Но меня-то как раз интересовал уже финал. Отъезд дорогой Ольгуши.
— Так куда она, простите, уехала? — уточнил я. — Я не расслышал.
— А я еще и не успела сказать, — с достоинством ответила госпожа Полякова. — В Алма-Ату она укатила. Валька ее поманил пальчиком, и она за ним, как хвостик.
В ту же секунду я выкинул из головы все сегодняшние неприятности, включая наехавших на меня молодцов старлея Коваленко и чуть не наехавший трамвай. Имя, ради которого я ехал в Саратов, было произнесено.
— Валька? — небрежно переспросил я. — Кто такой? Еще один защитник рубежей, вроде товарища Бабушкина?
— Вот еще! — фыркнула мадам Полякова. — Валька-то Лебедев — мужик солидный, ученый. В Москве жил, но сколько себя помню, всегда к Ольгуше — как к себе домой. Чуть ли не с войны. Я еще пацанкой была, от горшка два вершка, а у них уж шуры-муры, и сыночек у них, царство ему небесное, подрастал…
Почувствовав, что у злого дяди сегодня нет аппетита, из коридора в кухню тихонько прошмыгнула проницательная Санька, уже без мячика. Она спряталась за спиной матери и оттуда искоса поглядывала на меня, готовая в любой момент улепетнуть, если я вдруг начну проявлять каннибальские намерения.
— Я не ем маленьких девочек, — торжественно объявил я Саньке. — Можешь меня не бояться.
— Не бойся дядю, — милостиво разрешила Софья Павловна. — Дядя добрый, он не кушает маленьких… Дядя из КГБ, — добавила она.
— Ты только взрослых кушаешь, да? — простодушно спросила у меня Санька. И на всякий случай снова спряталась.
Я вздохнул. Вот тебе и провинциальный интерес к рыцарям-щита и меча! Даже дети — и те обязательно напомнят про былые прегрешения нашей конторы. Про Лаврентия Павловича и тому подобное. Сколько нас ни переименовывай — все без толку.
— Я травоядный, — устало сказал я маме и дочке. — Обожаю овощные салаты, а человечины не переношу. Желудок не тот. Но это сейчас к делу не относится. Вот вы говорили: Лебедев вашу Ольгу поманил — и они уехали. Давно это было?
Софья Павловна с недоверчивым прищуром оглядела мое лицо. Если бы я интересовался одним только товарищем Бабушкиным, мадам Полякова наверняка сохранила бы свою провинциальную приветливость. Зато вопросы о Селиверстовой пробудили в ней большие сомнения по части моей травоядности. Тем не менее она ответила. Но — кратко:
— Позавчера.
То есть за день до того, как я предпринял безрезультатный налет на лебедевскую квартиру. Выходит, я отстаю от него не больше, чем на двое суток. Уже хорошо.
— Скажите, Софья Павловна, — поинтересовался я, — а как он выглядел, Лебедев, когда приезжал сюда позавчера? Ну, усталым, обеспокоенным или, наоборот, бодрым? Может быть, он чего-то боялся?
Такой простейший вопрос неожиданно поставил мадам Полякову в тупик.
— Как выглядел? — переспросила она, что-то мучительно соображая. — Да как вам сказать…
Пока мамаша раздумывала, Санька из-за ее спины вдруг пискнула:
— А дядя Валя не приходи-ил… А-а-а!
Писк ее мгновенно перешел на визг и рев, поскольку рассерженная мадам Полякова одной рукой выволокла дочку на свет божий, а другой же — дала ей крепенький подзатыльник.
Санысин рев, наполнивший кухню, на время лишил меня возможности задать следующий вопрос, а Софье Павловне — на него ответить. Или уклониться. Пережидая, пока утихнут возмущенные Санысины вопли, я лишь укоризненно смотрел на хозяйку. Хозяйка — с чувством оскорбленного достоинства — на меня. Наконец, рев перешел во всхлипы. Софья Павловна запустила руку в карман фартука, вытащила конфету в потертой обертке, развернула ее и неторопливо сунула дочке в рот. Всхлипы моментально сменились чавканьем.
— Ну, так как же, гражданка Полякова, — ласково проговорил я. — Приходил дядя Валя к тете Оле? Или вам все померещилось спросонья?
Слова свои я произнес донельзя приторным тоном. Как будто тоже конфетку предлагал. В некоторых ситуациях такой тон воспринимается как угрожающий. Мол, здрасьте, дети, я ваш папа, я работаю в гестапо…
— Я его не видела, — сообщила Софья Павловна.
Вид у нее был по-прежнему самоуверенный, но, по-моему, слегка виноватый.
— То есть как это? — тут же полюбопытствовал а — Человек приезжает, увозит вашу соседку в Алма-Ату а вы с дочкой, выходит, его в упор не видите. Может, этот Лебедев — человек-невидимка?
По всей видимости, последнее обстоятельство заинтересовало и саму мадам Полякову. Словно бы до моего визита она и не задумывалась о таких простых вещах. И только я со своей профессиональной любознательностью открыл ей глаза.
— Он звонил, — проговорил она. — Он сначала точно звонил, я еще брала трубку…
— Звонок был местный или междугородный? — сразу же уточнил я.
— Наверное, местный… — неуверенно предположила Софья Павловна.
— Так наверное или точно? — не отставал я.
— Без телефонистки, — госпожа Полякова нашла, как ей показалось, удачный ответ. — Сразу его голос, попросил Олю, я позвала…
О таком достижении цивилизации, как звонок по коду, Софья Павловна позабыла. От волнения, надо полагать.
— Зуммер был обычный? — спросил я. — Или, может быть, такие были короткие, прерывистые звонки?
На лбу мадам Поляковой собрались складки — признак напряженного раздумья. Я представил себе, как она, с поварешкой в одной руке и с орущей Санькой в другой, прямо из кухни бежит к телефону, и догадался о неуместности последнего из моих вопросов. Какой там, к черту, зуммер! Тут бы успеть добежать и ничего не уронить по дороге.
— Не помню я уж про звонки, — откликнулась Софья Павловна. — Вроде обычные. Или может эти… прерывистые. У Саньки тогда зубы болели. Визгу было на весь дом.
Услышав свое имя, Санька добросовестно защелкала зубами, уже свободными от конфеты.
— Больше не болят, не болят! — встряла она во взрослый разговор. — Орехи даже могу лопать…
— Цыц! — скомандовала хозяйка. — Разговорилась тут. Орехи ей подавай, на блюдечке… Я ей тогда полоскание заваривала, из трав, — сообщила Софья Павловна уже мне. — С утра у плиты торчала, как проклятая…
Разговор о соседкином отъезде незаметно уплывал куда-то — в сторону. Мне пришлось не очень деликатно вернуть эту заботливую мамашу к интересующей меня теме. Мое воодушевление, возникшее было при упоминании фамилии Лебедев, успело куда-то улетучиться. Не нравился мне этот человек-невидимка. И звонки не нравились, и игры в прятки.
— Давайте по порядку, — предложил я. — Итак, он позвонил… неважно откуда, но позвонил. И попросил к телефону гражданку Селиверстову. Дальше что было?
В ходе дальнейших моих расспросов выяснилось следующее. Поговорив по телефону с Лебедевым, гражданка Селиверстова О.Д. засуетилась, засобиралась и на прямо поставленный гражданкой Поляковой С.П. вопрос, куда это Ольгуша намылилась, был получен прямой ответ про Алма-Ату.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
— Так куда она, простите, уехала? — уточнил я. — Я не расслышал.
— А я еще и не успела сказать, — с достоинством ответила госпожа Полякова. — В Алма-Ату она укатила. Валька ее поманил пальчиком, и она за ним, как хвостик.
В ту же секунду я выкинул из головы все сегодняшние неприятности, включая наехавших на меня молодцов старлея Коваленко и чуть не наехавший трамвай. Имя, ради которого я ехал в Саратов, было произнесено.
— Валька? — небрежно переспросил я. — Кто такой? Еще один защитник рубежей, вроде товарища Бабушкина?
— Вот еще! — фыркнула мадам Полякова. — Валька-то Лебедев — мужик солидный, ученый. В Москве жил, но сколько себя помню, всегда к Ольгуше — как к себе домой. Чуть ли не с войны. Я еще пацанкой была, от горшка два вершка, а у них уж шуры-муры, и сыночек у них, царство ему небесное, подрастал…
Почувствовав, что у злого дяди сегодня нет аппетита, из коридора в кухню тихонько прошмыгнула проницательная Санька, уже без мячика. Она спряталась за спиной матери и оттуда искоса поглядывала на меня, готовая в любой момент улепетнуть, если я вдруг начну проявлять каннибальские намерения.
— Я не ем маленьких девочек, — торжественно объявил я Саньке. — Можешь меня не бояться.
— Не бойся дядю, — милостиво разрешила Софья Павловна. — Дядя добрый, он не кушает маленьких… Дядя из КГБ, — добавила она.
— Ты только взрослых кушаешь, да? — простодушно спросила у меня Санька. И на всякий случай снова спряталась.
Я вздохнул. Вот тебе и провинциальный интерес к рыцарям-щита и меча! Даже дети — и те обязательно напомнят про былые прегрешения нашей конторы. Про Лаврентия Павловича и тому подобное. Сколько нас ни переименовывай — все без толку.
— Я травоядный, — устало сказал я маме и дочке. — Обожаю овощные салаты, а человечины не переношу. Желудок не тот. Но это сейчас к делу не относится. Вот вы говорили: Лебедев вашу Ольгу поманил — и они уехали. Давно это было?
Софья Павловна с недоверчивым прищуром оглядела мое лицо. Если бы я интересовался одним только товарищем Бабушкиным, мадам Полякова наверняка сохранила бы свою провинциальную приветливость. Зато вопросы о Селиверстовой пробудили в ней большие сомнения по части моей травоядности. Тем не менее она ответила. Но — кратко:
— Позавчера.
То есть за день до того, как я предпринял безрезультатный налет на лебедевскую квартиру. Выходит, я отстаю от него не больше, чем на двое суток. Уже хорошо.
— Скажите, Софья Павловна, — поинтересовался я, — а как он выглядел, Лебедев, когда приезжал сюда позавчера? Ну, усталым, обеспокоенным или, наоборот, бодрым? Может быть, он чего-то боялся?
Такой простейший вопрос неожиданно поставил мадам Полякову в тупик.
— Как выглядел? — переспросила она, что-то мучительно соображая. — Да как вам сказать…
Пока мамаша раздумывала, Санька из-за ее спины вдруг пискнула:
— А дядя Валя не приходи-ил… А-а-а!
Писк ее мгновенно перешел на визг и рев, поскольку рассерженная мадам Полякова одной рукой выволокла дочку на свет божий, а другой же — дала ей крепенький подзатыльник.
Санысин рев, наполнивший кухню, на время лишил меня возможности задать следующий вопрос, а Софье Павловне — на него ответить. Или уклониться. Пережидая, пока утихнут возмущенные Санысины вопли, я лишь укоризненно смотрел на хозяйку. Хозяйка — с чувством оскорбленного достоинства — на меня. Наконец, рев перешел во всхлипы. Софья Павловна запустила руку в карман фартука, вытащила конфету в потертой обертке, развернула ее и неторопливо сунула дочке в рот. Всхлипы моментально сменились чавканьем.
— Ну, так как же, гражданка Полякова, — ласково проговорил я. — Приходил дядя Валя к тете Оле? Или вам все померещилось спросонья?
Слова свои я произнес донельзя приторным тоном. Как будто тоже конфетку предлагал. В некоторых ситуациях такой тон воспринимается как угрожающий. Мол, здрасьте, дети, я ваш папа, я работаю в гестапо…
— Я его не видела, — сообщила Софья Павловна.
Вид у нее был по-прежнему самоуверенный, но, по-моему, слегка виноватый.
— То есть как это? — тут же полюбопытствовал а — Человек приезжает, увозит вашу соседку в Алма-Ату а вы с дочкой, выходит, его в упор не видите. Может, этот Лебедев — человек-невидимка?
По всей видимости, последнее обстоятельство заинтересовало и саму мадам Полякову. Словно бы до моего визита она и не задумывалась о таких простых вещах. И только я со своей профессиональной любознательностью открыл ей глаза.
— Он звонил, — проговорил она. — Он сначала точно звонил, я еще брала трубку…
— Звонок был местный или междугородный? — сразу же уточнил я.
— Наверное, местный… — неуверенно предположила Софья Павловна.
— Так наверное или точно? — не отставал я.
— Без телефонистки, — госпожа Полякова нашла, как ей показалось, удачный ответ. — Сразу его голос, попросил Олю, я позвала…
О таком достижении цивилизации, как звонок по коду, Софья Павловна позабыла. От волнения, надо полагать.
— Зуммер был обычный? — спросил я. — Или, может быть, такие были короткие, прерывистые звонки?
На лбу мадам Поляковой собрались складки — признак напряженного раздумья. Я представил себе, как она, с поварешкой в одной руке и с орущей Санькой в другой, прямо из кухни бежит к телефону, и догадался о неуместности последнего из моих вопросов. Какой там, к черту, зуммер! Тут бы успеть добежать и ничего не уронить по дороге.
— Не помню я уж про звонки, — откликнулась Софья Павловна. — Вроде обычные. Или может эти… прерывистые. У Саньки тогда зубы болели. Визгу было на весь дом.
Услышав свое имя, Санька добросовестно защелкала зубами, уже свободными от конфеты.
— Больше не болят, не болят! — встряла она во взрослый разговор. — Орехи даже могу лопать…
— Цыц! — скомандовала хозяйка. — Разговорилась тут. Орехи ей подавай, на блюдечке… Я ей тогда полоскание заваривала, из трав, — сообщила Софья Павловна уже мне. — С утра у плиты торчала, как проклятая…
Разговор о соседкином отъезде незаметно уплывал куда-то — в сторону. Мне пришлось не очень деликатно вернуть эту заботливую мамашу к интересующей меня теме. Мое воодушевление, возникшее было при упоминании фамилии Лебедев, успело куда-то улетучиться. Не нравился мне этот человек-невидимка. И звонки не нравились, и игры в прятки.
— Давайте по порядку, — предложил я. — Итак, он позвонил… неважно откуда, но позвонил. И попросил к телефону гражданку Селиверстову. Дальше что было?
В ходе дальнейших моих расспросов выяснилось следующее. Поговорив по телефону с Лебедевым, гражданка Селиверстова О.Д. засуетилась, засобиралась и на прямо поставленный гражданкой Поляковой С.П. вопрос, куда это Ольгуша намылилась, был получен прямой ответ про Алма-Ату.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103