Если там решат, что ты должен служить с ручкой или карандашом в руке, значит будешь воевать с бумажками. Даже если сам ты хотел стать пулеметчиком или кем-то еще…
– Ты бы не захотел, – сказал Уоллер. Это была простая констатация факта.
– Не захотел чего?…
– Воевать с пулеметом или чем-то подобным в руках. Если ты, конечно, не псих.
– Некоторые из нас с удовольствием поменяли бы одно на другое, – заверил его Бригг. – Мы не пацифисты и не отказники, которые не хотят служить, прикрываясь религиозными или политическими соображениями. Просто нас засунули в эти дурацкие конторы и дали в руки всякие бухгалтерские книги. Многие из парней дорого бы дали, чтобы выбраться из нашей вонючей дыры. Это я тебе точно говорю. Уоллер усмехнулся и сказал:
– Мне просто было интересно, как ты ухитрился попасть в самое теплое и безопасное местечко во всей армии. Значит, ты полагаешь, что тебя с самого начала выбрали для этой службы, учтя твою, так сказать, мирную профессию? И чем ты занимался на гражданке – торговал молоком вразнос или вел бухгалтерские книги в лавке?
– Наверное, они действительно учли, кем я был раньше. – Бригг пожал плечами. – До того как попасть в армию, я был обычным клерком, клерком я и остался.
– Я тоже был не мясником на бойне, – сказал Уоллер все тем же ровным голосом. – Но мне дали в руки винтовку и отправили в джунгли.
Бригг вдруг услышал свой собственный беспомощный смех. Больше всего ему хотелось встать, надеть шорты и уйти.
– Теперь я знаю, в чем была моя ошибка, – раздумчиво проговорил Уоллер. – Я неправильно назвал свою профессию, когда меня впервые вызвали со всеми документами. Я, видишь ли, учился на архитектора, но мой босс постоянно давал мне самую неквалифицированную работу. Это повторялось на каждой стройке, потому что я был самым младшим, вроде ученика или подмастерья. Мне постоянно приходилось ковыряться в самой грязной грязи, поэтому на призывном пункте я сказал, – по злобе или с досады, – что я разнорабочий на стройке. Это была просто шутка, но они так и записали, и с тех пор я везде числюсь строительным рабочим. Сколько раз я пытался все объяснить, но начальство считало, что я выдумал это лишь бы выбраться из пехоты. Умора, верно? Сдохнуть можно со смеха! Никто не хотел меня слушать, и я так и остался строительным рабочим.
– Тяжелая служба? – осторожно спросил Бригг, стараясь продемонстрировать сочувствие к чужой беде, которую был не в силах понять.
– Тяжелая? – Уоллер криво усмехнулся. – Ужасная. Такая ужасная, что ты и представить себе не можешь. Вонючие болота, малярия, тропический лишай, потница – все тридцать три удовольствия.
– У нас в Сингапуре тоже потеешь почти постоянно, – робко вставил Бригг, но Уоллер не слышал.
– Это все равно что жить в канализации, – продолжал он. – В канализации, из которой нельзя выбраться. И не просто жить, а постоянно оглядываться, высматривать этих желтых обезьян, которых можно вообще никогда не увидеть, потому что они тоже ищут тебя – ищут, чтобы убить. У них это получается гораздо лучше, потому что они прожили в этих чертовых джунглях всю жизнь. Они прячутся лучше и ловчее, и убивают тебя как раз тогда, когда ты этого не ждешь.
Обезьяны занимаются этим уже много лет. Они ушли в джунгли еще при японцах, и с тех пор только и делают, что скрываются в «зеленке», а потом выскакивают оттуда, как чертик из табакерки, и стреляют в тебя. Пока они убивали япошек, их называли «Сопротивлением» и считали героями, а теперь они для нас – «прокоммунистически настроенные элементы». Мы как-то поймали одного, и оказалось, что он до сих пор получает пенсию британского правительства за участие в Движении сопротивления. У него при себе была пенсионная книжка, – вся в печатях, – из которой мы узнали, что раз в неделю он появлялся в Ипо, чтобы получить деньги и переспать со своей женой…
Уоллер захихикал, а вернее – закудахтал, как древний, высохший старик. Потом он приподнял голову и, отвернувшись к окну, стал наблюдать за игрой в футбол.
– Здесь хорошо, – сказал он. – Просто здорово. Можно лежать на чистом белье, можно сколько хочешь смотреть на солнце, а главное – над головой нет этих дурацких листьев. А еще я познакомился здесь с самой старой шлюхой в Пинанге. Она – настоящая душка и умеет танцевать старомодное танго. Да ты, наверное, видел ее в «Огнях Пиккадилли»…
– Кхм, – откашлялся Бригг. – Я действительно видел тебя с ней пару дней назад.
– Это старая греховодница, – сказал Уоллер нисколько не изменившимся голосом. – Когда я приехал, то долго не мог поверить, что она промышляет этим ремеслом; я думал – она служительница при туалете или уборщица. Но она просто великолепна в постели, и бывает очень благодарна за деньги и за все остальное… Чтобы тебя ублажить, она сделает все, что ни попросишь, да и цену не заламывает, так что моих сбережений хватит еще на много раз.
Когда я узнал, чем она «подрабатывает», я сразу сказал себе: «Эта милашка как раз для меня. С ней не будет никаких сложностей». Я не люблю сложностей и проблем и не собираюсь тратить силы, улещивая какую-нибудь молоденькую сучку, которая в конечном счете ничего нового мне не даст. На всякое дерьмо вроде ухаживаний у меня просто нет времени, к тому же если ухаживаешь за кем-то, приходится все время беспокоиться, как бы кто не влез со своим хоботом вперед тебя. А мне нужно, чтобы все было просто – чем проще, тем лучше. Да, я знаю, что эта баба страшна как семь смертных грехов; моя мать – и та выглядит моложе, но, в конце концов, в ее комнатенке достаточно темно.
– А почему ты приехал один? – спросил Бригг.
Уоллер потянулся.
– В том-то и беда. Со мной должны были приехать мои друзья – Эркли и Хаусман. Это они должны были лежать здесь на двух свободных кроватях. Мы вместе подали заявление на отпуск, чтобы развлечься по полной программе, включая молодых шлюх…
– Им не разрешили? – поинтересовался Бригг. Ответ он знал, знал почти наверняка еще до того, как Уоллер открыл рот, чтобы ответить.
– Разрешили, только отпуск им не понадобился. Их обоих убило в прошлый четверг. Примерно в три часа пополудни. Их и еще четверых.
– Господи Иисусе! – воскликнул Бригг.
– Старина Хаусман был мировым парнем, – сообщил Уоллер. – Просто отличным, а уж спокойным!… Тут он любому мог дать сто очков вперед. Вроде и не было в нем ничего особенного, а все равно мировой парень – иначе не скажешь. Да и Билл Эркли, старый кобель, был не хуже. Он не пропускал буквально ни одной юбки. Представляешь, однажды у него застрял где-то в сосуде сгусток крови, и его отправили в госпиталь делать уколы и всякое такое, а он взял, да и закадрил там сиделку! Слышал ты когда-нибудь, чтобы у человека был такой железный характер?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
– Ты бы не захотел, – сказал Уоллер. Это была простая констатация факта.
– Не захотел чего?…
– Воевать с пулеметом или чем-то подобным в руках. Если ты, конечно, не псих.
– Некоторые из нас с удовольствием поменяли бы одно на другое, – заверил его Бригг. – Мы не пацифисты и не отказники, которые не хотят служить, прикрываясь религиозными или политическими соображениями. Просто нас засунули в эти дурацкие конторы и дали в руки всякие бухгалтерские книги. Многие из парней дорого бы дали, чтобы выбраться из нашей вонючей дыры. Это я тебе точно говорю. Уоллер усмехнулся и сказал:
– Мне просто было интересно, как ты ухитрился попасть в самое теплое и безопасное местечко во всей армии. Значит, ты полагаешь, что тебя с самого начала выбрали для этой службы, учтя твою, так сказать, мирную профессию? И чем ты занимался на гражданке – торговал молоком вразнос или вел бухгалтерские книги в лавке?
– Наверное, они действительно учли, кем я был раньше. – Бригг пожал плечами. – До того как попасть в армию, я был обычным клерком, клерком я и остался.
– Я тоже был не мясником на бойне, – сказал Уоллер все тем же ровным голосом. – Но мне дали в руки винтовку и отправили в джунгли.
Бригг вдруг услышал свой собственный беспомощный смех. Больше всего ему хотелось встать, надеть шорты и уйти.
– Теперь я знаю, в чем была моя ошибка, – раздумчиво проговорил Уоллер. – Я неправильно назвал свою профессию, когда меня впервые вызвали со всеми документами. Я, видишь ли, учился на архитектора, но мой босс постоянно давал мне самую неквалифицированную работу. Это повторялось на каждой стройке, потому что я был самым младшим, вроде ученика или подмастерья. Мне постоянно приходилось ковыряться в самой грязной грязи, поэтому на призывном пункте я сказал, – по злобе или с досады, – что я разнорабочий на стройке. Это была просто шутка, но они так и записали, и с тех пор я везде числюсь строительным рабочим. Сколько раз я пытался все объяснить, но начальство считало, что я выдумал это лишь бы выбраться из пехоты. Умора, верно? Сдохнуть можно со смеха! Никто не хотел меня слушать, и я так и остался строительным рабочим.
– Тяжелая служба? – осторожно спросил Бригг, стараясь продемонстрировать сочувствие к чужой беде, которую был не в силах понять.
– Тяжелая? – Уоллер криво усмехнулся. – Ужасная. Такая ужасная, что ты и представить себе не можешь. Вонючие болота, малярия, тропический лишай, потница – все тридцать три удовольствия.
– У нас в Сингапуре тоже потеешь почти постоянно, – робко вставил Бригг, но Уоллер не слышал.
– Это все равно что жить в канализации, – продолжал он. – В канализации, из которой нельзя выбраться. И не просто жить, а постоянно оглядываться, высматривать этих желтых обезьян, которых можно вообще никогда не увидеть, потому что они тоже ищут тебя – ищут, чтобы убить. У них это получается гораздо лучше, потому что они прожили в этих чертовых джунглях всю жизнь. Они прячутся лучше и ловчее, и убивают тебя как раз тогда, когда ты этого не ждешь.
Обезьяны занимаются этим уже много лет. Они ушли в джунгли еще при японцах, и с тех пор только и делают, что скрываются в «зеленке», а потом выскакивают оттуда, как чертик из табакерки, и стреляют в тебя. Пока они убивали япошек, их называли «Сопротивлением» и считали героями, а теперь они для нас – «прокоммунистически настроенные элементы». Мы как-то поймали одного, и оказалось, что он до сих пор получает пенсию британского правительства за участие в Движении сопротивления. У него при себе была пенсионная книжка, – вся в печатях, – из которой мы узнали, что раз в неделю он появлялся в Ипо, чтобы получить деньги и переспать со своей женой…
Уоллер захихикал, а вернее – закудахтал, как древний, высохший старик. Потом он приподнял голову и, отвернувшись к окну, стал наблюдать за игрой в футбол.
– Здесь хорошо, – сказал он. – Просто здорово. Можно лежать на чистом белье, можно сколько хочешь смотреть на солнце, а главное – над головой нет этих дурацких листьев. А еще я познакомился здесь с самой старой шлюхой в Пинанге. Она – настоящая душка и умеет танцевать старомодное танго. Да ты, наверное, видел ее в «Огнях Пиккадилли»…
– Кхм, – откашлялся Бригг. – Я действительно видел тебя с ней пару дней назад.
– Это старая греховодница, – сказал Уоллер нисколько не изменившимся голосом. – Когда я приехал, то долго не мог поверить, что она промышляет этим ремеслом; я думал – она служительница при туалете или уборщица. Но она просто великолепна в постели, и бывает очень благодарна за деньги и за все остальное… Чтобы тебя ублажить, она сделает все, что ни попросишь, да и цену не заламывает, так что моих сбережений хватит еще на много раз.
Когда я узнал, чем она «подрабатывает», я сразу сказал себе: «Эта милашка как раз для меня. С ней не будет никаких сложностей». Я не люблю сложностей и проблем и не собираюсь тратить силы, улещивая какую-нибудь молоденькую сучку, которая в конечном счете ничего нового мне не даст. На всякое дерьмо вроде ухаживаний у меня просто нет времени, к тому же если ухаживаешь за кем-то, приходится все время беспокоиться, как бы кто не влез со своим хоботом вперед тебя. А мне нужно, чтобы все было просто – чем проще, тем лучше. Да, я знаю, что эта баба страшна как семь смертных грехов; моя мать – и та выглядит моложе, но, в конце концов, в ее комнатенке достаточно темно.
– А почему ты приехал один? – спросил Бригг.
Уоллер потянулся.
– В том-то и беда. Со мной должны были приехать мои друзья – Эркли и Хаусман. Это они должны были лежать здесь на двух свободных кроватях. Мы вместе подали заявление на отпуск, чтобы развлечься по полной программе, включая молодых шлюх…
– Им не разрешили? – поинтересовался Бригг. Ответ он знал, знал почти наверняка еще до того, как Уоллер открыл рот, чтобы ответить.
– Разрешили, только отпуск им не понадобился. Их обоих убило в прошлый четверг. Примерно в три часа пополудни. Их и еще четверых.
– Господи Иисусе! – воскликнул Бригг.
– Старина Хаусман был мировым парнем, – сообщил Уоллер. – Просто отличным, а уж спокойным!… Тут он любому мог дать сто очков вперед. Вроде и не было в нем ничего особенного, а все равно мировой парень – иначе не скажешь. Да и Билл Эркли, старый кобель, был не хуже. Он не пропускал буквально ни одной юбки. Представляешь, однажды у него застрял где-то в сосуде сгусток крови, и его отправили в госпиталь делать уколы и всякое такое, а он взял, да и закадрил там сиделку! Слышал ты когда-нибудь, чтобы у человека был такой железный характер?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72