Но пока, пока Маленков — не главная помеха. Не Маленков был главным препятствием на пути Хрущева. Г. Маленков по своим морально-этическим и волевым качествам не мог, да и не хотел противостоять Хрущеву.
В. Молотов и К. Ворошилов, А. Микоян и Л. Каганович, Н. Булганин, Г. Маленков, Г. Первухин и другие руководители — все они были очень различны по своей эрудиции, по своему политическому и хозяйственному опыту, по своему, моральному облику. Но все они были, если можно так выразиться, представителями «старой школы». Все были безгранично преданы марксистско-ленинскому учению, искренне верили в величие и непогрешимость Сталина, превыше всего ставили интересы партии и так же искренне теперь хотели перейти к коллективному руководству «по старинке», в соответствии с программно-уставными требованиями; они верили, что теперь коренные вопросы жизни партии и страны можно свободно обсуждать и решать в Президиуме, в Совете Министров, на Пленумах ЦК на основе воли большинства. Никто из них и не помышлял о единоличной власти, не рвался к ней.
Но были в составе руководящего ядра два человека, которые смотрели на вещи гораздо более практично, без всякой романтики и сентиментальности. Это были Никита Хрущев и Лаврентий Берия. Оба жаждали власти. Оба хорошо понимали, что после смерти Сталина механизм единоличной власти не был сломан и сдан в музей древностей. Он сохранился полностью, и нужно лишь было овладеть им и снова пустить в ход.
Как два хищника, они всматривались друг в друга, принюхивались друг к другу, обхаживали друг друга, пытаясь разгадать, не совершит ли другой свой победоносный прыжок первым, чтобы смять противника и перегрызть ему горло.
Хрущев хорошо понимал, что среди всего руководящего ядра партии Л. Берия — единственный серьезный противник и единственное серьезное препятствие на пути его вожделений. К тому же этот противник — опасный. В его руках всё дело охраны Кремля и правительства; все виды правительственной и другой связи; войска МВД и пограничной охраны. Малейший просчет с его, Хрущева, стороны — и голова его будет снесена.
Вот почему когда Хрущев, пока в глубокой тайне, наедине с самим собой, решил уничтожить Берию, он взял курс на сближение с ним. Все вдруг оказались свидетелями неразрывной дружбы Хрущева и Берии.
Лаврентий Берия упивался своим новым положением. В его руках необъятная власть. Он всё может. Ему всё доступно. А над ним по существу никого нет, никакого реального контроля.
Сталина нет. Какое счастье! Жить, теперь жить по-настоящему, никого не боясь. Надо всё знать. Обо всех. Всю подноготную. И всех держать «за жабры». Надо обличить Сталина, развенчать его, истребить память о нем. Пусть все знают, что Берия — не тиран, а демократ. Надо теперь же внести ряд записок, проектов постановлений: за мир, за законность, за демократию, за суверенитет национальных республик. Надо объявить всеобщую амнистию. Надо построить и подарить навечно каждому члену Президиума ЦК особняк в Москве и роскошную виллу на Черном море. Пусть узнают все, что такое Берия!
Бурная деятельность Берии началась, как только саркофаг с набальзамированным прахом Сталина был поставлен в Мавзолее. Первой сферой, в отношении которой Л. Берия очень весомо заявил, что отныне с его словом нужно считаться, была сфера внешней политики. Это было неожиданно, так как до сих пор Берия не проявлял особой активности в этой области.
Вскоре после смерти Сталина была опубликована речь одного из государственных деятелей Запада, в которой затрагивался целый ряд кардинальных вопросов международных отношений. Молотов как министр иностранных дел подготовил в связи с этой речью проект пространной статьи для печати. Материал был сделан со всей тщательностью, присущей стилю работы Молотова: выделены узловые вопросы, расставлены необходимые ударения. Я принимал посильное участие в разработке этой статьи. Затем проект её был в редакции «Правды» набран и разослан членам Президиума для обсуждения.
Я присутствовал на этом заседании Президиума. Председательствовал Маленков. Представленная Молотовым статья без особого обсуждения была дружно одобрена. Поданы были лишь две-три мелких редакционных поправки. Казалось, что вопрос закрыт. Но в этот момент слово попросил Берия:
— У меня есть поправки.
И он начал читать напечатанный на машинке совершенно новый текст статьи, в котором из проекта Молотова не было взято ни одного абзаца, ни одной фразы. Берия читал текст страницу за страницей, без особого выражения, со своим сильным грузинским акцентом. В переглядываниях членов Президиума чувствовалась нарастающая неловкость и смущение: как теперь быть? В. Молотов сидел недвижимо, с непроницаемым выражением лица, и только ритмично подавливал сукно стола тремя пальцами, это у него вошло давно в привычку.
И только в маленьких, хитроватых глазках Хрущева я увидел насмешливое ликование. Он переводил исподлобья свой взгляд с одного на другого из заседавших и как бы говорил: «Имейте в виду, завтра будет так и по всем другим вопросам…»
Я думаю, что именно с этого заседания Хрущев начал непосредственную тактическую подготовку среди членов Президиума к уничтожению Берии.
Статья Берии была написана в легком агитационном плане, со штампованными фразами. Должно быть, писали её приближенные к Берии недоучившиеся совпартшкольцы, провинциальные газетчики. Берия кончил читать:
— Вот мои поправки к статье товарища Молотова.
И обвел всех присутствующих своими серо-мутными глазами, прикрытыми очень сильными стеклами пенсне. Лицо его часто подергивалось в нервном тике. Иногда он высоко задирал голову и смотрел на кого-нибудь из-под нижнего края пенсне.
Все понимали, что это не поправки к статье Молотова, а контрстатья. И все молчали. Молчание длилось долго. Наконец председательствующий Маленков сказал:
— Ну, что ж, примем статью товарища Молотова с поправками Лаврентия.
Возражений не последовало. На лице Молотова не дрогнул ни один мускул.
Второй раз я наблюдал Берию-«международника» уже в июне месяце. На Президиуме ЦК рассматривался вопрос о наших взаимоотношениях с Германской Демократической Республикой. Часто подергивая лицом в нервных конвульсиях, с какой-то беспорядочной жестикуляцией руками, Берия в очень унижающих тонах говорил о складывающемся новом государстве, всячески поносил его. Я не выдержал и дал реплику с места в конце стола, где сидел:
— Нельзя забывать, что будущее новой Германии — это социализм.
Передернувшись весь, как от удара хлыстом, Берия закричал:
— Какой социализм? Какой социализм? Надо прекратить безответственную болтовню о социализме в Германии!
Он говорил с такой презрительной миной, с такой неприязнью, будто само слово «социализм» и журналисты, которые его применяют, для него непереносимы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112