ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


«Что-то здесь не так, — подумал я. — А вот что именно? Видимо, просто врёт. Чем здесь можно укрепить бруствер? Ни песка, ни леса нет поблизости».
Уводить разговор в сторону от цели моей инспекции больше не было смысла. Пора было без обиняков поставить Федотову прямые вопросы.
— Проводите меня в вашу землянку, — сказал я.
Федотов, не ответив, повернулся и двинулся по траншее. За её изломом начинался неглубокий ход сообщения, который вёл в тыл, к твёрдой земле, где находилось несколько замеченных мною раньше землянок. Мы спустились в одну из них. В землянке на столе, покрытом плащ-палаткой, стоял фонарь «летучая мышь». У входа сидел телефонист. Перед ним на табуретке стоял зелёный ящик полевого телефона. Койка командира роты была, так же как и стол, покрыта плащ-палаткой.
При нашем появлении телефонист вскочил и доложил, что за время отсутствия командира роты его никто не вызывал.
Я сел и предложил сесть Федотову.
— Отошлите связиста, — сказал я, — и прикажите прислать сюда политрука роты.
— Переселись, Луньков, — сказал Федотов тихим, не то усталым, не то безразличным голосом.
Боец вышел, унося под мышкой свой зелёный ящик.
— Политрук прибыть не может, товарищ подполковник. Он находится на посту в боевом охранении.
— Так подмените его. Тем более что в боевом охранении политруку находиться не полагается.
— Ни подменить, ни вызвать его я не смогу. — В голосе Федотова зазвучали прежние упрямые нотки. Я подумал, что он не хочет, чтобы политрук присутствовал при нашей беседе. «Уж не намерен ли он чем-нибудь „купить“ меня? — мелькнула вдруг мысль. — Ну, что ж, посмотрим».
— Попрошу вас, товарищ капитан, ответить на мои вопросы. — Я вынул из полевой сумки блокнот и вечное перо. — Возможно, вам придётся иметь дело со следователем, тогда вас предупредят об уголовной ответственности за ложные показания. Но если вы будете правдивы с командованием, которое я представляю…
— Прошу не запугивать.
— Я не запугиваю, а предупреждаю. И вообще на вашем месте я вёл бы себя иначе…
— Уж наверное иначе, — отозвался Федотов. — Первым делом отвели бы роту назад. Так что, может быть, и хорошо, что не вы на моем месте.
Это был уже прямой личный выпад, чуть ли не упрёк в трусости.
— Не корчите из себя героя, товарищ капитан! — С этими словами я резко поднялся. Вскочил и Федотов. — Вы позволяете себе недопустимые вещи. Вы обманываете командование!
— Я обманываю?..
— Извольте не перебивать, когда говорит старший по званию! Да, вы обманываете командование. Глупо, неправдоподобно, но обманываете. В своих письменных донесениях вы даёте ложные сведения о потерях.
— Я командование никогда не обманывал и сведения всегда подавал точные.
— Вот как! Да ведь не далее как десять минут назад вы мне сообщили нелепые цифры… Прошу не перебивать! Вы заявили, что до начала боев на данном участке в роте было сто пятьдесят семь человек.
— Так точно. Было.
— Сорок шесть человек, по вашим словам, выбыло в медсанбат.
— Так точно.
— Сто пятьдесят семь минус сорок шесть равно сто одиннадцать, не так ли?
— Именно так, сто одиннадцать.
— На мой вопрос, сколько человек находится в строю, вы тоже назвали эту цифру — сто одиннадцать.
— Так точно.
— Выходит, если уважать арифметику, за месяц боев на этом участке в роте нет ни одного убитого? На что вы рассчитываете? На то, что вокруг вас одни простофили, которые поленятся раскинуть мозгами и обратить внимание на цифры ваших донесений?!
— Того, что в роте нет убитых, я никогда не писал и не говорил.
Голос Федотова звучал глухо, но агрессивные нотки в нем исчезли.
— Я сказал, что все в строю, — это другое дело.
— Разумеется, другое. На бумаге у вас все в строю!
— И на бумаге, — подтвердил Федотов.
— Напишите сейчас же объяснение. — Я снова сел и протянул Федотову раскрытый блокнот.
— Уже написано, — буркнул в ответ Федотов.
— Обеспокоились заблаговременно?! Что же, покажите.
Федотов отошёл к койке, вытянул из-под неё чёрный железный сундучок, скинул с замочной петли тяжёлый накладной угольник и открыл крышку. Я с любопытством следил за ним. «Какое такое объяснение написал он, предчувствуя заранее, что придётся отвечать за свои странные донесения? Видать, он не так прост, этот махинатор», — подумал я.
Федотов встал. В каждой руке он держал по пачке каких-то бумажек. Одна пачка была явно толще другой.
— Вот, ознакомьтесь, товарищ подполковник. Здесь все сказано… А мне разрешите отлучиться для проверки готовности роты к бою. Затишье тут у нас скоро кончится. — Федотов посмотрел на часы.
— Идите, — сказал я. — Но постарайтесь через десять минут возвратиться сюда.
— Слушаюсь, — ответил Федотов и скрылся за плащ-палаткой, закрывавшей вход.
Я взял в руки листок, лежавший в большой пачке сверху, надел очки и прочитал написанное чётким и ровным почерком:

Заявление
Командиру роты капитану Федотову
В случае моей гибели прошу положить моё тело перед нашим окопом лицом к врагу и в полной форме бойца, чтобы и после смерти я продолжал воевать с фашизмом, защищать родной Ленинград. Это моё заявление прошу огласить всему составу роты.
Красноармеец Л. Маньков.
Я ещё и ещё раз перечитывал заявление, не в силах оторвать взгляд от его ровных строчек. Я живо представил себе написавшего его красноармейца. В телогрейке, в шапке-ушанке, с автоматом на груди, он стоял здесь, в этой самой землянке, перед этим столом, и протягивал своему командиру этот самый клочок бумаги. Я представил его себе молодым, сильным, с открытым и почему-то весёлым лицом… Я представил его себе я другим, мёртвым, лежащим на снегу, в бруствере перед окопом, лицом к врагу…
«Убиты, но в строю…» Слова эти, ещё недавно звучавшие как подозрительная выдумка, наполнились теперь своим истинным смыслом.
Я взял из той же пачки ещё одно заявление.
На половине листа школьной тетради, разграфлённого в косую линейку, было написано крупным, корявым почерком:
Командиру роты и всем друзьям-товарищам, от меня, нижеследующего бойца. После моей гибели смертью храбрых, на защите славного города Ленинграда, прошу меня положить по-над нашим окопом для пользы его укрепления. Но только чтобы тоже лицом к врагу, как положено русскому солдату. И тоже в полной форме, в том числе в сапогах БУ. А валенки мои прошу отдать Павлу Иванову — моему земляку. Писал самолично по доброй воле, в чем и подписуюсь своею рукою.
Кузьма Феофанов.
Следующим было заявление Павла Иванова… Я перевёл взгляд на пачку заявлений, которая была потоньше первой. И на листке, лежавшем сверху, различил подпись: «Федотов».
Командир роты в своём заявлении писал:
Замполиту, а также командиру 1-го взвода
лейтенанту т. Симакову
В случае моей смерти прошу положить моё тело в бруствер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67