормознул у притулившейся на краю леса походной шавермы, американский пионервожатый объявил по нерусски, что стоянка – десять минут, и что бои налево, а гелы направо. И Шрам, пока все еще только отлипали от сидух, резво дернул на выход.
Резво, да не бегом, типа просто приспичило человеку. Резво, но не настолько, чтоб не рассмотреть в торопях кандидата в покойники. Подтянут, не наблатыкан. Вроде бы не из урок, а из спецназа. Может быть это и есть тот страшный килер, которого брокеры из Питера выписывали. Носки туфель мутно бликуют влитым свинцом, как у чечеточника. Но и оппонент зыркнул на спешащего Сергея в полный рост и лишняка зацепился зрачком за по волчьи прижатые к черепу ушки и всплывшие со дна гляделок искорки напряга. И заплясали, понимающе, желваки на скулах у кандидата.
Аккуратно через десять минут Сергей Шрамов вернулся в автобус и занял место рядом с Эпифани. Теперь был ее черед разговляться у окна.
– Глубокое вам мерси, – Сергей вернул катушку с леской обляпавшейся шавермным соусом подружке, – Здесь рыбы нет.
– О! Ты еще есть и рыболов?
– Нет, гражданин начальник, – устало улыбнулся Шрамов, – Я – санитар леса. Народная медицина.
– Что это есть?
– Вот видишь эти царапины? – ткнул пальцем себе в анфас и предъявил забинтованную ладонь Серега, – Это не просто так. Это я делал оздоровительный сеанс одному важному полицейскому начальнику. Снимал с него порчу, – Сергей Шрамов нес абсолютную пургу, а мыслями возвращался к тому, что случилось несколько минут назад в дебрях жиденького придорожного лесочка.
Тот, по повадкам не урка, а спецназовец, ломанул следом с форой в девяносто ударов сердца. Чисто выждал, когда рассеявшиеся за пеньки америкосы отольют и потянутся обратно. Понятно, никто из них здесь грибы собирать не настроен.
Тот, по повадкам не урка, ваще решил, что Сергей Шрамов зачеркнул возвращаться, и этому только тихо радовался. Не урка правильно считал, что в лесу спецназовец блатаря настигнет в два счета. И чем больше и дальше Шрамов в лесную глушь шагов сделает, тем прекрасней, тем меньше шума услышит американская делегация...
– Это делается так. Кладется полицейский чин на деревянную лавку в чем мать родила, – вешал лапшу на симпатичные лиловые ушки Шрам.
– А! Я это знаю! Психоанализ!
– Анализы, да не те. Лежит полицейский чин, а я хожу вокруг и розгами его по розовым половинкам шарах! Грехи отпускаю. И глядь, через какое-то время были у него камни драгоценные в почках и кариес, и не стало. А вместо этого у меня раны кровавые.
– Это очень опасная работа, – на полном серьезе схавала туфту Эпифани и крепче прижалась упругим бедром.
Ох, как это было опасно, вспоминал Сергей Шрамов. Тот, по повадкам спецназовец, летел, ни один сучек не треснет, ни одну ветку не колыхнет. В руке – масляная черная скорострельная дура. И вдруг на месте будто запнулся тот, который... Леску, поперек протянутую усек, и мигом нашарил боковым взглядом примайстряченную на рогатке куста гранату...
– Зато меня за успехи теперь в Смольный работать приглашают. Прослышал один важный вицегубернатор про мои подвиги – и как ногами застучит! Хочу себе такого лекаря! Хочу, чтобы он дальше на мелочи не разменивался, а лечил моих юридических советников и прокуроров!
Эпифани наконец прочухала, что ее парят, и благодарно рассмеялась во все горло:
– Иц э бьютифал!!!
Это было прекрасно. Это было прекрасно, что спецназовец углядел растяжку, а не зацепил и паровозом пропыхтел дальше в чащу. Потому что гранату Шрам обезвредил еще в салоне автобуса. Потому что фэйс-контроль спецназовца перестал учитывать верхний сектор, сфокусировавшись на леске, примятой траве и следах. И таким вот образом подставил неудачник спину. И спрыгнул с дерева на эту спину Сергей Шрамов и полоснул по вражьему горлу конфискованным у Пырея ножом выкидухой.
И теперь спокойно мог катиться в автобусе к чертовой бабушке до самого Санкт-Петербурга Сергей Шрамов и втюхивать в симпатичное черномазое ушко из пальца высосанные байки.
Глава 16
Ах ларечек, мой ларечек!
Это ж верх цинизма!
Враз подгонят вороночек, и пишите письма.
Ах ларечек, мой ларечек!
Над тобою тучка.
Еще один такой денечек, и дойду до ручки!
Александр Сергеевич Пушкин нахохлился от холода на постаменте. Сергею Шрамову тоже было не по себе. Он тренькнул по оставленному невиданной ночной зверюшкой телефону и назначил пересечься здесь, в скверике под памятником классику.
Было бы нелепо свято верить, что явившийся ночью под газом в Мартыновскую малину незнакомец говорил Шраму то, что думал. Где гость правду-матку резал, а где разводил, Сергей не догнал до сих пор. Но хотя бы за уделенное внимание гостя следовало так или сяк отблагодарить, будь он послом сестрорецкой братвы, ходоком от белорусской диаспоры, или гереушной чувырлой. К тому же какой-никакой, а на данном этапе классовой борьбы союзник.
И все же было бы нелепо прекратить поиски стукача в своих рядах. Чьи конкретно кишки следует вытянуть, и кого на своих кишках следует удушить?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
К сожалению это была необьявленная война. Война между Шрамом и тем парнем с профессионально колючими глазами. Не Шрам начал войну, а парень с профессионально цепкими глазами. И кто-то из двоих должен был не доехать до Питера – на войне, как на войне. Шрам ничего не сделал этому парню, и этот парень ничего не сделал Шраму. И видишь, как расклад лег? Один из них должен умереть. И никто из двоих в том не виноват. Расклад, батенька, расклад.
Сергей не знал, что именно этот парень зарядил вместе с Пыреем одноногого афганца в холодильник. И жаль, что не знал. Знание добавило бы ему ненависти и сил, когда двое сшибутся лбами до последнего.
Еще сергей не знал, что поторопившись со смертью Пырея, тем самым спас себе жизнь. Пырей не успел предупредить не шарящего в Виршевских порядках Молчуна, что будут многолюдные похороны, и Храм легко может мелькнуть. По этому Сергею и не досталась снайперская маслина.
Увы, Молчун не испытывал к этому храмову Хрену резких чувств. Типовой заказ. Вот только любил Молчун работать красиво. На самом деле лиш по этому и загрузил одноногого в Арктику. Чисто предупреждение: «Менжуйся, хренов Храм. Раз, два, три, четыре, пять – я иду стрелять.» А то, что Храм просчитал Молчуна, так пусть блатарю перед смертьб не надышится.
Тут автобус тормознул у притулившейся на краю леса походной шавермы, американский пионервожатый объявил по нерусски, что стоянка – десять минут, и что бои налево, а гелы направо. И Шрам, пока все еще только отлипали от сидух, резво дернул на выход.
Резво, да не бегом, типа просто приспичило человеку. Резво, но не настолько, чтоб не рассмотреть в торопях кандидата в покойники. Подтянут, не наблатыкан. Вроде бы не из урок, а из спецназа. Может быть это и есть тот страшный килер, которого брокеры из Питера выписывали. Носки туфель мутно бликуют влитым свинцом, как у чечеточника. Но и оппонент зыркнул на спешащего Сергея в полный рост и лишняка зацепился зрачком за по волчьи прижатые к черепу ушки и всплывшие со дна гляделок искорки напряга. И заплясали, понимающе, желваки на скулах у кандидата.
Аккуратно через десять минут Сергей Шрамов вернулся в автобус и занял место рядом с Эпифани. Теперь был ее черед разговляться у окна.
– Глубокое вам мерси, – Сергей вернул катушку с леской обляпавшейся шавермным соусом подружке, – Здесь рыбы нет.
– О! Ты еще есть и рыболов?
– Нет, гражданин начальник, – устало улыбнулся Шрамов, – Я – санитар леса. Народная медицина.
– Что это есть?
– Вот видишь эти царапины? – ткнул пальцем себе в анфас и предъявил забинтованную ладонь Серега, – Это не просто так. Это я делал оздоровительный сеанс одному важному полицейскому начальнику. Снимал с него порчу, – Сергей Шрамов нес абсолютную пургу, а мыслями возвращался к тому, что случилось несколько минут назад в дебрях жиденького придорожного лесочка.
Тот, по повадкам не урка, а спецназовец, ломанул следом с форой в девяносто ударов сердца. Чисто выждал, когда рассеявшиеся за пеньки америкосы отольют и потянутся обратно. Понятно, никто из них здесь грибы собирать не настроен.
Тот, по повадкам не урка, ваще решил, что Сергей Шрамов зачеркнул возвращаться, и этому только тихо радовался. Не урка правильно считал, что в лесу спецназовец блатаря настигнет в два счета. И чем больше и дальше Шрамов в лесную глушь шагов сделает, тем прекрасней, тем меньше шума услышит американская делегация...
– Это делается так. Кладется полицейский чин на деревянную лавку в чем мать родила, – вешал лапшу на симпатичные лиловые ушки Шрам.
– А! Я это знаю! Психоанализ!
– Анализы, да не те. Лежит полицейский чин, а я хожу вокруг и розгами его по розовым половинкам шарах! Грехи отпускаю. И глядь, через какое-то время были у него камни драгоценные в почках и кариес, и не стало. А вместо этого у меня раны кровавые.
– Это очень опасная работа, – на полном серьезе схавала туфту Эпифани и крепче прижалась упругим бедром.
Ох, как это было опасно, вспоминал Сергей Шрамов. Тот, по повадкам спецназовец, летел, ни один сучек не треснет, ни одну ветку не колыхнет. В руке – масляная черная скорострельная дура. И вдруг на месте будто запнулся тот, который... Леску, поперек протянутую усек, и мигом нашарил боковым взглядом примайстряченную на рогатке куста гранату...
– Зато меня за успехи теперь в Смольный работать приглашают. Прослышал один важный вицегубернатор про мои подвиги – и как ногами застучит! Хочу себе такого лекаря! Хочу, чтобы он дальше на мелочи не разменивался, а лечил моих юридических советников и прокуроров!
Эпифани наконец прочухала, что ее парят, и благодарно рассмеялась во все горло:
– Иц э бьютифал!!!
Это было прекрасно. Это было прекрасно, что спецназовец углядел растяжку, а не зацепил и паровозом пропыхтел дальше в чащу. Потому что гранату Шрам обезвредил еще в салоне автобуса. Потому что фэйс-контроль спецназовца перестал учитывать верхний сектор, сфокусировавшись на леске, примятой траве и следах. И таким вот образом подставил неудачник спину. И спрыгнул с дерева на эту спину Сергей Шрамов и полоснул по вражьему горлу конфискованным у Пырея ножом выкидухой.
И теперь спокойно мог катиться в автобусе к чертовой бабушке до самого Санкт-Петербурга Сергей Шрамов и втюхивать в симпатичное черномазое ушко из пальца высосанные байки.
Глава 16
Ах ларечек, мой ларечек!
Это ж верх цинизма!
Враз подгонят вороночек, и пишите письма.
Ах ларечек, мой ларечек!
Над тобою тучка.
Еще один такой денечек, и дойду до ручки!
Александр Сергеевич Пушкин нахохлился от холода на постаменте. Сергею Шрамову тоже было не по себе. Он тренькнул по оставленному невиданной ночной зверюшкой телефону и назначил пересечься здесь, в скверике под памятником классику.
Было бы нелепо свято верить, что явившийся ночью под газом в Мартыновскую малину незнакомец говорил Шраму то, что думал. Где гость правду-матку резал, а где разводил, Сергей не догнал до сих пор. Но хотя бы за уделенное внимание гостя следовало так или сяк отблагодарить, будь он послом сестрорецкой братвы, ходоком от белорусской диаспоры, или гереушной чувырлой. К тому же какой-никакой, а на данном этапе классовой борьбы союзник.
И все же было бы нелепо прекратить поиски стукача в своих рядах. Чьи конкретно кишки следует вытянуть, и кого на своих кишках следует удушить?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73