грубое платье на мне.
Что наряжаться теперь? Кому я хочу приглянуться?
Всех стараний моих рядом виновника нет!
Нежно сердце мое, легко его стрелами ранить,
80 В нем — причина того, что влюблена я всегда.
Видно, когда родилась я, такой мне закон положили
Сестры и спряли тогда мне не суровую нить.
Либо искусство мое и занятья мне нрав воспитали,
Нежным, податливым дух Талия сделала мой.
85 Надо ль дивиться тому, что пушком пленил меня первым
Возраст, который пленить может и зрелых мужей?
Ты бы, Аврора, его похитила вместо Кефала,
Да не пускает тебя первый похищенный твой;
Если бы Феба его увидала всевидящим взором,
90 Волей ее усыплен был бы надолго Фаон;
В небо его в колеснице своей увезла бы Венера,
Только боится — а вдруг Марсу понравится он.
Ты не мальчик уже, но еще и не юноша, — годы
Самые лучшие! Ты — сверстников честь и краса!
95 К нам, прекрасный, вернись, прижмись к груди моей снова,
Сам не люби, но любить мне, умоляю, позволь!
Я пишу, а из глаз невольные катятся слезы;
Видишь, как много слов в этих размыто строках.
Пусть ты уехать решил, но ты мог бы смягчить расставанье,
100 Перед разлукою мне молвивши: «Сафо, прощай!»
Ни поцелуев моих, ни слез не унес ты с собою,
Я без тревоги жила, боли такой не ждала.
Кроме обиды, ты мне ничего не оставил на память,
И у тебя никакой памятки нет от меня.
105 Я и напутствий тебе не дала, да и если дала бы,
То лишь одно: чтобы ты Сафо не смел забывать.
Я неразлучным со мной клянусь тебе Купидоном,
Силой святой девяти избранных мною богинь, —
Чуть лишь мне кто-то сказал: «Покидает тебя твоя радость», —
110 Долго я не могла ни говорить, ни рыдать.
Не было слов на устах и слез в глазах пересохших,
Только стесненную грудь холод сковал ледяной.
Боль утихла — тогда я ударила в грудь кулаками.
И не стыдилась при всех с воплями волосы рвать,
115 Словно несчастная мать, что сама бездыханное тело
Сына несет на руках к месту, где сложен костер.
Брат мой Харакс, несчастьем сестры упиваясь злорадно,
Часто ко мне на глаза стал появляться сейчас,
Чтобы меня устыдить моей печали причиной,
120 «Что ей рыдать? — он твердит. — Дочь ведь жива у нее!»
Вместе стыд и любовь не ходят; с грудью наружу,
В порванном платье — такой люди видали меня.
Нет от тебя мне покоя, Фаон: тебя возвращают
Сны — и делают ночь ярче погожего дня.
125 Рядом с собой тебя нахожу, хоть ты и далеко,
Только ведь радость дарят слишком недолгую сны.
Снится мне, будто твоя рука под моей головою.
Снится, что на руку мне голову ты положил,
Твой поцелуй узнаю, языка твоего прикасанье. —
130 Кстати сорвать поцелуй, кстати вернуть ты умел.
Будто и вправду ты здесь, я шепну тебе слово, ласкаясь,
Чтобы любви послужить, губы не спят и во сне.
Стыдно сказать, что бывает затем, — но все же бывает;
Радуюсь я, а потом быть без тебя не могу.
135 Всходит Титан и взорам себя открывает и землю,
Я же тоскую, что сон быстро покинул меня.
В лес, в пещеры бегу, будто лес и пещеры помогут, —
Часто бывали они стражами наших утех.
Словно как та, что Фурий сестрой Эрихто167 гонима,
140 Мчусь я, не помня себя, космы висят по плечам.
Видят глаза нетесаный туф на сводах пещеры, —
Раньше тут был для меня мрамор мигдонский, не туф.
Лес нахожу, который не раз давал нам с тобою
Ложе и нас защищал плотным покровом листвы,
145 Не нахожу лишь того, кто владел и лесом и мною;
Что без него мне леса? Он их сокровищем был.
Вижу примятую я траву на лужайке знакомой:
Нашей тяжестью мы стебли пригнули к земле.
Здесь я легла, и к месту, где ты лежал, прижималась,
150 Милая прежде трава выпила слезы мои.
Ветки, казалось, со мной горюют, поникнув листвою,
Не было слышно меж них сладостной жалобы птиц.
Только об Итисе песнь исмарийском птица Давлиды168
Пела, печальная мать, в скорби о мести своей.
155 Итиса птица поет, а Сафо — любовь и разлуку,
Все остальное вокруг, будто бы в полночь, молчит.
Есть, прозрачней стекла, в лесу источник священный,
Верят у нас, что таит некое он божество.
Ветви над ним широко водяная раскинула ива,
160 Словно роща густа; берег травою порос;
Здесь я легла, чтоб мое отдохнуло усталое тело.
Вижу сквозь слезы: стоит рядом одна из наяд
И говорит: «Если жар безжалостный сердце сжигает,
То в Амбракийскую ты землю скорее ступай.
165 Там во всю ширь с высоты Аполлон моря озирает,
Берег Левкадским зовет или Актийским народ.169
Девкалион, когда к Пирре горел любовью, отсюда
Бросился и, невредим, лег на соленую гладь.
Тотчас ответная страсть спокойного сердца коснулась
170 Пирры, и Девкалион тотчас утишил свой пыл.
Этот закон Левкада хранит; туда отправляйся
Тотчас же и не страшись прыгнуть с вершины скалы».
Только совет отзвучал, и наяда и голос исчезли;
Я поднимаюсь, дрожа, слезы бегут по щекам.
175 Нимфа, спешу я туда, к скале, что ты указала;
Прочь боязнь: ведь ее страсть победила давно.
Что б ни случилось со мной, все я буду счастливей, чем ныне.
Ветер, меня подхвати: легкой я стала теперь.
Также и ты, Купидон, мне крылья подставь, чтоб укором
180 Вечным Левкадской волне гибель моя не была.
Фебу я там посвящу черепаху общую нашу,
Две всего лишь строки будут такие под ней:
«Лиру тебе посвящает, о Феб, благодарная Сафо,
Дар, что достоин ее, дар, что достоин тебя».
185 Но для чего ты меня посылаешь на берег Актийский,
Если и сам ты, беглец, можешь вернуться ко мне?
Ты избавленье мне дашь скорей, чем Левкадские воды,
И благодетельней ты будешь, и краше, чем Феб.
Или, тверже скалы и свирепей прибоя Левкады,
190 Хочешь, чтоб славу тебе гибель моя принесла?
Лучше грудью тесней к твоей груди мне прижаться,
Чем с вершины скалы броситься грудью в волну.
Вот моя грудь, Фаон: ее называл ты прекрасной
И многократно хвалил дар, обитающий в ней.
195 Быть бы речистой сейчас! Но боль — искусству помеха,
И средь несчастий меня дар мой покинул совсем.
Прежних нет уже сил и для песен их не хватает,
Плектр от горя молчит, лира от горя нема.
Женщины Лесбоса, вы, и невесты морской Митилены,
200 Чьи имена прославлял струн эолийских напев,
Женщины Лесбоса, к вам любовь мне честь запятнала, —
Не приходите толпой слушать кифару мою:
Все, что нравилось вам, унес Фаон, убегая…
Горе мне! Чуть было я «мой» не сказала «Фаон».
205 Мне возвратите его — и к вам вернется певица;
Он оживляет мой дар, он убивает его.
Я пытаюсь молить, но словами дикое сердце
Трону ли я или умчит их бесполезно 3ефир?
Пусть умчавший слова примчит паруса твои ветер;
210 Будь ты, медлитель, в уме — сделал бы это давно.
Если назад поплывешь, — за корабль твой обетные жертвы
Есть у меня; поспеши, сердце мое не круши!
Только отчаль: путь откроет морской рожденная в море,
Ветер корабль понесет, — только отчаль поскорей!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135
Что наряжаться теперь? Кому я хочу приглянуться?
Всех стараний моих рядом виновника нет!
Нежно сердце мое, легко его стрелами ранить,
80 В нем — причина того, что влюблена я всегда.
Видно, когда родилась я, такой мне закон положили
Сестры и спряли тогда мне не суровую нить.
Либо искусство мое и занятья мне нрав воспитали,
Нежным, податливым дух Талия сделала мой.
85 Надо ль дивиться тому, что пушком пленил меня первым
Возраст, который пленить может и зрелых мужей?
Ты бы, Аврора, его похитила вместо Кефала,
Да не пускает тебя первый похищенный твой;
Если бы Феба его увидала всевидящим взором,
90 Волей ее усыплен был бы надолго Фаон;
В небо его в колеснице своей увезла бы Венера,
Только боится — а вдруг Марсу понравится он.
Ты не мальчик уже, но еще и не юноша, — годы
Самые лучшие! Ты — сверстников честь и краса!
95 К нам, прекрасный, вернись, прижмись к груди моей снова,
Сам не люби, но любить мне, умоляю, позволь!
Я пишу, а из глаз невольные катятся слезы;
Видишь, как много слов в этих размыто строках.
Пусть ты уехать решил, но ты мог бы смягчить расставанье,
100 Перед разлукою мне молвивши: «Сафо, прощай!»
Ни поцелуев моих, ни слез не унес ты с собою,
Я без тревоги жила, боли такой не ждала.
Кроме обиды, ты мне ничего не оставил на память,
И у тебя никакой памятки нет от меня.
105 Я и напутствий тебе не дала, да и если дала бы,
То лишь одно: чтобы ты Сафо не смел забывать.
Я неразлучным со мной клянусь тебе Купидоном,
Силой святой девяти избранных мною богинь, —
Чуть лишь мне кто-то сказал: «Покидает тебя твоя радость», —
110 Долго я не могла ни говорить, ни рыдать.
Не было слов на устах и слез в глазах пересохших,
Только стесненную грудь холод сковал ледяной.
Боль утихла — тогда я ударила в грудь кулаками.
И не стыдилась при всех с воплями волосы рвать,
115 Словно несчастная мать, что сама бездыханное тело
Сына несет на руках к месту, где сложен костер.
Брат мой Харакс, несчастьем сестры упиваясь злорадно,
Часто ко мне на глаза стал появляться сейчас,
Чтобы меня устыдить моей печали причиной,
120 «Что ей рыдать? — он твердит. — Дочь ведь жива у нее!»
Вместе стыд и любовь не ходят; с грудью наружу,
В порванном платье — такой люди видали меня.
Нет от тебя мне покоя, Фаон: тебя возвращают
Сны — и делают ночь ярче погожего дня.
125 Рядом с собой тебя нахожу, хоть ты и далеко,
Только ведь радость дарят слишком недолгую сны.
Снится мне, будто твоя рука под моей головою.
Снится, что на руку мне голову ты положил,
Твой поцелуй узнаю, языка твоего прикасанье. —
130 Кстати сорвать поцелуй, кстати вернуть ты умел.
Будто и вправду ты здесь, я шепну тебе слово, ласкаясь,
Чтобы любви послужить, губы не спят и во сне.
Стыдно сказать, что бывает затем, — но все же бывает;
Радуюсь я, а потом быть без тебя не могу.
135 Всходит Титан и взорам себя открывает и землю,
Я же тоскую, что сон быстро покинул меня.
В лес, в пещеры бегу, будто лес и пещеры помогут, —
Часто бывали они стражами наших утех.
Словно как та, что Фурий сестрой Эрихто167 гонима,
140 Мчусь я, не помня себя, космы висят по плечам.
Видят глаза нетесаный туф на сводах пещеры, —
Раньше тут был для меня мрамор мигдонский, не туф.
Лес нахожу, который не раз давал нам с тобою
Ложе и нас защищал плотным покровом листвы,
145 Не нахожу лишь того, кто владел и лесом и мною;
Что без него мне леса? Он их сокровищем был.
Вижу примятую я траву на лужайке знакомой:
Нашей тяжестью мы стебли пригнули к земле.
Здесь я легла, и к месту, где ты лежал, прижималась,
150 Милая прежде трава выпила слезы мои.
Ветки, казалось, со мной горюют, поникнув листвою,
Не было слышно меж них сладостной жалобы птиц.
Только об Итисе песнь исмарийском птица Давлиды168
Пела, печальная мать, в скорби о мести своей.
155 Итиса птица поет, а Сафо — любовь и разлуку,
Все остальное вокруг, будто бы в полночь, молчит.
Есть, прозрачней стекла, в лесу источник священный,
Верят у нас, что таит некое он божество.
Ветви над ним широко водяная раскинула ива,
160 Словно роща густа; берег травою порос;
Здесь я легла, чтоб мое отдохнуло усталое тело.
Вижу сквозь слезы: стоит рядом одна из наяд
И говорит: «Если жар безжалостный сердце сжигает,
То в Амбракийскую ты землю скорее ступай.
165 Там во всю ширь с высоты Аполлон моря озирает,
Берег Левкадским зовет или Актийским народ.169
Девкалион, когда к Пирре горел любовью, отсюда
Бросился и, невредим, лег на соленую гладь.
Тотчас ответная страсть спокойного сердца коснулась
170 Пирры, и Девкалион тотчас утишил свой пыл.
Этот закон Левкада хранит; туда отправляйся
Тотчас же и не страшись прыгнуть с вершины скалы».
Только совет отзвучал, и наяда и голос исчезли;
Я поднимаюсь, дрожа, слезы бегут по щекам.
175 Нимфа, спешу я туда, к скале, что ты указала;
Прочь боязнь: ведь ее страсть победила давно.
Что б ни случилось со мной, все я буду счастливей, чем ныне.
Ветер, меня подхвати: легкой я стала теперь.
Также и ты, Купидон, мне крылья подставь, чтоб укором
180 Вечным Левкадской волне гибель моя не была.
Фебу я там посвящу черепаху общую нашу,
Две всего лишь строки будут такие под ней:
«Лиру тебе посвящает, о Феб, благодарная Сафо,
Дар, что достоин ее, дар, что достоин тебя».
185 Но для чего ты меня посылаешь на берег Актийский,
Если и сам ты, беглец, можешь вернуться ко мне?
Ты избавленье мне дашь скорей, чем Левкадские воды,
И благодетельней ты будешь, и краше, чем Феб.
Или, тверже скалы и свирепей прибоя Левкады,
190 Хочешь, чтоб славу тебе гибель моя принесла?
Лучше грудью тесней к твоей груди мне прижаться,
Чем с вершины скалы броситься грудью в волну.
Вот моя грудь, Фаон: ее называл ты прекрасной
И многократно хвалил дар, обитающий в ней.
195 Быть бы речистой сейчас! Но боль — искусству помеха,
И средь несчастий меня дар мой покинул совсем.
Прежних нет уже сил и для песен их не хватает,
Плектр от горя молчит, лира от горя нема.
Женщины Лесбоса, вы, и невесты морской Митилены,
200 Чьи имена прославлял струн эолийских напев,
Женщины Лесбоса, к вам любовь мне честь запятнала, —
Не приходите толпой слушать кифару мою:
Все, что нравилось вам, унес Фаон, убегая…
Горе мне! Чуть было я «мой» не сказала «Фаон».
205 Мне возвратите его — и к вам вернется певица;
Он оживляет мой дар, он убивает его.
Я пытаюсь молить, но словами дикое сердце
Трону ли я или умчит их бесполезно 3ефир?
Пусть умчавший слова примчит паруса твои ветер;
210 Будь ты, медлитель, в уме — сделал бы это давно.
Если назад поплывешь, — за корабль твой обетные жертвы
Есть у меня; поспеши, сердце мое не круши!
Только отчаль: путь откроет морской рожденная в море,
Ветер корабль понесет, — только отчаль поскорей!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135