Два величайших деяния затевает академия в это время — ГОЭЛРО и КМА, оба настолько выходят за рамки жизнеописания одного человека и даже за рамки истории всей академии, что подробно останавливаться на них нет возможности. Без преувеличения можно сказать, что впервые в мировой практике исследования ставились с таким размахом, с привлечением огромного числа разных специалистов и разных организаций: это стало возможным в новых социальных условиях, чем академия незамедлительно и широко воспользовалась. То были коллективные, артельные, общие деяния; и с обоими тесно связано имя Ленина.
К работе в ГОЭЛРО было привлечено около 200 специалистов: академики, инженеры, знатоки различных областей народного хозяйства. Имена Г.О.Графтио, П.В.Винтера, В.Ф.Миткевича, М.А.Шателена ныне широко известны. Г.О.Графтио вспоминал, что о желании Владимира Ильича строить Волховскую ГЭС узнал в январе 1918 года. «Я с радостью сел за работу. Были извлечены давно забытые чертежи... Через неделю Владимир Ильич хотел поставить вопрос о Волховстрое на заседании Совнаркома». Графтио разработал проект Волховской станции еще в 1911 году, но тогда не смог осуществить.
Государственная комиссия по электрификации России была создана в феврале 1920 года; ее возглавил Г.М.Кржижановский. «Владимир Ильич, — вспоминал Глеб Максимилианович, — с самого начала проявлял большой интерес к работе Комиссии, давал советы, оказывал ей громадную помощь и поддержку. Он лично познакомился с членами Комиссии и имел точное представление о роли каждого в нашей сложной и ответственной работе. Программа деятельности Комиссии была разработана при непосредственном участии Ленина».
Петроградская группа ГОЭЛРО была составлена большей частью из сотрудников КЕПСа и потому самым тесным образом связана с Карпинским; ей поручен был важнейший раздел плана электрификации — исследование Северного района, насыщенного промышленными предприятиями и нуждающегося потому в электрическом топливе и свете в первую голову.
С 16 по 24 мая 1920 года в Петрограде в помещении Географического общества под председательством Карпинского проходило совещание, посвященное Северу. Было заслушано 75 докладов! (Это в голодную-то весну, когда и добираться до места — трамваи ходили редко, переполненные, — было сопряжено с немалыми трудностями, да и попросту зачитать с кафедры доклад ослабевшему человеку нелегко!) Были обсуждены вопросы геологии, геофизики, гидрографии, гидрологии, освоения лесных массивов, размещения металлургических предприятий, рыбных промыслов, животноводства; словом, это было воистину (и, может быть, впервые) комплексное научное обсуждение проблем освоения большой территории. Некоторые доклады были потом приняты как «руководящие» документы (доклад директора Гидрологического института профессора В.Г.Глушкова «Белый уголь», доклад о торфяных запасах И.М.Вихилева и другие).
Петроградская группа ГОЭЛРО и отдел Севера КЕПСа замкнулись на Карпинском — что, и в значительной степени, способствовало успеху северных исследований. В самом деле, посмотрим, какие силы брошены были в дело? Минералогический музей взял на себя геологическую разведку. Гидрологический институт определял места будущих гидротехнических строек. Летом 1920 года академия направила в Свирь-Волховский район комплексный отряд, куда входили ботаники, почвоведы, гидрологи, ихтиологи, экономисты. Они изучали режимы вод и почв, сельскохозяйственные угодья, рыбные промысли и многое другое. В.И.Ленин высоко оценил работу, проведенную ГОЭЛРО совместно с академией по Северному району. В своей статье «Об едином хозяйственном плане» он писал, что эта работа точна, детальна, основана на богатейшем научном материале, и рекомендовал для ознакомления разослать ее членам ЦК как пример плана электрификации района.
Усиленный интерес, проявляемый научной общественностью к народнохозяйственной деятельности в стране (уместно сказать об этом здесь), вызвал — а точнее, обновил — интерес к петрографическим, минералогическим и рудогенетическим работам самого Карпинского, то есть к тем, которые непосредственно связаны с хозяйством и экономикой. Оказалось, таких немало. Профессор А.К.Болдырев насчитал около 40 названий. По-видимому, их больше (профессор брал на учет лишь те, что имеют непосредственное отношение к минералогии, но 25 из его списка могут быть с равным основанием отнесены к петрографическим). Перечень полезных ископаемых, подвергнутых научному анализу Карпинским, тоже внушителен. В разное время разведывал он и описывал Березовские золотоносные отложения, угли на восточном склоне Урала, Алапаевский бурый железняк, уральский никель, алмазы; даже нефть не обойдена его вниманием.
В списке полезных ископаемых, служивших предметом изучения Карпинского, Болдырев выделяет платину. Александр Петрович много лет работал над монографией, посвященной этому металлу. Она вышла в 1926 году и вызвала споры. Карпинский, как выражается Болдырев, «энергично атаковал» существующие воззрения на образование платины в геологических условиях Урала. У него нашлись сторонники и противники. Сложный вопрос этот до конца не разрешен до сих пор. «Эти мысли оспариваются, но из поля внимания геологов современности не вышли», — утверждает исследователь его творчества Б.Л.Личков. Гипотеза Карпинского разбирает последовательность выпадения минералов платины из расплавленной магмы.
Говоря о петрографических работах Карпинского, нельзя обойтись без существенной оговорки; в той или иной форме она присутствует у авторов, писавших на эту тему. Одними публикациями вклада его в петрографическую науку не измерить. Через его руки проходил огромный каменный материал; он был непревзойденным знатоком русского камня (да и зарубежного! К примеру, условия залегания уральской платины детально сопоставил со схожими образованиями в Африке) — и хотя сам частенько сетовал на то, что мало мы публикуем, надо брать пример с иностранцев, которые дают в печать и мелкие наблюдения, не дожидаясь, когда сложится обобщение, — сам доброму совету не следовал, и огромное количество его выводов, соображений так и остались в «устном виде».
Само собой разумеется, что когда — еще до революции — ему показали образцы, доставленные из-под Курска, он не мог остаться равнодушным.
Необъяснимое поведение стрелки компаса под Щиграми и Старым Осколом издавна привлекало внимание ученых, а кусочки руды крестьяне выкапывали еще в екатерининские времена. «На всем белом свете нет ничего подобного, — удивлялся профессор Э.Е.Лейст, — ученые приезжали сюда как в Кунсткамеру: здесь магнитная стрелка не показывает на север и юг, как бы следовало, а на восток и запад».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92