Мне пока везло, а так уж всегда бывает — кому-то везет меньше.
На все вопросы относительно своих собратьев я уверенно отвечал, что уж к утру-то они точно объявятся, и бандиты, успокоившись, принялись за виски. Когда показалось донышко первой фляги, в Попрыгунчике внезапно прорезалась любовь к поэзии, и, роняя слезы на пустую бутыль, он принялся декламировать вирши собственного сочинения:
Тебя любил всю жизнь я,
Из женщин ты — всех краше.
От пули ты хранишь меня,
Любимая мамаша!
Тому уже лет шесть иль пять,
Как закопал тебя я.
На небесах — там благодать,
Звучат там арфы рая…
Там было еще строф двадцать, но я запомнил только эти. Слезы его катились все обильнее и обильнее, и вдруг, в пароксизме пьяного горя, он схватил ружье и всадил Курильщику пулю между глаз. Потом двумя выстрелами Попрыгунчик угрохал Петушка, который мирно спал неподалеку от костра, а затем выпустил остаток магазина своего шестнадцатизарядного карабина в тюк свернутых одеял, приняв его, видимо, за меня.
Закончив сей мрачный труд, он зевнул, растянулся на травке и преспокойно захрапел. Выйдя из-за дерева, где мне хватило ума спрятаться, я поднял его ружье, взял у убитых пару «кольтов» и, отвязав всех лошадей, взял курс на север. Наверное, мне следовало бы всадить в башку Попрыгунчика пулю и оказать тем самым услугу его будущим жертвам, но как не смог я тогда прирезать Кастера, так не сумел и сейчас хладнокровно пристрелить спящего человека. А может быть, виной тому оказались его трогательные стихи про маму кто знает?
Следующие два года я провел в поисках Керолайн и Френка Дилайта, чтобы, как уже говорил, занять у них денег. Я еще не знал тогда, что «Юнион Пасифик» уже достигла штата Юта, где влилась в «Сентрал Пасифик», и, продав в Топеке маленький табун Попрыгунчика Джонни, поколесил на почтовых дилижансах на запад от Омахи.
Я тщетно расспрашивал о Керолайн и Френке на каждой станции, а потом, вспомнив о своей давнишней мечте посмотреть на Сан-Франциско, направился туда. Да, трансконтинентальная железная дорога воистину чудо цивилизации, но я от нее порядком устал, целую неделю глотая пыль и паровозный дым, врывающиеся в открытое окно вагона.
В Сан-Франциско я задержался ненадолго, деньги мои растаяли, как снег на солнце. Миска самой дешевой похлебки стоила там пятьдесят центов. Но дело не только в деньгах. Не знаю уж почему, но город этот давил на меня, не давая душевного покоя.
В один прекрасный день мне повстречался человек с юга Калифорнии, сказавший, что в тех местах есть нужда в погонщиках для караванных перевозок из Сан-Педро в Прескотт, штат Аризона.
Так весной семидесятого я оказался в Сан-Педро, где без труда нашел подрядчика. Тот сначала засомневался, косясь на мой малый рост, но потом сказал:
— Работа эта непростая, дружок. Если тебя не доконает пустыня, то прикончат апачи, а если не они — то бандиты. Четыреста пятьдесят миль надо пройти за двадцать дней, такую гонку и мулы не всегда выдерживают… Но я попробую взять тебя. Пару лет назад был у меня паренек. Ему тогда едва семнадцать стукнуло…
Я упоминаю здесь о том парне лишь потому, что впервые тогда услышал его имя: Уайт Эрп. Конечно, я не знал еще, кто это такой, просто запомнил это имя из-за его странного, режущего ухо звучания.
Мой хозяин ничуть не преувеличил опасности предстоящего маршрута. Ни одно путешествие не обходилось без приключений, и я умудрился столкнуться со всеми вышеприведенными препятствиями, равно как и со многими другими. Однако всякий раз мне удавалось выпутаться без потерь.
Так я вкалывал почти целый год. Платили мне очень неплохо, но я честно отработал каждый цент. Зимой же я вернулся в Сан-Франциско, где наконец-то приоделся и вооружился револьвером фирмы «Смит и Вессон», модель «американ» 44-го калибра.
А потом я отправился на железнодорожную станцию и купил себе за сто долларов билет первого класса в Омаху. Я возвращался, чтобы убить Джорджа Армстронга Кастера.
Глава 20. ДИКИЙ БИЛЛ
Весной семьдесят первого года я добрался до Канзас-Сити. С тех времен, как я знавал этот город под названием Вестпорт, располагавшийся, как вы помните, неподалеку от форта Ливенуорт, он сильно вырос. Едва попав туда, я тут же узнал, что в нем был расквартирован на зиму тот самый седьмой кавалерийский полк, которым командовал Кастер. Генерал часто появлялся на улицах города, посещая портного, рестораны и театры, отдавая последним явное предпочтение, что как нельзя лучше соответствовало его натуре. Его супруга всегда была рядом с ним, и красота ее заставляла всех прохожих обоего пола сворачивать свои шеи, подолгу глядя ей вслед. Впрочем, генерал тоже слыл душкой.
Человек, рассказавший мне обо всем этом, носил длинные белокурые локоны, спадавшие на плечи, пшеничные усы, был шести футов росту, с узкими бедрами и могучими плечами и одевался, как заправский щеголь.
Если вы подумали, что им оказался сам Кастер, то ошиблись. Его звали Джеймс Батлер Хикок, или попросту Дикий Билл . У него был большой крючковатый нос и срезанный подбородок, и он получил свое прозвище за показательную расправу с умником, окрестившим его Утенком.
Но вернемся к Кастеру, у которого Билл был следопытом в канзасскую кампанию, за год до битвы при Уошито. Кстати, узнав тогда друг друга получше, они прониклись взаимной симпатией, быстро переросшей в дружбу, так часто связывающую незаурядных людей. Более того, их дальнейшая судьба удивительно похожа: в 1876 году некий Джек Маккол всадил пулю в спину Хикоку, а всего лишь два месяца спустя Длинноволосого настигла индейская пуля…
Но этому суждено было произойти через целых пять лет, а пока что мы с ним находились в Канзас-Сити, и я рыскал по городу, желая поскорее найти Кастера и привести в исполнение свой приговор.
Здесь-то, на рыночной площади, я и познакомился с Диким Биллом, привлекавшим всеобщее внимание, поскольку к тому времени он уже заработал изрядную известность своими шерифскими подвигами в Хэйз-Сити, штат Канзас.
Весь день Хикок обычно просиживал на скамье у полицейского участка, где заправлял его приятель Том Спирз, шериф Канзас-Сити. Работы у последнего хватало, ведь почитай каждый час в окрестных салунах происходило нечто достойное его внимания: в город прибывали все новые и новые толпы приграничных поселенцев, непременно желавших словом и делом доказать свое превосходство надо всеми окружающими.
Да, сэр, простите, я совсем позабыл о своей мести Кастеру. Так вот, заглянув в любой исторический справочник, вы можете узнать, что погиб он 25 июня 1876 года, сражаясь с индейцами. Какой отсюда вывод? Единственно возможный — я так и не убил его тогда в Канзас-Сити. Все очень просто. Пока я искал генерала, седьмой кавалерийский полк снялся со своих зимних квартир и ускоренным маршем отправился назад на восток.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111
На все вопросы относительно своих собратьев я уверенно отвечал, что уж к утру-то они точно объявятся, и бандиты, успокоившись, принялись за виски. Когда показалось донышко первой фляги, в Попрыгунчике внезапно прорезалась любовь к поэзии, и, роняя слезы на пустую бутыль, он принялся декламировать вирши собственного сочинения:
Тебя любил всю жизнь я,
Из женщин ты — всех краше.
От пули ты хранишь меня,
Любимая мамаша!
Тому уже лет шесть иль пять,
Как закопал тебя я.
На небесах — там благодать,
Звучат там арфы рая…
Там было еще строф двадцать, но я запомнил только эти. Слезы его катились все обильнее и обильнее, и вдруг, в пароксизме пьяного горя, он схватил ружье и всадил Курильщику пулю между глаз. Потом двумя выстрелами Попрыгунчик угрохал Петушка, который мирно спал неподалеку от костра, а затем выпустил остаток магазина своего шестнадцатизарядного карабина в тюк свернутых одеял, приняв его, видимо, за меня.
Закончив сей мрачный труд, он зевнул, растянулся на травке и преспокойно захрапел. Выйдя из-за дерева, где мне хватило ума спрятаться, я поднял его ружье, взял у убитых пару «кольтов» и, отвязав всех лошадей, взял курс на север. Наверное, мне следовало бы всадить в башку Попрыгунчика пулю и оказать тем самым услугу его будущим жертвам, но как не смог я тогда прирезать Кастера, так не сумел и сейчас хладнокровно пристрелить спящего человека. А может быть, виной тому оказались его трогательные стихи про маму кто знает?
Следующие два года я провел в поисках Керолайн и Френка Дилайта, чтобы, как уже говорил, занять у них денег. Я еще не знал тогда, что «Юнион Пасифик» уже достигла штата Юта, где влилась в «Сентрал Пасифик», и, продав в Топеке маленький табун Попрыгунчика Джонни, поколесил на почтовых дилижансах на запад от Омахи.
Я тщетно расспрашивал о Керолайн и Френке на каждой станции, а потом, вспомнив о своей давнишней мечте посмотреть на Сан-Франциско, направился туда. Да, трансконтинентальная железная дорога воистину чудо цивилизации, но я от нее порядком устал, целую неделю глотая пыль и паровозный дым, врывающиеся в открытое окно вагона.
В Сан-Франциско я задержался ненадолго, деньги мои растаяли, как снег на солнце. Миска самой дешевой похлебки стоила там пятьдесят центов. Но дело не только в деньгах. Не знаю уж почему, но город этот давил на меня, не давая душевного покоя.
В один прекрасный день мне повстречался человек с юга Калифорнии, сказавший, что в тех местах есть нужда в погонщиках для караванных перевозок из Сан-Педро в Прескотт, штат Аризона.
Так весной семидесятого я оказался в Сан-Педро, где без труда нашел подрядчика. Тот сначала засомневался, косясь на мой малый рост, но потом сказал:
— Работа эта непростая, дружок. Если тебя не доконает пустыня, то прикончат апачи, а если не они — то бандиты. Четыреста пятьдесят миль надо пройти за двадцать дней, такую гонку и мулы не всегда выдерживают… Но я попробую взять тебя. Пару лет назад был у меня паренек. Ему тогда едва семнадцать стукнуло…
Я упоминаю здесь о том парне лишь потому, что впервые тогда услышал его имя: Уайт Эрп. Конечно, я не знал еще, кто это такой, просто запомнил это имя из-за его странного, режущего ухо звучания.
Мой хозяин ничуть не преувеличил опасности предстоящего маршрута. Ни одно путешествие не обходилось без приключений, и я умудрился столкнуться со всеми вышеприведенными препятствиями, равно как и со многими другими. Однако всякий раз мне удавалось выпутаться без потерь.
Так я вкалывал почти целый год. Платили мне очень неплохо, но я честно отработал каждый цент. Зимой же я вернулся в Сан-Франциско, где наконец-то приоделся и вооружился револьвером фирмы «Смит и Вессон», модель «американ» 44-го калибра.
А потом я отправился на железнодорожную станцию и купил себе за сто долларов билет первого класса в Омаху. Я возвращался, чтобы убить Джорджа Армстронга Кастера.
Глава 20. ДИКИЙ БИЛЛ
Весной семьдесят первого года я добрался до Канзас-Сити. С тех времен, как я знавал этот город под названием Вестпорт, располагавшийся, как вы помните, неподалеку от форта Ливенуорт, он сильно вырос. Едва попав туда, я тут же узнал, что в нем был расквартирован на зиму тот самый седьмой кавалерийский полк, которым командовал Кастер. Генерал часто появлялся на улицах города, посещая портного, рестораны и театры, отдавая последним явное предпочтение, что как нельзя лучше соответствовало его натуре. Его супруга всегда была рядом с ним, и красота ее заставляла всех прохожих обоего пола сворачивать свои шеи, подолгу глядя ей вслед. Впрочем, генерал тоже слыл душкой.
Человек, рассказавший мне обо всем этом, носил длинные белокурые локоны, спадавшие на плечи, пшеничные усы, был шести футов росту, с узкими бедрами и могучими плечами и одевался, как заправский щеголь.
Если вы подумали, что им оказался сам Кастер, то ошиблись. Его звали Джеймс Батлер Хикок, или попросту Дикий Билл . У него был большой крючковатый нос и срезанный подбородок, и он получил свое прозвище за показательную расправу с умником, окрестившим его Утенком.
Но вернемся к Кастеру, у которого Билл был следопытом в канзасскую кампанию, за год до битвы при Уошито. Кстати, узнав тогда друг друга получше, они прониклись взаимной симпатией, быстро переросшей в дружбу, так часто связывающую незаурядных людей. Более того, их дальнейшая судьба удивительно похожа: в 1876 году некий Джек Маккол всадил пулю в спину Хикоку, а всего лишь два месяца спустя Длинноволосого настигла индейская пуля…
Но этому суждено было произойти через целых пять лет, а пока что мы с ним находились в Канзас-Сити, и я рыскал по городу, желая поскорее найти Кастера и привести в исполнение свой приговор.
Здесь-то, на рыночной площади, я и познакомился с Диким Биллом, привлекавшим всеобщее внимание, поскольку к тому времени он уже заработал изрядную известность своими шерифскими подвигами в Хэйз-Сити, штат Канзас.
Весь день Хикок обычно просиживал на скамье у полицейского участка, где заправлял его приятель Том Спирз, шериф Канзас-Сити. Работы у последнего хватало, ведь почитай каждый час в окрестных салунах происходило нечто достойное его внимания: в город прибывали все новые и новые толпы приграничных поселенцев, непременно желавших словом и делом доказать свое превосходство надо всеми окружающими.
Да, сэр, простите, я совсем позабыл о своей мести Кастеру. Так вот, заглянув в любой исторический справочник, вы можете узнать, что погиб он 25 июня 1876 года, сражаясь с индейцами. Какой отсюда вывод? Единственно возможный — я так и не убил его тогда в Канзас-Сити. Все очень просто. Пока я искал генерала, седьмой кавалерийский полк снялся со своих зимних квартир и ускоренным маршем отправился назад на восток.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111