Эта кутерьма затянулась на две недели. Иногда грешным делом мне начинало казаться, что мы просто собираем Кобзарю материал для его докторской диссертации.
— Результаты! Где результаты? — в очередной раз вопил шеф в лучших традициях начальства из американских полицейских боевиков. — Мы тебе все дали. У тебя лучший психиатр России, взвод оперативников — и все бьют баклуши!
— Ну не все, — тупил я глаза. Мне меньше всего хотелось углубляться в эту тему, поскольку я и сам не мог до конца понять, чем же мы занимаемся.
— Ты как Вовка в тридевятом царстве — что бы ни делать, лишь бы ничего не делать.
— Я пять килограммов веса на этом деле потерял, —
Привычно соврал я. — И вообще надо мной висит смертный приговор преступного синдиката. Мне, как Курляндскому, охрана требуется. Я еще пожить хочу.
Это был неотразимый прием. Шеф после таких слов сразу стушевывался. Охрану ему для меня взять негде, сам я от врагов скрываться, пока в деле нет ясности, не собирался, а ответственность за мою жизнь шеф, как человексовестливый, ощущал. Так что после таких моих слов в его голосе появлялись нотки, которые обычно встречаются при разговоре со смертельно больными людьми.
— Надо ускоряться, — виновато говорил шеф. — Смотри, сколько у нас дел. Четыре банка ограбили. Ведущего НТВ украли. Двух банкиров крысиным ядом отравили. Все на нас висит. А ты столько народу держишь.
— Виноват. Но иначе никак…
Наша бригада накапывала Кобзарю горы самых разных материалов. Полученные данные он загонял в большой компьютер. По доброте душевной нас пустили поработать в почтовый ящик, который в свое время разрабатывал какие-то новшества для межконтинентальных ядерных ракет, а сегодня простаивал в ожидании выгодного контракта с Пентагоном.
Работал Кобзарь упорно, как японский робот, — с утра до вечера, а порой и с вечера до утра. И, по-моему, таким положением был доволен вполне.
Однажды мы с Донатасом затащили его ко мне на квартиру для лучшего знакомства и расслабления. Он оказался прекрасным застольным собеседником, пил много, пьянел мало, хохмил метко. Вечером мы отвезли его в гостиницу. Он поблагодарил нас за приятный вечер, за то, что мы подкинули ему интересную работу, вытащил папки с материалами и углубился в них. Точно, робот. В один прекрасный день Кобзарь сообщил, что готов порадовать нас неким промежуточным решением проблемы. Он сидел около дисплея ставшего ему родным большого компьютера и хлестал из термоса кофе с коньяком.
— Работы еще — непочатый край, — он подергал себя за бороду. — Такие повороты намечаются — если по ним пройти, тут Нобелевская премия маячит.
— Нам нужна только зацепка, — вздохнул Донатас. — Нобелевскую премию мы оставим тебе.
— В детали я вдаваться не стану. Вряд ли они вам что скажут, . — Кобзарь нажал на клавишу клавиатуры, на дисплее поползли ряды формул и графиков. Какое отношение они имеют к психиатрии и психологии? Как Кобзарь в них разбирается? Хотя он еще и кандидат математических наук. Эдакий одержимый профессор из фильмов двадцатых годов. — Все исчезнувшие, а так же активные участники предполагаемой преступной организации, обладают рядом схожих параметров,
— Каких? — напрягся я.
— Довольно необычных. Начиная от астрологических характеристик и кончая типом нервной системы, группой крови.
— У них одна и та же группа крови? — удивился Донатас.
— И они все Тельцы или Козероги?
— Конечно, нет. Это было бы слишком просто. Соотношение их различных характеристик оценивается вот этой формулой.
На дисплее возник набор цифр, закорючек, значков и линий. Ей Богу, легче понять японские иероглифы или узелковое письмо африканского племени Чумба-Чабс.
— Хорошо вписываются в эту формулу люди с расшатанной психикой. Еще лучше — с психическими заболеваниями. Но укладываются в нее и некоторые нормальные люди. До определенной степени нормальные, конечно.
— Зачем и кому понадобились «люди формулы», назовем их так? — спросил Донатас.
— Наверняка не в качестве удобрений. Пока я не готов сказать, как их можно использовать. Но как-то можно. Тут нас могут ждать неожиданности.
— Теперь мы можем предсказать, кого еще похитят,
— сказал я.
— Не слишком бы на вашем месте надеялся на это, —
Отмахнулся Кобзарь.
— «Людей формулы» не так уж и мало, хотя и не слишком много.
— Надо покумекать, как нам использовать эти выкладки, — Донатаса явно не переполняли радужные надежды от этого открытия.
— Эх, мне бы полгодика, — мечтательно произнес психиатр. — Я бы вам все расписал.
— Полгодика, — возмутился я. — Да за полгодика начальство нас выпотрошит и чучела из нас набьет. Нам нужно что-то конкретное уже сейчас.
Психиатр развел руками.
— Что могу — делаю.
— Да мы понимаем, — кивнул Донатас. — Но время. Время…
А времени у нас действительно не было. И раздумывать нам полгода никто не даст — это ясно. Коварный враг отказывался дремать. Ему хотелось действия. И он начал действовать. Опять, конечно, на пять с плюсом.
— Горе нам, горе, — покачал я головой, протягивая утром Донатасу спецсообщение, полученное в дежурке.
Работать, когда все, кроме завсегдатаев ночных кабаков и любителей стриптизов и рулеток, смотрят пятый сон, — радость невеликая. Да еще в горячем цеху, в тяжелых условиях. С другой стороны — спасибо и за это. Когда живешь в городке, в котором закрыты и заколочены досками два оборонных предприятия, а их работники, злые и полуголодные, вынуждены ездить за сотню километров в Москву, торговать в Лужниках турецкими шмотками или копаться на приусадебных участках, выращивая редиску и помидоры, работа на не обделенном заказами заводе «Стеклопластик» кажется просто подарком судьбы. Правда, деньги платят редко и мало, но всегда можно что-то стянуть, сделать какую-нибудь левую работу… Примерно такие мысли одолевали в три часа ночи мастера Марию Федоровну Смирягину.
Мария Федоровна обходила свои владения. Все-таки в ночных сменах есть и какое-то очарование. Синева ночи, оранжевый пламень плавки. Сколько лет отдано заводу.
Пятнадцать. Почти полжизни… Но настроиться на романтический лад мастеру не дали.
— Извините, — похлопали ее сзади по плечу — вежливо, почти ласково.
Мария Федоровна обернулась и…
— Ой, — воскликнула она, на миг задумавшись, как будет лучше — сразу хлопнуться в обморок или чуток подождать. Сзади нее стояли трое. Микки-Маус, Утенок Даг и пес Плуто — точнее, судя по женским очертаниям фигуры, не пес, а псина. У Мыша и Утенка в руках были автоматы Калашникова с укороченными стволами. Псина сжимала игрушечный пистолет.
— Это ограбление, — произнес с какой-то будничной скукой Микки-Маус, так что складывалось ощущение, что ограблениями он занимается постоянно, все равно как чистит зубы после еды, так что они ему прилично надоели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
— Результаты! Где результаты? — в очередной раз вопил шеф в лучших традициях начальства из американских полицейских боевиков. — Мы тебе все дали. У тебя лучший психиатр России, взвод оперативников — и все бьют баклуши!
— Ну не все, — тупил я глаза. Мне меньше всего хотелось углубляться в эту тему, поскольку я и сам не мог до конца понять, чем же мы занимаемся.
— Ты как Вовка в тридевятом царстве — что бы ни делать, лишь бы ничего не делать.
— Я пять килограммов веса на этом деле потерял, —
Привычно соврал я. — И вообще надо мной висит смертный приговор преступного синдиката. Мне, как Курляндскому, охрана требуется. Я еще пожить хочу.
Это был неотразимый прием. Шеф после таких слов сразу стушевывался. Охрану ему для меня взять негде, сам я от врагов скрываться, пока в деле нет ясности, не собирался, а ответственность за мою жизнь шеф, как человексовестливый, ощущал. Так что после таких моих слов в его голосе появлялись нотки, которые обычно встречаются при разговоре со смертельно больными людьми.
— Надо ускоряться, — виновато говорил шеф. — Смотри, сколько у нас дел. Четыре банка ограбили. Ведущего НТВ украли. Двух банкиров крысиным ядом отравили. Все на нас висит. А ты столько народу держишь.
— Виноват. Но иначе никак…
Наша бригада накапывала Кобзарю горы самых разных материалов. Полученные данные он загонял в большой компьютер. По доброте душевной нас пустили поработать в почтовый ящик, который в свое время разрабатывал какие-то новшества для межконтинентальных ядерных ракет, а сегодня простаивал в ожидании выгодного контракта с Пентагоном.
Работал Кобзарь упорно, как японский робот, — с утра до вечера, а порой и с вечера до утра. И, по-моему, таким положением был доволен вполне.
Однажды мы с Донатасом затащили его ко мне на квартиру для лучшего знакомства и расслабления. Он оказался прекрасным застольным собеседником, пил много, пьянел мало, хохмил метко. Вечером мы отвезли его в гостиницу. Он поблагодарил нас за приятный вечер, за то, что мы подкинули ему интересную работу, вытащил папки с материалами и углубился в них. Точно, робот. В один прекрасный день Кобзарь сообщил, что готов порадовать нас неким промежуточным решением проблемы. Он сидел около дисплея ставшего ему родным большого компьютера и хлестал из термоса кофе с коньяком.
— Работы еще — непочатый край, — он подергал себя за бороду. — Такие повороты намечаются — если по ним пройти, тут Нобелевская премия маячит.
— Нам нужна только зацепка, — вздохнул Донатас. — Нобелевскую премию мы оставим тебе.
— В детали я вдаваться не стану. Вряд ли они вам что скажут, . — Кобзарь нажал на клавишу клавиатуры, на дисплее поползли ряды формул и графиков. Какое отношение они имеют к психиатрии и психологии? Как Кобзарь в них разбирается? Хотя он еще и кандидат математических наук. Эдакий одержимый профессор из фильмов двадцатых годов. — Все исчезнувшие, а так же активные участники предполагаемой преступной организации, обладают рядом схожих параметров,
— Каких? — напрягся я.
— Довольно необычных. Начиная от астрологических характеристик и кончая типом нервной системы, группой крови.
— У них одна и та же группа крови? — удивился Донатас.
— И они все Тельцы или Козероги?
— Конечно, нет. Это было бы слишком просто. Соотношение их различных характеристик оценивается вот этой формулой.
На дисплее возник набор цифр, закорючек, значков и линий. Ей Богу, легче понять японские иероглифы или узелковое письмо африканского племени Чумба-Чабс.
— Хорошо вписываются в эту формулу люди с расшатанной психикой. Еще лучше — с психическими заболеваниями. Но укладываются в нее и некоторые нормальные люди. До определенной степени нормальные, конечно.
— Зачем и кому понадобились «люди формулы», назовем их так? — спросил Донатас.
— Наверняка не в качестве удобрений. Пока я не готов сказать, как их можно использовать. Но как-то можно. Тут нас могут ждать неожиданности.
— Теперь мы можем предсказать, кого еще похитят,
— сказал я.
— Не слишком бы на вашем месте надеялся на это, —
Отмахнулся Кобзарь.
— «Людей формулы» не так уж и мало, хотя и не слишком много.
— Надо покумекать, как нам использовать эти выкладки, — Донатаса явно не переполняли радужные надежды от этого открытия.
— Эх, мне бы полгодика, — мечтательно произнес психиатр. — Я бы вам все расписал.
— Полгодика, — возмутился я. — Да за полгодика начальство нас выпотрошит и чучела из нас набьет. Нам нужно что-то конкретное уже сейчас.
Психиатр развел руками.
— Что могу — делаю.
— Да мы понимаем, — кивнул Донатас. — Но время. Время…
А времени у нас действительно не было. И раздумывать нам полгода никто не даст — это ясно. Коварный враг отказывался дремать. Ему хотелось действия. И он начал действовать. Опять, конечно, на пять с плюсом.
— Горе нам, горе, — покачал я головой, протягивая утром Донатасу спецсообщение, полученное в дежурке.
Работать, когда все, кроме завсегдатаев ночных кабаков и любителей стриптизов и рулеток, смотрят пятый сон, — радость невеликая. Да еще в горячем цеху, в тяжелых условиях. С другой стороны — спасибо и за это. Когда живешь в городке, в котором закрыты и заколочены досками два оборонных предприятия, а их работники, злые и полуголодные, вынуждены ездить за сотню километров в Москву, торговать в Лужниках турецкими шмотками или копаться на приусадебных участках, выращивая редиску и помидоры, работа на не обделенном заказами заводе «Стеклопластик» кажется просто подарком судьбы. Правда, деньги платят редко и мало, но всегда можно что-то стянуть, сделать какую-нибудь левую работу… Примерно такие мысли одолевали в три часа ночи мастера Марию Федоровну Смирягину.
Мария Федоровна обходила свои владения. Все-таки в ночных сменах есть и какое-то очарование. Синева ночи, оранжевый пламень плавки. Сколько лет отдано заводу.
Пятнадцать. Почти полжизни… Но настроиться на романтический лад мастеру не дали.
— Извините, — похлопали ее сзади по плечу — вежливо, почти ласково.
Мария Федоровна обернулась и…
— Ой, — воскликнула она, на миг задумавшись, как будет лучше — сразу хлопнуться в обморок или чуток подождать. Сзади нее стояли трое. Микки-Маус, Утенок Даг и пес Плуто — точнее, судя по женским очертаниям фигуры, не пес, а псина. У Мыша и Утенка в руках были автоматы Калашникова с укороченными стволами. Псина сжимала игрушечный пистолет.
— Это ограбление, — произнес с какой-то будничной скукой Микки-Маус, так что складывалось ощущение, что ограблениями он занимается постоянно, все равно как чистит зубы после еды, так что они ему прилично надоели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50