..
Но подлинное лицо города открылось мне лишь потом, а в то утро я
переживал, быть может, самые счастливые часы моей грешной жизни.
Сильвер был моим первым проводником по городу. Он был в ударе, весь
излучал дружелюбие и охотно рассказывал обо всем, что нам попадалось
навстречу. Так мы бродили час или два; вдруг откуда-то вынырнул рослый
негр и сунул Сильверу клочок бумаги, а сам замер на месте, словно ожидая
ответа.
Сильвер прочел записку, прищурился, затем хлопнул меня по плечу и
попросил обождать его на молу, около которого стоял наш корабль.
- У меня срочное дело, - объяснил он торопливо. - Речь идет о судне,
которое я могу приобрести очень дешево, только надо не мешкать.
Он пересек набережную и исчез в кабачке, меньше чем в кабельтове от
того места, где его остановил негр. Вряд ли я стал бы задумываться о
случившемся, если бы не заметил, как Сильвер на секунду замер у входа в
кабачок и воровато осмотрелся по сторонам. Он был весь какой-то
подобравшийся и напряженный, точно охотничий пес перед норой.
Странное поведение Джона заставило меня насторожиться. Я сказал себе,
что в этой записке речь шла скорее о двух висельниках с пушечной палубы
"Моржа", чем о будущем судне господина Сильвера. Иначе зачем бы ему
проверять, что никто из нашей команды не видит, как он идет заключать
сделку?
И я решил последить за Сильвером - выждал минуту-другую, потом
направился к улице Форт-Кос, чтобы подойти к кабачку с другой стороны.
Совершив обходной маневр, я очутился возле нагретой солнцем задней
стены кабака. Между грубо обтесанными бревнами зияли широкие щели, в
которые могла бы пролезть крыса. Людей у этой стены было немного, и я
уселся подле стены, время от времени заглядывая в щель. Я не боялся
вызвать подозрений - здесь на каждом шагу сидели бездельники.
Не могу сказать, чтобы увиденное и услышанное в тот раз подтвердило
мои догадки.
Сильвер сидел за столиком у дальней стены, и вместе с ним еще двое,
моряки с виду. Такой зловещей парочки мне никогда не приходилось
встречать. Зная кое-что о прошлом Сильвера, я без труда догадался, что это
флибустьеры, и притом главари, судя по одеянию одного из них.
Именно он в первую очередь привлек мое внимание. Бросались в глаза
его могучее сложение и высокий рост; широкие плечи и узкие бедра обличали
человека, умеющего не только нанести мощный удар, но и ловко уйти от
ответного выпада. На нем был выгоревший красный камзол, вроде тех, что
носят кавалеристы, и поношенные, но еще прочные флотские сапоги, плотно
облегающие икры. Поверх шелкового кушака с длинными кистями он затянул
широкий пояс с пряжкой и четырьмя зажимами, в которые были вставлены
пистолеты. Голубая батистовая рубаха с открытым воротом потемнела от пота.
Завершался весь этот несколько поблекший наряд простым шерстяным колпаком,
который плотно облегал череп флибустьера, наводя на мысль, что он лысый и
обычно носит парик.
Однако больше всего меня поразила не одежда, а лицо этого человека.
Продолговатое, по-лисьему коварное, оно все было усеяно темными точечками.
Разумеется, он не родился с таким лицом; говорили, что Флинта
изуродовало взрывом, который едва не отправил его на тот свет и испещрил
порошинками все лицо от лба до шеи.
Мне всегда казалось самым страшным во Флинте не лицо, не голос и даже
не жуткое хладнокровие, а его смех. Когда Флинт смеялся, наступал час
вспомнить про катехизис и перебрать в памяти все свои прегрешения, потому
что смеялся он редко, а если смеялся, то это означало, что кто-то из
окружающих может не спеша собираться в путь на тот свет. Смех Флинта был
какой-то особенный, утробный, ни один звук не вырывался при этом из его
горла, и лицо оставалось совершенно неподвижным, только плечи тряслись.
Второй пират обладал далеко не такой выразительной внешностью, хотя и
обращал на себя внимание добротной морской одеждой и чистым бельем. Из-под
надвинутой на лоб треуголки торчал большой нос с горбинкой - единственная
примечательная черта его широкого обветренного лица. Возраст Флинта
невозможно было определить, этот же выглядел лет на сорок; его можно было
принять за владельца небольшого морского судна или жемчугопромысловой
шхуны. Вообще, казалось, он попал в эту компанию случайно.
Все трое переговаривались вполголоса, и было видно, что речь идет о
весьма серьезном деле. Вдруг занавес около них раздвинулся, и вошел еще
один человек. Он нес чашу с пуншем, за край которой были зацеплены
изогнутыми ручками медные кружки.
Сильвер приветствовал его с большим радушием, дружелюбно похлопав по
спине. Я услышал, что он назвал его Дарби. И до чего же этот человек был
не похож на троицу за столом: низкорослый, кривоногий и горбатый - словом,
жалкий калека с бессмысленным выражением глаз, какое бывает у полоумных.
Он вяло улыбнулся в ответ на приветствие Сильвера, но ничего не
сказал, только издал какие-то кудахтающие звуки. Позднее я узнал, что он
немой. За несколько лет до того он попал в плен к испанским пиратам с
острова Тортуга и доставил им развлечение на один вечер, после чего
бежал... с отрезанным языком.
Это был Дарби Мак-Гроу, тот самый, к которому я взывал голосом Флинта
в день решающей стычки на плече Подзорной Трубы. Дарби принадлежал Флинту
душой и телом.
Вы не ошиблись, Джим, если предположили, что второй спутник Флинта, в
черной суконной одежде, был Билли Бонс, тот самый старый морской волк,
который доставил вам и вашим друзьям столько неприятностей, но зато
подарил такое богатство.
Негр, стоявший на страже у входа, был человеком Билли - беглый раб с
флоридских плантаций, известный в Порт-Ройяле под кличкой Большой Проспер.
Он был беззаветно предан Бонсу, спасшему его от погони, когда беглеца
настигали волкодавы. Негр следовал за Бонсом как тень, готовый убить даже
самого Флинта по первому знаку Билли.
Это был удивительный человек и непревзойденный боец. Он пользовался
необычным оружием - деревянным молотом с железными нашлепками и длинной
рукояткой. Своим молотом он орудовал с такой легкостью, словно это была
зубочистка, сшибал по три человека разом, а то и больше. Большой Проспер
всегда шел во главе абордажников.
Мне не пришлось долго подслушивать; распив пунш, все трое поднялись и
прошли следом за Дарби во внутреннюю комнатку за занавесом. Видно, речь
пошла о таких делах, которые они предпочитали обсуждать в более укромном
месте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Но подлинное лицо города открылось мне лишь потом, а в то утро я
переживал, быть может, самые счастливые часы моей грешной жизни.
Сильвер был моим первым проводником по городу. Он был в ударе, весь
излучал дружелюбие и охотно рассказывал обо всем, что нам попадалось
навстречу. Так мы бродили час или два; вдруг откуда-то вынырнул рослый
негр и сунул Сильверу клочок бумаги, а сам замер на месте, словно ожидая
ответа.
Сильвер прочел записку, прищурился, затем хлопнул меня по плечу и
попросил обождать его на молу, около которого стоял наш корабль.
- У меня срочное дело, - объяснил он торопливо. - Речь идет о судне,
которое я могу приобрести очень дешево, только надо не мешкать.
Он пересек набережную и исчез в кабачке, меньше чем в кабельтове от
того места, где его остановил негр. Вряд ли я стал бы задумываться о
случившемся, если бы не заметил, как Сильвер на секунду замер у входа в
кабачок и воровато осмотрелся по сторонам. Он был весь какой-то
подобравшийся и напряженный, точно охотничий пес перед норой.
Странное поведение Джона заставило меня насторожиться. Я сказал себе,
что в этой записке речь шла скорее о двух висельниках с пушечной палубы
"Моржа", чем о будущем судне господина Сильвера. Иначе зачем бы ему
проверять, что никто из нашей команды не видит, как он идет заключать
сделку?
И я решил последить за Сильвером - выждал минуту-другую, потом
направился к улице Форт-Кос, чтобы подойти к кабачку с другой стороны.
Совершив обходной маневр, я очутился возле нагретой солнцем задней
стены кабака. Между грубо обтесанными бревнами зияли широкие щели, в
которые могла бы пролезть крыса. Людей у этой стены было немного, и я
уселся подле стены, время от времени заглядывая в щель. Я не боялся
вызвать подозрений - здесь на каждом шагу сидели бездельники.
Не могу сказать, чтобы увиденное и услышанное в тот раз подтвердило
мои догадки.
Сильвер сидел за столиком у дальней стены, и вместе с ним еще двое,
моряки с виду. Такой зловещей парочки мне никогда не приходилось
встречать. Зная кое-что о прошлом Сильвера, я без труда догадался, что это
флибустьеры, и притом главари, судя по одеянию одного из них.
Именно он в первую очередь привлек мое внимание. Бросались в глаза
его могучее сложение и высокий рост; широкие плечи и узкие бедра обличали
человека, умеющего не только нанести мощный удар, но и ловко уйти от
ответного выпада. На нем был выгоревший красный камзол, вроде тех, что
носят кавалеристы, и поношенные, но еще прочные флотские сапоги, плотно
облегающие икры. Поверх шелкового кушака с длинными кистями он затянул
широкий пояс с пряжкой и четырьмя зажимами, в которые были вставлены
пистолеты. Голубая батистовая рубаха с открытым воротом потемнела от пота.
Завершался весь этот несколько поблекший наряд простым шерстяным колпаком,
который плотно облегал череп флибустьера, наводя на мысль, что он лысый и
обычно носит парик.
Однако больше всего меня поразила не одежда, а лицо этого человека.
Продолговатое, по-лисьему коварное, оно все было усеяно темными точечками.
Разумеется, он не родился с таким лицом; говорили, что Флинта
изуродовало взрывом, который едва не отправил его на тот свет и испещрил
порошинками все лицо от лба до шеи.
Мне всегда казалось самым страшным во Флинте не лицо, не голос и даже
не жуткое хладнокровие, а его смех. Когда Флинт смеялся, наступал час
вспомнить про катехизис и перебрать в памяти все свои прегрешения, потому
что смеялся он редко, а если смеялся, то это означало, что кто-то из
окружающих может не спеша собираться в путь на тот свет. Смех Флинта был
какой-то особенный, утробный, ни один звук не вырывался при этом из его
горла, и лицо оставалось совершенно неподвижным, только плечи тряслись.
Второй пират обладал далеко не такой выразительной внешностью, хотя и
обращал на себя внимание добротной морской одеждой и чистым бельем. Из-под
надвинутой на лоб треуголки торчал большой нос с горбинкой - единственная
примечательная черта его широкого обветренного лица. Возраст Флинта
невозможно было определить, этот же выглядел лет на сорок; его можно было
принять за владельца небольшого морского судна или жемчугопромысловой
шхуны. Вообще, казалось, он попал в эту компанию случайно.
Все трое переговаривались вполголоса, и было видно, что речь идет о
весьма серьезном деле. Вдруг занавес около них раздвинулся, и вошел еще
один человек. Он нес чашу с пуншем, за край которой были зацеплены
изогнутыми ручками медные кружки.
Сильвер приветствовал его с большим радушием, дружелюбно похлопав по
спине. Я услышал, что он назвал его Дарби. И до чего же этот человек был
не похож на троицу за столом: низкорослый, кривоногий и горбатый - словом,
жалкий калека с бессмысленным выражением глаз, какое бывает у полоумных.
Он вяло улыбнулся в ответ на приветствие Сильвера, но ничего не
сказал, только издал какие-то кудахтающие звуки. Позднее я узнал, что он
немой. За несколько лет до того он попал в плен к испанским пиратам с
острова Тортуга и доставил им развлечение на один вечер, после чего
бежал... с отрезанным языком.
Это был Дарби Мак-Гроу, тот самый, к которому я взывал голосом Флинта
в день решающей стычки на плече Подзорной Трубы. Дарби принадлежал Флинту
душой и телом.
Вы не ошиблись, Джим, если предположили, что второй спутник Флинта, в
черной суконной одежде, был Билли Бонс, тот самый старый морской волк,
который доставил вам и вашим друзьям столько неприятностей, но зато
подарил такое богатство.
Негр, стоявший на страже у входа, был человеком Билли - беглый раб с
флоридских плантаций, известный в Порт-Ройяле под кличкой Большой Проспер.
Он был беззаветно предан Бонсу, спасшему его от погони, когда беглеца
настигали волкодавы. Негр следовал за Бонсом как тень, готовый убить даже
самого Флинта по первому знаку Билли.
Это был удивительный человек и непревзойденный боец. Он пользовался
необычным оружием - деревянным молотом с железными нашлепками и длинной
рукояткой. Своим молотом он орудовал с такой легкостью, словно это была
зубочистка, сшибал по три человека разом, а то и больше. Большой Проспер
всегда шел во главе абордажников.
Мне не пришлось долго подслушивать; распив пунш, все трое поднялись и
прошли следом за Дарби во внутреннюю комнатку за занавесом. Видно, речь
пошла о таких делах, которые они предпочитали обсуждать в более укромном
месте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39