Эти расчеты оказались совершенно несостоятельными, в силу чего из переворота ничего не получилось. Тухачевский с горечью признал эфемерность имевшихся надежд во время предварительного следствия: «Политико-моральное состояние красноармейских масс было на высоком уровне. Невозможно было допустить и мысли, чтобы участникам заговора удалось повести за собой целую часть на выполнение преступной задачи. Надежды Примакова на то, что ему удастся повести за собой механизированные войска ЛВО, представлялись больше фантазией». (Кровавый маршал. С. 100.)
Это позже Тухачевскому взгляд Примакова представлялся «фантазией»! А в 1936 г. маршал вполне разделял надежды своего соратника!
Вербовка новых людей, даже при опоре на Ягоду, являлась все время делом сложным и опасным, все время приходилось балансировать на грани провала. Позже в НКВД Тухачевский показал:
«Завербованных много. Однако, несмотря на строгие внушения о необходимости соблюдения строжайшей конспирации, таковая постоянно нарушалась. От одних участников заговора узнавали данные, которые должны были знать только другие (т.е. высшие командиры. — В.Л.), и т.д. Все это создавало угрозу провала». (Там же, с. 99.)
Поведение оппозиционеров понятно: передавая друг другу важнейшие сведения, они старались поддержать свой моральный дух. Ибо их подлинные планы слишком мало имели шансов на то, чтобы получить поддержку широких народных масс.
В Москве, в день ареста Тухачевского, имелись в разных районах попытки произвести какие-то выступления, но они с позором провалились. Во-первых, не поддержал народ, который боялся новой смуты и не доверял темным уличным ораторам. Милиция быстро разогнала митинги и схватила часть подозрительных болтунов. Во-вторых, в решительный момент колебнулись оппозиционные командиры со своими солдатами. Они не пожелали взяться за оружие.
Все оказалось блефом! Впрочем, сами вожди оппозиции хорошо это знали, потому и искали заграничной поддержки! Только эта поддержка могла приверти их к власти!
* * *
Были ли иностранные посольства в курсе дел оппозиции? В целом да. Послы знали многое по официальной линии, от министров иностранных дел своих государств и их сотрудников, кое о чем догадывались на основе анализа полученных ими материалов, часть сведений получали они «приватно» — из доверительных разговоров с разными руководителями тайной оппозиции и от собственной разведки.
Среди послов в Москве главную роль играли: от Германии — Герберт Дирксен (1882-1949), посол в СССР с 1928 по август 1933 г.и Фриц фон Шулленбург (1934-1941), от Франции— Кулондер(XI. 1936-X. 1938), от Англии— Чилстон, от Италии— Черетти, от США — Вильям Буллит (1934-1936), журналист и разведчик, представитель США на Парижской мирной конференции еще в 1918-1919 гг., позже — посол в Париже (1936-1941), через брата-банкира и лично связанный с военно-химическим концерном «И.Г. Фарбениндустри», и его преемник Д. Дэвис (1936-1938). Посольства регулярно устраивали всевозможные обеды и рауты, на которых шли важные разговоры. Сотрудники посольств, торговые и военные атташе, приезжавшие из западных стран представители заводов и фирм по делам многократно бывали в Наркомате обороны, в Наркомтяжпроме и на заводах, ибо велись переговоры о перевооружении РККА с помощью Германии (начиналось это еще при Веймарской республике на основе секретного соглашения), об опытах с новейшими самолетами и танками, бомбометанием, обучении курсантов и т.п.
Среди этих послов — в силу обстоятельств Версальского мира — для СССР главную роль играл посол Германии Фридрих фон дер Шуленбург (1875-1944). Он родился в аристократической семье (по происхождению — граф). Род его принадлежит к древнейшим в Германии и ведет начало от рыцаря-крестоносца, убитого в 1119 г. Один из представителей рода был камергером Саксонии, получив графское достоинство Римской империи. Его сын Людвиг находился на русской службе, получив чин генерал-майора. В России род Шуленбургов имел также графское достоинство и с 1854 г. числился среди дворян Черниговской губернии. Таким образом, у этой фамилии были очень давние связи с Россией, что Гитлер, при своей самоуверенности, во внимание вовсе не принимал.
Граф Фридрих фон дер Шулленбург получил прекрасное воспитание. В 26 лет начал службу в дипломатическом ведомстве, побывал в Варшаве, Тифлисе, Эрзеруме, Дамаске, Тегеране, Бухаресте. Считался образцовым чиновником консервативного склада, добросовестно служившим сначала кайзеру, потом — Веймарской республике. Своей инициативы он никогда прежде не проявлял, не устраивал никаких оппозиций. В 1934 г. он беспрекословно вступил в нацистскую партию, хотя в среде дипломатов долго чувствовалось закулисное сопротивление. Гитлер это оценил и решил назначить его новым послом в Москву, где прежний посол Рудольф Надольный, несмотря на свое сочувствие нацистскому руководству, успел уже вызвать его неудовольствие. Он стал проводить слишком прорусскую политику и Н. Крестинскому, заместителю наркома по иностранным делам, в ноябре 1933 г. заявил: «Вы знаете меня давно, я держусь того мнения, что меняются правительственные системы, возникают и исчезают небольшие недоразумения, но основная линия, требующая крепкой связи между Советским Союзом и Германией, остается непоколебимой». (Ю.Л. Дьяков, Т.С. Бушуева. Фашистский меч ковался в СССР. М., 1992, с. 339.) Такой курс Гитлеру не понравился, и он своего посла сместил, заменив его Шулленбургом, в надежде, что тот окажется более покладистым.
Но и последний очень скоро показал, что является сторонником политики «железного канцлера» Бисмарка, давшего совет избегать воо— руженных конфликтов с Россией. Таково же было настроение почти всех профессиональных дипломатов, даже самого главы министерства иностранных дел Риббентропа (1893-1946) и его ближайшего сотрудника Вайцзеккера (1882-1951), занимавшего пост статс-секретаря МИДа (1938-1943). Невероятно, но в исключительно тяжелых условиях (28 апреля 1941 г.) он посмел написать Риббентропу так:
«Я не вижу в русском государстве какой-либо действенной оппозиции, способной заменить коммунистическую систему, войти в союз с нами и быть нам полезной. Поэтому нам, вероятно, пришлось бы считаться с сохранением сталинской системы в Восточной России и в Сибири и с возобновлением военных действий весной 1942 г. Окно в Тихий океан осталось бы закрытым.
Нападение Германии на Россию послужило бы лишь источником моральной силы для англичан». (Вторая мировая война в воспоминаниях Уинстона Черчилля, Шарля де Голля, Корделла Хэлла, Уильяма Леги, Дуайта Эйзенхауэра. М., 1990, с. 104-105.)
Неудивительно, что и Риббентроп постепенно склонился к такой точке зрения. Войны с СССР он не хотел и боялся. 22 июня 1941 г.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189