Заметили, что «справные» лошади у человека, ухаживающего за ними, и сбруя починена — подогнана, и телеги не скрипят, не разваливаются — назначили в колхозную мастерскую. Табуретки делал, телеги, рамы для парников. Начался сев — опять перевели на другое место. Зерно возил на пашни, воду, прицепщиком работал, сеяльщиком. Летом косил сено, ремонтировал дороги. Два года пас скот, потом две зимы проработал конюхом.
Давно уехал из села председатель колхоза, заходивший «на огонёк» к демобилизованному старшине. Теперь он работал на комбинате, и Номоконов не раз видел его, когда бывал там. Человек с красным лицом, одетый в добротный кожаный реглан, критически осматривал залатанную козью дошку конюха, протягивал руку и неизменно спрашивал:
— Ну, нашёл зацепку?
Отмалчивался Номоконов, отходил в сторону, а однажды не протянул руки: бывший председатель колхоза, жалкий, растерянный, подошёл к нему в чайной.
— Богатым стал, в костюм оделся! Может, вместе выпьем, снайпер?
— Пропащий ты человек, — покачал головой Номоконов. — Кругом лишний.
Постепенно крепло хозяйство таёжного колхоза. Сперва свежие доски появились на прохудившихся крышах, молодые тополя зазеленели в палисадниках. А потом все чаще стали наведываться в село новенькие тракторы из МТС, автомашины и комбайны. За околицей выросли постройки животноводческой фермы. В селе открылись почтовое отделение и начальная школа. Неплохие урожаи зерна стала давать удобренная земля. Пришло время, когда на трудодни было выдано хлеба столько, что хватило на весь год.
Не стали сниться Номоконову тяжёлые сны — уже мало что напоминало о войне. Как-то приехал научный работник из Ленинграда, попросил передать для музея трубку с отметками об охоте за фашистским зверьём, «Памятку снайпера», спросил, кому Семён Данилович сдал свою винтовку № 2753, облегчившую, как он сказал, участь не одного ленинградца. Все, как было, рассказал Номоконов: не лежать его винтовке в музее, не смотреть на неё народу. Среди Валдайских высот, на краю заболоченной долины, в блиндаже, где жили снайперы, разобрал Номоконов винтовку, попавшую ему в руки в Старорусских лесах. Ложе выбросил, а железные части густо смазал, завернул в холстину и зарыл поддеревом. Очень хотелось Номоконову вернуться после войны к месту, откуда начался его боевой путь, разыскать свою любимую винтовку и увёзти на родину. Пригодилась бы в тайге, на охоте. Только не пришлось вернуться к Валдаю. Там, возле блиндажа, под корнями дерева пусть ищут, если надо. Не заржавеет… Сдал Номоконов на списание ещё две винтовки. Одну на Карельском перешейке, другую — за Кенигсбергом. Тоже были ладной работы.
И трубку слоновой кости с крестиками и точками на остове не удалось сохранить. В последние дни боев на Земландском полуострове потерял её снайпер. В кармане гимнастёрки была, упала на немецкую землю. Горячий был момент, и только после боя стал искать Номоконов дорогой мундштук с золотыми колечками. Не нашёл, наверное, землёй завалило или испепелило разрывом. И следа не осталось.
Забывалась война, увлекал труд. Было много забот о семействе. В 1947 году колхозники поздравили Семена Даниловича с пятым сыном — Василием. Потом новая радость — опять родился сын, Ванюшей назвали. Вскоре опять большая прибавка в семье случилась: дочери Люба и Зоя родились! А потом опять сын появился — Юрка! Пришлось делать большую пристройку к дому.
Принял на себя Семён Данилович ещё одну обязанность.
Недобрым был день, когда, возвращаясь с фронта, завернул демобилизованный снайпер в село, где жили Санжиевы. Некому было отдать немецкую пулю, сразившую Тагона.
Сообщили односельчане, что война нанесла старинному охотничьему роду Санжиевых большой и непоправимый урон. Вскоре после гибели Тагона, в зимнюю вьюжную ночь, спасая колхозный скот, трагически погибла его жена, член партии Бальжит Санжиева. На разных фронтах смертью храбрых пали братья Тагона: Дутар, Митуп и Болот — также снайперы, сверхметкие стрелки. Не вынес горя отец, которого звали в народе богатырским охотником — он трудился в колхозе до 80 лет, и, получив вести о гибели всех своих сыновей, скончался. За месяц до Дня Победы умерла старушка-мать…
А сынишка Тагона остался в живых. Только неизвестно, где ходит круглый сирота. Куда-то убежал после смерти бабушки, исчез…
Побыв с недельку дома, отправился искать парнишку Семён
Номоконов: новый огромный крюк сделал по агинской степи —вёрст на шестьсот. Шёл по следу маленького Жамсо. От улуса к улусу, от юрты к юрте. Все же разыскал сиротку, обласкал его, обогрел, привёз в свой дом, отправил в школу. Дал себе слово: вырастить достойного продолжателя геройского рода.
Позже показал Номоконов сыну Тагона тяжёлую немецкую пулю, когда подрос парнишка, стал пионером. Тогда и фронтовую книжку прочёл Жамсо; новый батька достал её из полевой сумки.
…Всегда готов любой ценою
Помочь товарищу в беде…
Они сдружились на охоте
В орлином снайперском гнезде.
В дождливом месяце — апреле,
Когда холодным был привал,
Полою собственной шинели
Тунгус бурята укрывал.
Понял Номоконов: мысленно поклялся в этот час мальчишка, что будет эта дружба вечной, бессмертной.
Старший сын Семена Даниловича, Владимир, вылечился после тяжёлого ранения, демобилизовался из армии, вернулся в село. Ушли в тайгу отец и сын, долго говорили о боях, о Балтийском море, которое обоим довелось увидеть, о планах на будущее. А потом в весёлую минуту соревновались. Первым выстрелил пятидесятилетний отец — в самый центр далёкой мишени попал. Долго целился сын, нажал на спусковой крючок и, осмотрев мишень, сказал «есть». Две пробоины светились рядом, соединялись красилками. И тогда поверил Семён Данилович, что крепко дрался за Родину сын, тоже был грозой для врагов.
Больше не стали тратить патронов.
Сыну Прокопию не пришлось быть снайпером: зачислили его на боевой корабль Тихоокеанского флота. Тёплым осенним днём приехал в таёжное село стройный, черноусый, крепкий моряк, артиллерист-зенитчик. И с ним ходил в тайгу на охоту Семён Данилович, слушал рассказы о морях и дальних странах: в Китай и Индонезию плавал сын. А на боевых учениях и он — специалист первого класса, как записано в документе, — тоже метко стрелял.
Несколько ран принёс с войны старший сын. Не испугался он трудностей, не стал искать «тёплого» места. На животноводческую ферму пошёл работать, скотником. Прокопий стал лесообъездчиком. Женились они, привели в дом отца молодых жён, и у Семена Даниловича появились внуки. Жили все вместе. Дружно играли во дворе со своими маленькими племянниками их однолетки — дяди Вася, Ваня и Юра.
Зашёл однажды в дом Номоконовых незнакомый человек и, осмотрев стены, сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
Давно уехал из села председатель колхоза, заходивший «на огонёк» к демобилизованному старшине. Теперь он работал на комбинате, и Номоконов не раз видел его, когда бывал там. Человек с красным лицом, одетый в добротный кожаный реглан, критически осматривал залатанную козью дошку конюха, протягивал руку и неизменно спрашивал:
— Ну, нашёл зацепку?
Отмалчивался Номоконов, отходил в сторону, а однажды не протянул руки: бывший председатель колхоза, жалкий, растерянный, подошёл к нему в чайной.
— Богатым стал, в костюм оделся! Может, вместе выпьем, снайпер?
— Пропащий ты человек, — покачал головой Номоконов. — Кругом лишний.
Постепенно крепло хозяйство таёжного колхоза. Сперва свежие доски появились на прохудившихся крышах, молодые тополя зазеленели в палисадниках. А потом все чаще стали наведываться в село новенькие тракторы из МТС, автомашины и комбайны. За околицей выросли постройки животноводческой фермы. В селе открылись почтовое отделение и начальная школа. Неплохие урожаи зерна стала давать удобренная земля. Пришло время, когда на трудодни было выдано хлеба столько, что хватило на весь год.
Не стали сниться Номоконову тяжёлые сны — уже мало что напоминало о войне. Как-то приехал научный работник из Ленинграда, попросил передать для музея трубку с отметками об охоте за фашистским зверьём, «Памятку снайпера», спросил, кому Семён Данилович сдал свою винтовку № 2753, облегчившую, как он сказал, участь не одного ленинградца. Все, как было, рассказал Номоконов: не лежать его винтовке в музее, не смотреть на неё народу. Среди Валдайских высот, на краю заболоченной долины, в блиндаже, где жили снайперы, разобрал Номоконов винтовку, попавшую ему в руки в Старорусских лесах. Ложе выбросил, а железные части густо смазал, завернул в холстину и зарыл поддеревом. Очень хотелось Номоконову вернуться после войны к месту, откуда начался его боевой путь, разыскать свою любимую винтовку и увёзти на родину. Пригодилась бы в тайге, на охоте. Только не пришлось вернуться к Валдаю. Там, возле блиндажа, под корнями дерева пусть ищут, если надо. Не заржавеет… Сдал Номоконов на списание ещё две винтовки. Одну на Карельском перешейке, другую — за Кенигсбергом. Тоже были ладной работы.
И трубку слоновой кости с крестиками и точками на остове не удалось сохранить. В последние дни боев на Земландском полуострове потерял её снайпер. В кармане гимнастёрки была, упала на немецкую землю. Горячий был момент, и только после боя стал искать Номоконов дорогой мундштук с золотыми колечками. Не нашёл, наверное, землёй завалило или испепелило разрывом. И следа не осталось.
Забывалась война, увлекал труд. Было много забот о семействе. В 1947 году колхозники поздравили Семена Даниловича с пятым сыном — Василием. Потом новая радость — опять родился сын, Ванюшей назвали. Вскоре опять большая прибавка в семье случилась: дочери Люба и Зоя родились! А потом опять сын появился — Юрка! Пришлось делать большую пристройку к дому.
Принял на себя Семён Данилович ещё одну обязанность.
Недобрым был день, когда, возвращаясь с фронта, завернул демобилизованный снайпер в село, где жили Санжиевы. Некому было отдать немецкую пулю, сразившую Тагона.
Сообщили односельчане, что война нанесла старинному охотничьему роду Санжиевых большой и непоправимый урон. Вскоре после гибели Тагона, в зимнюю вьюжную ночь, спасая колхозный скот, трагически погибла его жена, член партии Бальжит Санжиева. На разных фронтах смертью храбрых пали братья Тагона: Дутар, Митуп и Болот — также снайперы, сверхметкие стрелки. Не вынес горя отец, которого звали в народе богатырским охотником — он трудился в колхозе до 80 лет, и, получив вести о гибели всех своих сыновей, скончался. За месяц до Дня Победы умерла старушка-мать…
А сынишка Тагона остался в живых. Только неизвестно, где ходит круглый сирота. Куда-то убежал после смерти бабушки, исчез…
Побыв с недельку дома, отправился искать парнишку Семён
Номоконов: новый огромный крюк сделал по агинской степи —вёрст на шестьсот. Шёл по следу маленького Жамсо. От улуса к улусу, от юрты к юрте. Все же разыскал сиротку, обласкал его, обогрел, привёз в свой дом, отправил в школу. Дал себе слово: вырастить достойного продолжателя геройского рода.
Позже показал Номоконов сыну Тагона тяжёлую немецкую пулю, когда подрос парнишка, стал пионером. Тогда и фронтовую книжку прочёл Жамсо; новый батька достал её из полевой сумки.
…Всегда готов любой ценою
Помочь товарищу в беде…
Они сдружились на охоте
В орлином снайперском гнезде.
В дождливом месяце — апреле,
Когда холодным был привал,
Полою собственной шинели
Тунгус бурята укрывал.
Понял Номоконов: мысленно поклялся в этот час мальчишка, что будет эта дружба вечной, бессмертной.
Старший сын Семена Даниловича, Владимир, вылечился после тяжёлого ранения, демобилизовался из армии, вернулся в село. Ушли в тайгу отец и сын, долго говорили о боях, о Балтийском море, которое обоим довелось увидеть, о планах на будущее. А потом в весёлую минуту соревновались. Первым выстрелил пятидесятилетний отец — в самый центр далёкой мишени попал. Долго целился сын, нажал на спусковой крючок и, осмотрев мишень, сказал «есть». Две пробоины светились рядом, соединялись красилками. И тогда поверил Семён Данилович, что крепко дрался за Родину сын, тоже был грозой для врагов.
Больше не стали тратить патронов.
Сыну Прокопию не пришлось быть снайпером: зачислили его на боевой корабль Тихоокеанского флота. Тёплым осенним днём приехал в таёжное село стройный, черноусый, крепкий моряк, артиллерист-зенитчик. И с ним ходил в тайгу на охоту Семён Данилович, слушал рассказы о морях и дальних странах: в Китай и Индонезию плавал сын. А на боевых учениях и он — специалист первого класса, как записано в документе, — тоже метко стрелял.
Несколько ран принёс с войны старший сын. Не испугался он трудностей, не стал искать «тёплого» места. На животноводческую ферму пошёл работать, скотником. Прокопий стал лесообъездчиком. Женились они, привели в дом отца молодых жён, и у Семена Даниловича появились внуки. Жили все вместе. Дружно играли во дворе со своими маленькими племянниками их однолетки — дяди Вася, Ваня и Юра.
Зашёл однажды в дом Номоконовых незнакомый человек и, осмотрев стены, сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59