Седьмой Международный геологический конгресс.
Шестнадцать лет, прошедших с памятного конгресса в Болонье, Карпинский плодотворно и увлеченно участвовал в работе международных конгрессов. Еще на пятой встрече ученых русская делегация предложила один из конгрессов провести в Петербурге; на шестой Карпинский подтвердил приглашение — и оно встретило одобрение участников. Александр Петрович был выбран председателем Организационного комитета, а все геологи и члены Присутствия Геолкома — его членами.
Принимать у себя ученых почиталось честью для города и страны. В программу встреч геологов входили и экскурсии. В этом отношении Россия располагала возможностями огромными, но маршруты надо было хорошо продумать и спланировать. Решено было организовать поездки по Кавказу, Уралу, Донбассу, центральным губерниям. Александр Петрович несколько раз ездил на Кавказ, сговаривался с местными геологами, осматривал объекты. Чернышев посетил Урал, Никитин побывал на Средней Волге, Шмидт — в Прибалтике, Головинский — в Крыму...
В июне 1897 года начали съезжаться гости. Их собралось невиданное количество — 704 человека. Прежде «рекорд» принадлежал четвертой лондонской сессии — 442 геолога. Карпинский был избран президентом конгресса, Никитин и Иностранцев — вице-президентами, Чернышев — генеральным секретарем, Михальский — казначеем. Таким образом, всей работой конгресса руководили члены Присутствия, и когда вечерами они собирались на квартире Александра Петровича, чтобы подвести итоги хлопотного дня, то шутили, что ничего, дескать, особенного в их нынешней работе нет — обычное заседание Присутствия.
Наши ученые экспонировали шестидесятиверстную геологическую карту Европейской России, российскую часть геологической карты Европы, листы детальных съемок Донбасса, Урала и Кривого Рога. Шестнадцать лет назад, когда только приступали к этой работе, предстояло покрыть шесть миллионов квадратных километров территории. Шесть миллионов сплошного «белого пятна»! И вот она, карта! Иностранцы толпятся около нее, рассматривают. От начала и до конца руководил съемками Карпинский. Он, Чернышев, Никитин и Михальский — четыре всего-навсего человека! — сняли восемьдесят пять процентов всей площади! Остальные пятнадцать достались на долю Армашевского, Гедройца, Шмидта, Штукенберга и еще нескольких геологов. И какая тщательность работы, научная дотошность в разработке каждой детали! Вспоминая о днях триумфа, Чернышев писал: «Русская геологическая наука явилась на этом конгрессе как равная по значению с начавшей сравнительно ранее культивироваться в Западной Европе и Америке».
Закончилось прослушивание докладов, делегаты разбились на группы и разъезжаются на экскурсии. И снова иностранцы удивляются. Оказывается, трассы железных дорог, по которым предстоит ехать, исследовались тоже работниками Геолкома. Великая Транссибирская магистраль. К западу от Байкала ее разведывали Богданович, Краснопольский, Высоцкий, Мейстер, к востоку — Обручев, Герасимов, Иванов. Они составили первую в истории геологическую карту районов Сибири и Северного Казахстана. Барон Толль исходил Виндаво-Рыбпнскую линию, когда на ней еще ни одного столбика не было. Сплошь леса, болота, чахлый кустарник. Никитин разведывал линию Москва — Крейцбург, Вебер — Оренбург — Ташкент...
Александр Петрович тоже возглавлял экскурсионную группу; он повез ее на Урал. Поездка длилась без малого две недели; передвигались где на тарантасах, где верхом — благо все к этому были приучены походной жизнью, — а где и пешком через кряжи, увалы, расщелины. В группе были австрийцы, немцы, французы, финны, поляк, японец. Александр Петрович давал пояснения на французском и немецком; все находили, что рассказывает живо, интересно. Спускались в шахты, ездили на прииски и рудники. Инженеры и горнопромышленники встречали гостеприимно, задавали ужины и обеды. Под конец поездки состоялся прием у губернатора в Екатеринбурге.
После окончания конгресса в Петербург на адрес Геолкома стали поступать из разных стран журналы; крупнейшие ученые — Годри, Барруа, Менье, Кейльгак — делились впечатлениями. Доктор Филиппсон, например, писал: «Конгресс дал всем участникам прекрасную возможность познакомиться с Россией... прежде всего благодаря многочисленным экскурсиям в различные районы Европейской части России, а также на Урал и Кавказ. Многочисленные участники конгресса сердечно благодарят за этот великодушный подарок, преподнесенный нам Россией. Мероприятия в таком масштабе не проводились до сих пор ни на одном конгрессе».
Однако с отзывом геолкомовцы могли познакомиться только осенью. В разгаре был полевой сезон, и они разъехались по стране. Чернышев с Морозевичем отправились на Новую Землю. Вебер уплыл в Баренцево море. Богдановича Карпинский командировал на Чукотку проверить слухи о золотоносности полуострова. Конюшевский обследовал острова Медный и Беринга. Геолкомовцы работали на Шпицбергене, Сахалине, Командорских островах, в Уссурийской тайге...
Когда листаешь отчеты о путешествиях, то видишь, что это скорее были научные экспедиции, нежели производственные изыскания; по-видимому, Карпинский придерживался какого-то определенного направления (которое не совсем до конца раскрывалось в известных планах Геолкома) в изучении страны; научное познание должно было обгонять хозяйственный расчет; забота не об одном сегодняшнем дне двигала им. Но Геолком был производственной организацией в первую голову и чутко откликался на требования промышленности. Промышленности же нужно было топливо: уголь, нефть. Сотрудниками Геолкома велась разведка Кузнецкого бассейна, было открыто несколько месторождений вдоль железнодорожных магистралей, что было экономически очень выгодно; искали уголь в далекой Фергане. Но лучшие специалисты-угольщики заняты были в Донбассе.
Выше упоминалось имя Лутугина. Нужна была известная смелость, чтобы зачислить Леонида Ивановича в штат. Он замешан был в революционном движении, подвергался преследованиям. Позже, после ухода Александра Петровича с поста директора, Лутугину, у которого не нашлось защитника, пришлось покинуть Геолком, но при Карпинском он работал спокойно. Донбасс менялся на глазах: росли копры, и разорялись деревни; мужички в лаптях стояли в очередь у дверей шахтоуправления; им выдавали обушки, и по очереди входили они в клеть, чтобы спуститься в забой. По штрекам хлюпала вода, стволы крепились наспех, часто случались обвалы. Лутугин не мог оставаться равнодушным, протестовал, ездил к управляющим ругаться. Слыл смутьяном. Зато уважительно про него говорили: «Чует уголек».
Подземная карта была крайне несовершенна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
Шестнадцать лет, прошедших с памятного конгресса в Болонье, Карпинский плодотворно и увлеченно участвовал в работе международных конгрессов. Еще на пятой встрече ученых русская делегация предложила один из конгрессов провести в Петербурге; на шестой Карпинский подтвердил приглашение — и оно встретило одобрение участников. Александр Петрович был выбран председателем Организационного комитета, а все геологи и члены Присутствия Геолкома — его членами.
Принимать у себя ученых почиталось честью для города и страны. В программу встреч геологов входили и экскурсии. В этом отношении Россия располагала возможностями огромными, но маршруты надо было хорошо продумать и спланировать. Решено было организовать поездки по Кавказу, Уралу, Донбассу, центральным губерниям. Александр Петрович несколько раз ездил на Кавказ, сговаривался с местными геологами, осматривал объекты. Чернышев посетил Урал, Никитин побывал на Средней Волге, Шмидт — в Прибалтике, Головинский — в Крыму...
В июне 1897 года начали съезжаться гости. Их собралось невиданное количество — 704 человека. Прежде «рекорд» принадлежал четвертой лондонской сессии — 442 геолога. Карпинский был избран президентом конгресса, Никитин и Иностранцев — вице-президентами, Чернышев — генеральным секретарем, Михальский — казначеем. Таким образом, всей работой конгресса руководили члены Присутствия, и когда вечерами они собирались на квартире Александра Петровича, чтобы подвести итоги хлопотного дня, то шутили, что ничего, дескать, особенного в их нынешней работе нет — обычное заседание Присутствия.
Наши ученые экспонировали шестидесятиверстную геологическую карту Европейской России, российскую часть геологической карты Европы, листы детальных съемок Донбасса, Урала и Кривого Рога. Шестнадцать лет назад, когда только приступали к этой работе, предстояло покрыть шесть миллионов квадратных километров территории. Шесть миллионов сплошного «белого пятна»! И вот она, карта! Иностранцы толпятся около нее, рассматривают. От начала и до конца руководил съемками Карпинский. Он, Чернышев, Никитин и Михальский — четыре всего-навсего человека! — сняли восемьдесят пять процентов всей площади! Остальные пятнадцать достались на долю Армашевского, Гедройца, Шмидта, Штукенберга и еще нескольких геологов. И какая тщательность работы, научная дотошность в разработке каждой детали! Вспоминая о днях триумфа, Чернышев писал: «Русская геологическая наука явилась на этом конгрессе как равная по значению с начавшей сравнительно ранее культивироваться в Западной Европе и Америке».
Закончилось прослушивание докладов, делегаты разбились на группы и разъезжаются на экскурсии. И снова иностранцы удивляются. Оказывается, трассы железных дорог, по которым предстоит ехать, исследовались тоже работниками Геолкома. Великая Транссибирская магистраль. К западу от Байкала ее разведывали Богданович, Краснопольский, Высоцкий, Мейстер, к востоку — Обручев, Герасимов, Иванов. Они составили первую в истории геологическую карту районов Сибири и Северного Казахстана. Барон Толль исходил Виндаво-Рыбпнскую линию, когда на ней еще ни одного столбика не было. Сплошь леса, болота, чахлый кустарник. Никитин разведывал линию Москва — Крейцбург, Вебер — Оренбург — Ташкент...
Александр Петрович тоже возглавлял экскурсионную группу; он повез ее на Урал. Поездка длилась без малого две недели; передвигались где на тарантасах, где верхом — благо все к этому были приучены походной жизнью, — а где и пешком через кряжи, увалы, расщелины. В группе были австрийцы, немцы, французы, финны, поляк, японец. Александр Петрович давал пояснения на французском и немецком; все находили, что рассказывает живо, интересно. Спускались в шахты, ездили на прииски и рудники. Инженеры и горнопромышленники встречали гостеприимно, задавали ужины и обеды. Под конец поездки состоялся прием у губернатора в Екатеринбурге.
После окончания конгресса в Петербург на адрес Геолкома стали поступать из разных стран журналы; крупнейшие ученые — Годри, Барруа, Менье, Кейльгак — делились впечатлениями. Доктор Филиппсон, например, писал: «Конгресс дал всем участникам прекрасную возможность познакомиться с Россией... прежде всего благодаря многочисленным экскурсиям в различные районы Европейской части России, а также на Урал и Кавказ. Многочисленные участники конгресса сердечно благодарят за этот великодушный подарок, преподнесенный нам Россией. Мероприятия в таком масштабе не проводились до сих пор ни на одном конгрессе».
Однако с отзывом геолкомовцы могли познакомиться только осенью. В разгаре был полевой сезон, и они разъехались по стране. Чернышев с Морозевичем отправились на Новую Землю. Вебер уплыл в Баренцево море. Богдановича Карпинский командировал на Чукотку проверить слухи о золотоносности полуострова. Конюшевский обследовал острова Медный и Беринга. Геолкомовцы работали на Шпицбергене, Сахалине, Командорских островах, в Уссурийской тайге...
Когда листаешь отчеты о путешествиях, то видишь, что это скорее были научные экспедиции, нежели производственные изыскания; по-видимому, Карпинский придерживался какого-то определенного направления (которое не совсем до конца раскрывалось в известных планах Геолкома) в изучении страны; научное познание должно было обгонять хозяйственный расчет; забота не об одном сегодняшнем дне двигала им. Но Геолком был производственной организацией в первую голову и чутко откликался на требования промышленности. Промышленности же нужно было топливо: уголь, нефть. Сотрудниками Геолкома велась разведка Кузнецкого бассейна, было открыто несколько месторождений вдоль железнодорожных магистралей, что было экономически очень выгодно; искали уголь в далекой Фергане. Но лучшие специалисты-угольщики заняты были в Донбассе.
Выше упоминалось имя Лутугина. Нужна была известная смелость, чтобы зачислить Леонида Ивановича в штат. Он замешан был в революционном движении, подвергался преследованиям. Позже, после ухода Александра Петровича с поста директора, Лутугину, у которого не нашлось защитника, пришлось покинуть Геолком, но при Карпинском он работал спокойно. Донбасс менялся на глазах: росли копры, и разорялись деревни; мужички в лаптях стояли в очередь у дверей шахтоуправления; им выдавали обушки, и по очереди входили они в клеть, чтобы спуститься в забой. По штрекам хлюпала вода, стволы крепились наспех, часто случались обвалы. Лутугин не мог оставаться равнодушным, протестовал, ездил к управляющим ругаться. Слыл смутьяном. Зато уважительно про него говорили: «Чует уголек».
Подземная карта была крайне несовершенна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92