— Сегодня вылетели, — коротко проинформировал он. — Как и намечено планом.
— Кто именно?
— Пуля и Летун?
— Кажется, мы говорили о Грабе?
Фломин промолчал.
Генерал почувствовал неладное. Тяжелые веки слегка опустились. Будто стерли доброту и понимание. Пальцы правой руки, более похожие на сардельки, бесцельно прогулялись по клавиатуре компьютера, которым Рогов пользоваться так и не научился. Предпочитал карандаши и четвертушки картотеки.
— Что случилось?
— С Грабом пришлось распрощаться. Начал пьянствовать, хвастался связями с ФСБ. Догадывались мы и раньше, но решили не торопиться, проверить. Подтвердил Пуля. Каюсь, не успел вам доложить и получить «добро». Медлить было опасно. Ликвидировали.
Рогов недовольно засопел.
— Темнишь, Юрий Львович. От твоего кабинета до моего — пять минут ходу. Мог бы и забежать по столь важному делу.
— Вы ездили в Госдуму, потом — в Правительство, — не без иронии напомнил Фломин. Дескать, прогуливается начальник вместо того, чтобы заниматься делом. — Пришлось самому принимать решение…
— Все равно, впредь подобные вопросы прошу без меня не решать!
Вот это отстегал! Будто сплел из одного короткого предложения штук пять нагаек. Полковник резко поднялся со стула, принял стойку смирно.
— Слушаюсь!
Тяжелые веки приподнялись, глаза снова наполнились добротой.
— Извини, Юрий Львович, за резкость… Сам должен понимать… Надеюсь, все сделано чисто? Мне не придется ползать на коленях, просить вымарать из газет и телепередач некоторые… м-м… нежелательные моменты.
— Все чисто. Граб в пьяном виде попал под самосвал. Умер, не приходя в сознание. Его напарник, Никита Голощекин, который сейчас лежит в больнице, подтвердил журналистам: Пашка погиб-де по пьянке.
— Хорошо, — безмятежно улыбнулся Наседка. — Вернемся к нашим баранам. Кому, кроме Пули и Летуна, известно содержание акции?
— Пришлось посвятить еще двух человек: моего дальневосточного коллегу и тамошнего оперативника, старшего лейтенанта Викова. Конечно, в разумных пределах.
— Как с ними?
— Колеге можно довериться. Давно его знаю. Уверен. О старшем лейтенанте будем думать. Скорей всего, перебазируем в другое Управление. Предварительно предупредим. Распустит язык — нулевой вариант.
— Годится, — одобрил генерал. Помолчал и продолжил. — Честно признаюсь, жаль созданную нами группу. Расчитывали на ее долгую жизнь, ан вон как вышло.
— Почему — группу? — осторожно возразил Грызун. — Если правильно вас понял, речь — о руководителе…
Генерал с трудом выбрался из-за стола, подошел к портрету, аккуратно носовым платком смахнул пыль. Будто извинился перед товарищем Дзержинским за предстоящую операцию с «грязными руками».
— Жаль, конечно, Пулю. Перспективный агент, талантливый мужик. Но при работе на высоком уровне нужны высокие жертвы. В меньшие писаки ни за что не поверят.
Сказанное — реквием по Собкову…
Как водится, вылет задержали. По погодным условиям на трассе. Киллеры отправились в буфет. Есть не хотелось, но нужно же убить время! Летун занялся кефиром с булочкой, Пуля пил «колу» и с интересом оглядывал зал аэропорта. Интерес — не зряшный. Из головы не выходит сбежавший продавец кожаных курток. Судя по краткому диалогу с амбалом, Собкова-Голубева уже вычислили и, соответственно, приговорили к «высшей мере». Ему знакомы повадки криминального мира — не отстанут до тех пор, пока не замочат.
Значит, нужно удвоить, утроить осторожность, следить за каждым мужиком, за каждой телкой. Попивая газированный напиток, Александр следил за окружающими его пассажирами. Вроде, ничего подозрительного. Пока — ничего. Расслабляться он не имеет права.
Наконец, об"явили посадку…
Летун занял место возле иллюминатора. Бросил на сетку видавший виды толстый портфель, расслабил узел галстука, откинул спинку сидения. Вот-вот захрапит. Но Собков знает — притворяется. На самом деле тоже изучает обстановку, оглядывает пассажиров. Как это делает его босс.
Внимание привлек парень-доходяга, прижимающий к впалой груди новенький кейс. Он больше остальных походил на пастуха. То, что киллеров будут пасти посланцы Баянова — ни малейшего сомнения, ФСБ — не та контора, с которой можно шутить. Она напоминает паука в паутине, из которой пытаются освободиться еще не отсосанные мухи. Два киллера.
— Есть желание? — Александр вытащил из кармана плоскую фляжку с коньяком. Сам почти не пил, но берег на тот крайний случай, когда нужно расколоть собеседника. — Так сказать, отпраздновать убытие из столицы…
— Не пью и тебе не советую. Размягчает мозги, а нам нужно содержать их в рабочем состоянии, — не открывая глаз, отказался напарник.
— Глупость все это и предрассудки! — густым, шаляпинским басом отреагировал третий в ряду пассажир, оглаживая густые усы и митрополичью бороду. — Наши предки пили да похваливали, но разума не пропивали.
— Может быть, составите компанию? — предложил Собков. — Одному пить — алкоголик, вдвоем — весельчаки.
Почему бы не сойтись с возможным жителем Дальневосточного края? Вдруг старикан разговорится и удастся выудить из него что-нибудь ценное, которое понадобится при ликвидации Проколина?
— А чего ж, можно и приложиться, — не стал кокетничать бородач. — Испробую.
Он достал из сумки стакашек, плеснул в него коньячку. Пригляделся.
— По виду проходит. Теперяча понюхаем, пригубим… Прости, мил-человек, енто пойло христианская душа не примет… Давай исделаем так: ты глуши дерьмовый свой коньячишко, а я уж чокнусь родимой. Сквозь газетный листок и марганцовку процеженной, на травках настоенной, батюшкой окрещенной.
По салону поплыл запах самогона. Судя по мутности, не процеженного, ни на чем не настоенного и, тем более, не «окрещенного» деревенским батюшкой.
Летун обеспокоенно задвигал носом-локатором, брезгливо поморщился и отвернулся к иллюминатору.
Самодет взревел турбинами, показалось, присел, и вдруг рванулся вперед.
— Самое время попрощаться с подмосковной землею… Примем?
Александр опорожнил четверть рюмки. Бородач отправил под густые усы один за другим два стакана, блаженно прижмурился и разом отхватил половину яблока.
— Со знакомствием, мил-человек. По пачпорту меня окрестили древним имячком Кузьма. В деревне кличут Кузей.
— Голубев Владимир Сергеевич, — все еще оглядывая утихомирившийся самолетный салон, отрекомендовался киллер. — Можете — Володей… В Хабаровске живете?
— Чего удумал, Володька — жить в Хабаровске? В гробу я его видел в белых тапочках, под белой простыней. Нет, извини-подвинься, в нашем Бикине настоящее раздолье! Что грибы, что ягоды, что охота — полное для тебя удовольствие… Приезжай — гостем будешь. В подвале — цельные бочки такого нектара, — показал он на почти опорожненную бутылку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149