Примеры переезда академий известны, однако результат их бывал скорее печален. Взять из далекого прошлого, кочевая «судьба Александрийского музеума — величественного центра эллинской научной мысли... Его переход последовательно в ряд городов закончился за пределами тогдашнего христианского мира — в Персии, и закончился полным уничтожением многостолетней великой научно-философской организации... Трагедия этой медленной гибели связана с внутренним перерождением — с победой философских исканий над научными». Тут Александр Петрович опирается на, как он выражается, «примат точного знания», то есть если в научно-философских исканиях какой-либо цивилизации чисто философские проблемы довлеют над естественнонаучными и математическими, то такая цивилизация хиреет. Неудачно закончился и «переход в Лондон Королевского философского общества... То же самое чуть не случилось с Санкт-Петербургской Академией, она бы переехала в Москву, если бы не умер юноша император Петр II».
«Совсем иное — и небывалое — должно быть произведено сейчас».
Такими словами заканчивал Александр Петрович свои призывные речи — и они оказывали действие! «Академики должны проявить активность, а не узкую слепую исполнительность», — корит президент. И мы видим, как активность начинает возрастать, идея «овладевает массами», возникают споры, как все лучше сделать, что в первую очередь везти, что во вторую, а следом, словно весенние ласточки, первые приказы и распоряжения... 25 апреля 1934 года Совет Народных Комиссаров принял специальное постановление о переводе академии в Москву и организовал правительственную комиссию по реализации этого постановления.
Теперь обратного пути не было. Эмиссары катят в столицу подыскивать помещения — вначале для президиума академии. «Дворец в Нескучном саду, — докладывает собранию президент, — не только вполне удовлетворителен, но и обеспечит покойную работу». События развиваются — опять-таки стремительно выходя из рамок биографии одного лица, переходя в область истории — на этот раз даже не академии, а всей страны, потому что перевод академии в столицу стал событием общесоюзным. Чтобы остаться в рамках биографии, следует упомянуть только разработку плана технического перемещения отдельных звеньев — очень трудного для исполнения (тоже ведь беспримерного). Точка зрения президента такова:
«Переезд на ходу нежелателен. Надо иметь мужество приостановить работу на несколько месяцев.
В первую очередь должны переехать Президиум и Секретариат СОПС.
Далее в порядке очередности:
Институты, не связанные специфически с Ленинградом.
Оперативные исследовательские институты не музейского типа с устарелым оборудованием. Они переводятся сразу в лучшие здания, специально оборудованные, и одновременно реорганизуются.
В последнюю очередь крупные институты музейского типа — Зоологический институт, Геологический, Историко-антропологический и другие.
Наиболее ответственна и трудна переброска коллекций».
Уже из этого в высшей степени схематичного плана читатель может уловить, какая грандиозная операция развертывалась! Похоже, что президент и сам не подозревал, на что посягает и сколь трудная работа предстоит! Да откуда было знать? Но вот уж кое-где застучали молотки, во дворах появились ящики, в лабораториях сдвинуты столы, и на свет божий показались груды хлама, в котором, если покопаться, можно найти предметы двухсотлетней давности... Что же это творится! Вчера еще мнилось — не сбудется это, не доживет он до этого: академия, е г о академия уезжает из Питера! Сам спорил, доказывал, а в глубине души не верил. Но вот уж звонят из железнодорожного управления: первые вагоны поданы, грузите...
Президент бодр, справляется о всех деталях, объезжает на пролетке институты. Мало кто догадывается, как ему грустно. Из Москвы приезжает хозяйственный работник, возбужденно докладывает, какой превосходный особняк удалось подобрать для Александра Петровича и его семьи. Какие в нем залы, коридоры, окна...
— Да мне, батенька, все равно, какой особняк, — тихо прерывает президент. — Лишь бы с видом на Неву...
В Палеонтологическом музее хранилась богатейшая коллекция ископаемых рептилий, собранная на берегах Северной Двины (в науке она известна под названием «Северо-Двинской галереи»). Александр Петрович давно мечтал заняться по-настоящему ее изучением, частенько приходил полюбоваться редкостными экземплярами. Доходит и до них очередь, начинают упаковывать в ящики. Он приезжает вечерами после работы, сидит наедине с молчаливыми каменными чудовищами. Однажды у него вырывается признание: он боится, что больше не увидит галерею. Умрет раньше, чем ее распакуют в Москве.
Увы, так и случилось.
Между тем там, в столице, шла не менее напряженная работа. Надо было подыскать здания, выселить учреждения, освободить от жильцов, составить проекты перестройки и ремонта и приступить к перестройке и ремонту. Вскоре начали поступать контейнеры с надписью «Академия наук СССР»; во многих находились чувствительнейшие приборы, перевозить их на грузовиках приходилось с величайшей осторожностью. Президент звонил ежедневно: как дела? На Миуссах все готово к приему? (Там разместился Физический институт.) А у Калужской заставы? (Там Геологический.)
В том схематичном плане переезда, который он представил собранию, был еще один пункт: «Академические институты союзного значения могут создаваться не только в Москве и Ленинграде, но и в других крупных центрах. Металлургический институт, например, на Кузбассе. Институт вечной мерзлоты не ближе Иркутска и т.д.». Эта глубокая мысль опередила возможности своего времени; тогда она не могла быть полностью осуществлена. Окончательно распределилось так: в столицу перебрались институты Физический, Математический, Сейсмологический, Энергетический, Геологический, Петрографический, Микробиологический, Общей и неорганической химии, Генетики, Органической химии, Геохимии, Кристаллографии и минералогии, Почвоведения, Физиологии растений, а также Коллоидно-электрохимическая лаборатория. В Ленинграде остались учреждения Отделения общественных наук и институты: Ботанический, Зоологический, Физиологии и некоторые лаборатории. Вот такое разветвленное научное хозяйство являла ныне собой академия! Посмотрел бы Стеклов!..
Когда подсчитали, то оказалось, что понадобится 250 железнодорожных вагонов для перевозки одного только оборудования. Для сотрудников же был приготовлен особый состав.
Глава 19
Прощание с Петербургом
Но прежде чем сесть в него, Александру Петровичу необходимо было «привести себя в порядок» — под этим подразумевалась не более и не менее, как многократно откладываемая глазная операция.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92