Итак, Чудо-юдо приказал мне заниматься спортом и развлекаться чтением документов из чемодана-вьюка.
Для начала я решил бегло просмотреть и рассортировать то, что находилось в чемодане. На первом этапе разделил все на две основные группы: «писанина» и «картинки». Конечно, это было нешибко по-научному, но зато лично для меня очень понятно. К «писанине» я отнес все, что надо было читать, а к «картинкам» — все, что нужно было разглядывать. Короче, я отложил в первую группу всякие папки, тетради, гроссбухи, полевые дневники, записные книжки и отдельные листочки, а во вторую — металлическую коробку с кинопленкой, еще одну такую же с негативами на фотопленке, небольшой альбом в картонной обложке с карандашными рисунками, четыре пакета из черной бумаги с проявленными фотоотпечатками, картонную коробку со стеклянными фотопластинками-негативами. Туда же я отнес увесистую папку с картами, кроками, выкопировками и чертежами.
Однако чуть позже выяснилось, что среди некоторых бумаг, отнесенных к «писанине», содержатся и рисунки, и фотографии, и кусочки карт, и кальки, снятые с карт. Одни валялись просто так, между страницами, другие были вклеены в тетради и полевые дневники, третьи — вложены в конверты и подшиты в папки. Причем некоторые конверты были заклеены и, судя по всему, с тех пор не вскрывались. Поэтому я соорудил еще и третью группу материалов под условным названием «писанина с картинками».
Начал я с кинопленки. Насчет того, что она широкая, Родион ляпнул зря. Пленка была самая обычная, тридцатидвухмиллиметровая. Кроме того, пришлось немало помучиться, прежде чем я нашел «покадровое описание», о котором упоминал ныне покойный Родя. Оно, как выяснилось, находилось в самодельной тетрадке, сшитой суровой ниткой из шести листов самой дрянной писчей бумаги. Нашлась она, как ни странно, не в коробке с кинопленкой, где ей вполне хватило бы места, а в каком-то толстом гроссбухе, точнее, в нивелирном журнале с пикетной ведомостью какой-то трассы, записями всяких там числовых отметок и привязок, эскизными профилями участков, вычерченных на небольших листах ватмана и миллиметровки. Еще более удивительно, что тетрадка не просто лежала между страницами, а была вложена в коричневый конверт из крафт-бумаги, пришитый с внутренней стороны к толстой картонной обложке журнала-гроссбуха. Стало быть, не случайно сюда попала.
На первом листе эрзац-тетрадки действительно было начертано: «Покадровое описание кинопленки, отснятой Т.В.Кулеминым 23 июля — 18 августа 1936 года». Должно быть, эту надпись сделали уже не в тайге, а при камеральной обработке материалов экспедиции. Уж больно ровненькой и чистенькой она была. К тому же все рабочие записи в полевых условиях делали химическими карандашами, а тут явно прошлись перьевой ручкой с нажимчиками и волосяными линиями, обмакнув ее в фиолетовые анилиновые чернила. А это означало, что до того, как опечатать, содержимое кто-то просматривал. Соответственно, где-то в другом месте, например, в делах бывшего НКВД СССР, мог сохраниться какой-то доклад или рапорт насчет того, откуда взялись эти материалы.
Товарищу, который проглядывал тетрадку и написал на ней заголовок, не позавидуешь. Прочесть то, что накорябал химическим карандашом сержант госбезопасности Кулемин Т. В. на хрупкой и шероховатой желтой бумаге, было нелегко. Сам Кулемин тоже особо не потрудился над тем, чтобы как следует описать то, что снял. Наверно, считал, что пленка сама за себя скажет. Поэтому он попросту разделил все листы на три графы — и записал очень размашистым почерком всего по нескольку слов в каждой позиции.
N п/п дата Что снято 11 июля Проводник Лисов Парамон Лукич показывает след у пикета 346 (12.45
—12.50).
12 июля то же, у кривой сосны (15.10 — 15.14) 13 июля передвижение группы по котловине на сопке (10.56 — 11.04) И так далее. 90 процентов записей ровным счетом ничего не говорили. Мне лично показалось, что сержант Кулемин и не должен был писать по-другому. Очень может быть, что у него такой приказ был — не записывать много. Предполагалось, что он сам, устно прокомментирует кадры для руководства. А это самое «покадровое описание» Кулемин вел просто для того, чтоб не забыть, когда, где и что снимал.
Всего в «описании» было 44 позиции. Самая последняя была датирована 18 августа 1936 года и сопровождалась припиской: «Съемки прекращены ввиду исчерпания пленки». Концы нитки, которой скреплялись листы, составлявшие тетрадку, были протянуты через дырку в последнем листке и с двух сторон опечатаны сургучом. Имелась заверительная надпись: «В настоящей тетради пронумеровано и прошнуровано 12 (двенадцать) листов с номерами с 1 по 12, литерных номеров нет. Исполнитель — сержант госбезопасности Т.В. Кулемин».
Проще всего было сразу зарядить пленку в проектор и посмотреть, что там такого интересного. Тем более в ЦТМО имелся специальный зальчик для просмотра всякого рода закрытых для широкого доступа кино— и видеосъемок, как научно-информационного, так и оперативного характера. Однако, прежде чем любоваться немыми черно-белыми картинками, хотелось немного разобраться в том, что на них изображено. Все-таки 10 процентов информации в записях сержанта ГБ Кулемина могли пролить кое-какой свет на содержание фильма.
Эти 10 процентов полезной информации содержались в самых последних, августовских записях. Таковых было всего четыре: 39, 40, 42 и 44.
39-я запись от 11 августа гласила.
«Облако в форме прямого огурца. Подъем над котловиной. Передвижения (6.45
— 7.05)».
То, что чекист-кинооператор потратил двадцать минут на съемки «облака в форме прямого огурца», говорило о том, что это было что-то необычное. До этого Кулемин включал камеру самое большее на восемь минут, чтобы заснять «передвижение группы по котловине на сопке» (3-я запись), а в большинстве случаев снимал по одной-две, реже по четыре-пять минут.
40-я запись, датированная 12 августа, была менее занятная и менее понятная:
«Расхождение облаков на четыре азимута (7.20 — 7.22)».
Специалист-метеоролог, может быть, и сумеет назвать атмосферные ситуации, при которых облака будут расходиться на четыре азимута, но мне ничего похожего наблюдать не приходилось.
41-я запись, сделанная на следующий день, была совсем лаконичной, а потому особого интереса не вызывала:
«То же (7.20— 7.22)».
Единственное, что показалось мне любопытным, так это то, что Кулемин снимал это самое «расхождение облаков» два дня подряд, причем время съемки совпадало с точностью до минуты.
А вот следующая, 42-я запись ухватила меня за душу, как крокодил за ногу:
«Огурец и трубообразная молния (0.42 — 0.50)».
Едва я прочел про эту «трубообразную молнию», как сразу ожила память Майкла Атвуда, увиделся как наяву полый луч-заборник ГВЭПа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148