Справедливости ради следует добавить, что практически в каждом типи был «подкидыш» вроде меня. Но, конечно, не белый. Женщинам вменялось в обязанность кормить меня и одевать, а мужчинам — следить, чтобы из меня вырос настоящий мужчина. Ни разу цвет кожи не был поставлен мне в вину. О Керолайн мне не напоминали, хотя бы из-за того, что для Старой Шкуры было мучительно стыдно вспоминать, как он выкурил трубку с тем, кто при ближайшем рассмотрении оказался женщиной. В старое доброе время шайены-мужчины не могли курить, когда в палатке была женщина, и привязывали входной полог, не давая им войти.
И еще одна причина помогла мне так легко и быстро стать своим в индейском племени. Никто из краснокожих даже вспоминать не хотел об инциденте с караваном. Как нам уже известно, мой брат Билл так и не сообщил в Форте-Ларами о происшедшей кровавой стычке. Солдаты не пришли, и шайенам нечего было волноваться по этому «поводу. Их беспокоило совсем другое, то, что, перепившись, они едва не перебили друг друга. Для шайена нет худшего преступления, чем убить другого шайена. И пьянство никого не извиняло. Такое убийство не прощалось. Виновный никогда больше не мог выкурить трубку, никто не смел прикасаться к посуде, из которой он ел; как правило, его вообще изгоняли из племени.
Вам может показаться, что я кое в чем приврал. Но сначала дослушайте, а потом уж судите. Так вот, когда я описывал пьяную бойню в караване, вы наверняка решили, что кто-то из индейцев действительно погиб. По-моему, я рассказал, хотя, может, и забыл, о том, как Большая Кость так треснул по затылку Седую Голову, что у того брызнули мозги. И представьте себе мое изумление, когда в первое же утро, встреченное мною в лагере шайенов, я увидел Седую Голову живым и здоровым, разве что еще более уродливым, чем раньше. Я чуть шею себе не свернул, пытаясь разглядеть на его затылке страшную рану. Но там не оказалось даже запекшейся крови!
Теперь вы, надеюсь, поймете, почему никому из детей и в голову не пришло, что я их разыграл со своей торчащей из задницы стрелой. Индеец всегда охотнее поверит в чудо, чем в то, что его, попросту говоря, надули.
Глава 4. ОХОТА НА АНТИЛОП
Быть мальчиком среди шайенов оказалось не так уж плохо. Меня никогда ни за что не пороли, а только говорили: «Люди так не поступают». Как-то один мой знакомый по имени Койот громко рассмеялся, раскуривая трубку своего отца. Причина столь неуместного веселья была крайне проста: ему на живот села муха и быстро поползла вперед, щекотно перебирая лапками. Но приличия оказались нарушены, причем довольно грубо. Что бы вы сказали, например, если бы ваш белый сын громко пукнул в церкви? Так вот это примерно то же самое. Отец провинившегося отобрал у него трубку и сказал:
— Из-за твоей несдержанности мне весь день придется не курить, чтобы не вызвать недовольства теней предков. Ты — человек и принадлежишь к племени людей, а ведешь себя, как какой-нибудь пауни.
После этих слов Койот ушел в прерию и слонялся там всю ночь, скрывая свой позор.
Если ты шайен, то просто обязан делать все правильно. Младенец не смел заплакать просто потому, что ему больно или обидно: его голос мог выдать все племя врагу. Матери развешивали импровизированные люльки на кустах в некотором отдалении от лагеря, и их отпрыски могли тренировать свои легкие сколько угодно, однако рано или поздно понимали, что, пока они кричат, к ним никто не подойдет, и затихали. Девочек учили не хихикать по каждому поводу. Я сам видел, как Мелькающая Тень строил своих дочерей перед палаткой и рассказывал им смешные истории, да так забавно, что можно было лопнуть от хохота. Маленькие индианки прекрасно знали, чего от них ждут, однако, не в силах сдержаться, сначала смеялись, затем фыркали, потом просто улыбались, но под конец достигали такого совершенства, что могли выслушать любую байку с абсолютно каменными физиономиями. Нет, про себя они могли веселиться сколько душе угодно, вот только показывать это запрещалось.
Другим наукам детей не учили, и никакой школы не было и в помине. И в самом деле, им же никогда не приходилось читать или писать на своем языке! Если кого интересовала история племени, он просто подходил к какому-нибудь старику и спрашивал. Цифры ограничивались пальцами, а когда надо было, к примеру, передать число выслеженных вражеских воинов, говорили примерно так: «У Быстрого Ручья я видел ютов. Их столько, сколько стрел выпустил Широкий Пояс прошлым летом в призрак антилопы». Эта история всем была прекрасно известна, и каждый шайен мог довольно точно оценить силы неприятеля.
Шайены верили, что их животные тоже шайены. «Скажи своему коню, — не раз слышал я от Красного Загара, — что все племя говорит о его храбрости. Поведай ему истории о самых отважных конях и их подвигах, чтобы он брал с них пример. Расскажи ему все о себе. У мужчины не должно быть секретов от своего коня. Мужчина может скрывать что-то от брата, друга или жены, но он и его конь обязаны знать друг о друге все, ведь если они погибнут вместе, им скакать по Воздушной Дороге между небом и землей».
Но вся беда в том, что, разговаривая с этим тупым животным, я чувствовал себя последним идиотом. Горе белого человека в том, что он слишком много думает. Для индейца же творить всякие несуразности только нормально. Вы жестоко разочаруетесь в индейце, если он не станет говорить со своей лошадью. Но для белого, даже в десятилетнем возрасте, это уже перебор.
Вы, надеюсь, понимаете, что я просто не в состоянии воссоздать в своем рассказе каждый день своей жизни среди краснокожих? Вот и отлично. Скажу честно, мне потребовалось несколько месяцев, чтобы научиться ездить верхом, и примерно столько же, чтобы безупречно управляться с луком и стрелами. Но сейчас мне хотелось бы вернуться к тому самому первому утру и разбудить Старую Шкуру, о котором мы, похоже, уже позабыли.
Так вот, он проснулся и тут же развил бурную деятельность. Той ночью ему приснилась антилопа, что предвещало охоту и требовало особого ритуала.
Вечером вождь поднялся вверх по течению ручья ярдов на триста и там поставил маленький типи, напоминавший наши игрушечные, но достаточно вместительный, чтобы находиться в нем в сидячем положении. С закатом Старая Шкура забрался внутрь и просидел там до рассвета, общаясь с богами и творя заклинания.
Пока он был этим занят, любой шайен мог подойти к типи и, громко вскрикнув, ударить по нему палкой, что символизировало облаву на антилоп, или же бросить на колдовское убежище вождя клочок антилопьей шкуры, желая хорошей и обильной охоты.
Все племя было при деле, чем немедленно воспользовались юты: промчавшись через лагерь на всем скаку, они не смогли увести лишь тех лошадей, что были привязаны хозяевами непосредственно у своих палаток.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111