Все шесть остановок я разглядывал из окна Саратов и пришел к выводу: городок ничего себе, хотя и грязноват. Впрочем, весной, особенно в апреле, любой нормальный город выглядит запущенным. Промежуток между поздней зимой и ранним летом всегда создает ощущение какой-то временности, неопределенности. Всем хочется просто переждать этот период, всем до зарезу не хочется ничего делать. И дворникам в том числе. Авитаминоз. Рукоятки метел еще не зазеленели, но почки уже набухли везде, где можно. Благодать, одно слово.
Из троллейбуса я не вышел, а вывалился, изрядно помятый. Но, по крайней мере, на своей остановке. Та-ак, вот и киоск горсправки, описанный Евгением. Из-за окошечка киоска, крепко запертого, выглядывала записка: «Через полчаса буду». Предположим худшее, подумал я, глядя на часы. Предположим, что хозяйка горсправки отлучилась за секунду до того, как я подошел. Следовательно, у меня есть полчаса. Самое время осмотреть достопримечательности города, а начать осмотр — с близлежащей Театральной площади. Бывшей Революции. Итак, где здесь театр?…
Театр обнаружился в полном соответствии с картой — на окраине одноименной площади. Серая бетонная коробка с колоннами напоминала о Большом: как если бы мальчик-олигофрен взялся лепить из серого пластилина здание ГАБТа с натуры и довел бы дело до победного конца, но тут его позвали обедать, и он закончил дело кое-как. Вместо квадриги конек крыши украшали чьи-то балетные ноги. Возможно, это были ноги музы — снизу видно было довольно плохо. Репертуар на афишах был соответствующий: «Лебединое озеро», «Аида», что-то современное. В скором времени афиши обещали «Тоску». Вот уж действительно, кисло подумал я и вышел на площадь. До возможного открытия справочного киоска оставалось еще минут двадцать. Мой чемоданчик-дипломат начинал понемногу оттягивать мне руку. Проще было, конечно, доехать до «Братиславы», получить там номер, бросить вещички и дальше продолжать свои поиски налегке. Проще, но не лучше. Перспектива скорой встречи с Юлием вынуждала меня оставить гостиницу на потом. Чемоданчик мой, в конце концов, не тяжелее портфеля. С ним неудобно только бегать и отстреливаться, а просто ходить по улицам можно запросто.
На площади обнаружилось немало достопримечательностей. Наискосок от театра, например, располагался очередной книжный лоток. Правда, без сопутствующих коньяка и туалетной бумаги, но зато с непременными Макдональдом и Черником. Покупатели, по-моему, сегодня не очень-то давились за своими любимыми книгами. По крайней мере, у лотка я заметил всего одного типа, этакого сутулого близорукого интеллигента в коричневой курточке и с черным дипломатом, раздутым до неприличия. Хлипкие замки еле-еле удерживали этого монстра, больного водянкой, в закрытом состоянии, причем один из замков пребывал уже в полуоткрытой стадии.
— Осторожнее, откроется, — предупредил я близорукого интеллигента.
— Да-да, — благодарно откликнулся интеллигент, одной рукой кое-как закрывая свой дипломатный замочек, а другой продолжая перелистывать опус Черника.
— Интересно? — спросил я.
— Ужасное барахло, — печально отозвался владелец разбухшего портфеля. — Сразу видно, что человек пишет для денег.
— А для чего, по-вашему, следует писать? — поинтересовался я. — Для человечества?
— Хотя бы для публики, — быстро ответил близорукий интеллигент, не отрываясь от книги. — Чтобы был понятный сюжет… юмор… любовь желательно. И все в одном романе.
— Читайте классику, — посоветовал я. — Ильфа и Петрова, к примеру. Тут вам и сюжет, и юмор…
— А любовь? — заинтересовался интеллигент. Даже оторвался от Черника и поглядел на меня.
— И любовь есть, — напомнил я. — Искренняя и пламенная. К деньгам. Во имя этой любви, между прочим, Киса Воробьянинов режет горло своему партнеру.
— Ужасно, — с отвращением протянул интеллигент. — Любовь к деньгам, я имею в виду. Мне кажется…
Продавец книг, злобно молчавший во время нашего умного разговора, не выдержал.
— Будете брать? — раздраженно обратился он к интеллигенту.
— Я бы взял, — ответил тот миролюбиво, кладя Черника обратно на место. — Ради спортивного интереса. Но вот, как назло, деньги меня не любят, и их вечно нет.
— Тогда не надо было лапать, — излил свою желчь продавец. — Суперобложки, между прочим, не железные. Один перелистает, другой. Глянь — а уже никакого товарного вида у книжки нет. Очень умные все пошли, бесплатную библиотеку здесь устроили…
Оскорбленный интеллигент пожал плечами:
— Если хотите, я могу заплатить за амортизацию. На это денег у меня, пожалуй, хватит…
— Да пошел ты, — посоветовал продавец интеллигенту. — Просто уйди отсюда, не отсвечивай. Всех клиентов мне распугаешь… Чем-то конкретным интересуетесь? — обратился этот тип уже ко мне, вообразив, будто я и есть клиент.
— Угу, — ответил я, провожая взглядом фигуру удаляющегося интеллигента с дипломатом. — Ищу книгу «Записки старого чекиста». Автор — Филиков А.В. Есть у вас такая?
— Не завезли, — извиняющимся тоном сказал книгопродавец.
— Ладно, — пообещал я, — зайду в другой раз. А если вдруг завезут книгу Филикова, непременно отложите.
Заморочив таким образом голову продавцу, я отвалил от лотка и побрел по площади. Удалось потратить всего пять минут, осталось еще не меньше десяти. И притом я еще не был уверен, что для хозяйки горсправки (я представлял ее почему-то старушкой в платке) полчаса — это действительно тридцать минут, а не, допустим, сто. Возможно, на саратовском диалекте слово «полчаса» означает «после дождичка в четверг».
По правую руку от меня располагалась барахолка, вокруг которой, как и положено, толпился саратовский народ. Барахолка была довольно странной: там продавали носильные вещи на вес. Очевидно, поношенные джинсы и свитера разнообразных расцветок, коими торговали здесь довольно бойко, прибыли в город на Волге в виде бесплатной гуманитарной помощи, а хитроумные саратовские торговцы делали на этой помощи свой маленький бизнес. Особенно при этом не наглея, что определенно делало тутошним коммерсантам честь.
В толпе страждущих я неожиданно заметил одного мотоциклиста, который рассматривал вещички, прямо не слезая со своего стального коня. Будь мотоцикл каким-нибудь новеньким «харлеем», парня выперли бы из пешей толпы в два счета, однако его железная лошадка была таким потрясающим хламом, что никто вокруг, вероятно, не воспринимал ее как транспортное средство. Парень был в умопомрачительной спецовке на бретельках, и было ему лет тридцать пять. Его обшарпанный мотоцикл выглядел раза в два старше хозяина. Видимо, это местный рокер, подумал я с уважением. Московские рокеры, которых я знал, были все как на подбор скучнейшими гражданами в турецких кожанах и разъезжали на новеньких мощных мотоциклах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
Из троллейбуса я не вышел, а вывалился, изрядно помятый. Но, по крайней мере, на своей остановке. Та-ак, вот и киоск горсправки, описанный Евгением. Из-за окошечка киоска, крепко запертого, выглядывала записка: «Через полчаса буду». Предположим худшее, подумал я, глядя на часы. Предположим, что хозяйка горсправки отлучилась за секунду до того, как я подошел. Следовательно, у меня есть полчаса. Самое время осмотреть достопримечательности города, а начать осмотр — с близлежащей Театральной площади. Бывшей Революции. Итак, где здесь театр?…
Театр обнаружился в полном соответствии с картой — на окраине одноименной площади. Серая бетонная коробка с колоннами напоминала о Большом: как если бы мальчик-олигофрен взялся лепить из серого пластилина здание ГАБТа с натуры и довел бы дело до победного конца, но тут его позвали обедать, и он закончил дело кое-как. Вместо квадриги конек крыши украшали чьи-то балетные ноги. Возможно, это были ноги музы — снизу видно было довольно плохо. Репертуар на афишах был соответствующий: «Лебединое озеро», «Аида», что-то современное. В скором времени афиши обещали «Тоску». Вот уж действительно, кисло подумал я и вышел на площадь. До возможного открытия справочного киоска оставалось еще минут двадцать. Мой чемоданчик-дипломат начинал понемногу оттягивать мне руку. Проще было, конечно, доехать до «Братиславы», получить там номер, бросить вещички и дальше продолжать свои поиски налегке. Проще, но не лучше. Перспектива скорой встречи с Юлием вынуждала меня оставить гостиницу на потом. Чемоданчик мой, в конце концов, не тяжелее портфеля. С ним неудобно только бегать и отстреливаться, а просто ходить по улицам можно запросто.
На площади обнаружилось немало достопримечательностей. Наискосок от театра, например, располагался очередной книжный лоток. Правда, без сопутствующих коньяка и туалетной бумаги, но зато с непременными Макдональдом и Черником. Покупатели, по-моему, сегодня не очень-то давились за своими любимыми книгами. По крайней мере, у лотка я заметил всего одного типа, этакого сутулого близорукого интеллигента в коричневой курточке и с черным дипломатом, раздутым до неприличия. Хлипкие замки еле-еле удерживали этого монстра, больного водянкой, в закрытом состоянии, причем один из замков пребывал уже в полуоткрытой стадии.
— Осторожнее, откроется, — предупредил я близорукого интеллигента.
— Да-да, — благодарно откликнулся интеллигент, одной рукой кое-как закрывая свой дипломатный замочек, а другой продолжая перелистывать опус Черника.
— Интересно? — спросил я.
— Ужасное барахло, — печально отозвался владелец разбухшего портфеля. — Сразу видно, что человек пишет для денег.
— А для чего, по-вашему, следует писать? — поинтересовался я. — Для человечества?
— Хотя бы для публики, — быстро ответил близорукий интеллигент, не отрываясь от книги. — Чтобы был понятный сюжет… юмор… любовь желательно. И все в одном романе.
— Читайте классику, — посоветовал я. — Ильфа и Петрова, к примеру. Тут вам и сюжет, и юмор…
— А любовь? — заинтересовался интеллигент. Даже оторвался от Черника и поглядел на меня.
— И любовь есть, — напомнил я. — Искренняя и пламенная. К деньгам. Во имя этой любви, между прочим, Киса Воробьянинов режет горло своему партнеру.
— Ужасно, — с отвращением протянул интеллигент. — Любовь к деньгам, я имею в виду. Мне кажется…
Продавец книг, злобно молчавший во время нашего умного разговора, не выдержал.
— Будете брать? — раздраженно обратился он к интеллигенту.
— Я бы взял, — ответил тот миролюбиво, кладя Черника обратно на место. — Ради спортивного интереса. Но вот, как назло, деньги меня не любят, и их вечно нет.
— Тогда не надо было лапать, — излил свою желчь продавец. — Суперобложки, между прочим, не железные. Один перелистает, другой. Глянь — а уже никакого товарного вида у книжки нет. Очень умные все пошли, бесплатную библиотеку здесь устроили…
Оскорбленный интеллигент пожал плечами:
— Если хотите, я могу заплатить за амортизацию. На это денег у меня, пожалуй, хватит…
— Да пошел ты, — посоветовал продавец интеллигенту. — Просто уйди отсюда, не отсвечивай. Всех клиентов мне распугаешь… Чем-то конкретным интересуетесь? — обратился этот тип уже ко мне, вообразив, будто я и есть клиент.
— Угу, — ответил я, провожая взглядом фигуру удаляющегося интеллигента с дипломатом. — Ищу книгу «Записки старого чекиста». Автор — Филиков А.В. Есть у вас такая?
— Не завезли, — извиняющимся тоном сказал книгопродавец.
— Ладно, — пообещал я, — зайду в другой раз. А если вдруг завезут книгу Филикова, непременно отложите.
Заморочив таким образом голову продавцу, я отвалил от лотка и побрел по площади. Удалось потратить всего пять минут, осталось еще не меньше десяти. И притом я еще не был уверен, что для хозяйки горсправки (я представлял ее почему-то старушкой в платке) полчаса — это действительно тридцать минут, а не, допустим, сто. Возможно, на саратовском диалекте слово «полчаса» означает «после дождичка в четверг».
По правую руку от меня располагалась барахолка, вокруг которой, как и положено, толпился саратовский народ. Барахолка была довольно странной: там продавали носильные вещи на вес. Очевидно, поношенные джинсы и свитера разнообразных расцветок, коими торговали здесь довольно бойко, прибыли в город на Волге в виде бесплатной гуманитарной помощи, а хитроумные саратовские торговцы делали на этой помощи свой маленький бизнес. Особенно при этом не наглея, что определенно делало тутошним коммерсантам честь.
В толпе страждущих я неожиданно заметил одного мотоциклиста, который рассматривал вещички, прямо не слезая со своего стального коня. Будь мотоцикл каким-нибудь новеньким «харлеем», парня выперли бы из пешей толпы в два счета, однако его железная лошадка была таким потрясающим хламом, что никто вокруг, вероятно, не воспринимал ее как транспортное средство. Парень был в умопомрачительной спецовке на бретельках, и было ему лет тридцать пять. Его обшарпанный мотоцикл выглядел раза в два старше хозяина. Видимо, это местный рокер, подумал я с уважением. Московские рокеры, которых я знал, были все как на подбор скучнейшими гражданами в турецких кожанах и разъезжали на новеньких мощных мотоциклах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103