Мысль эта мелькнула и забылась. Нумия уверилась, что другой мужчина не в состоянии дать ей больше, чем собственный муж, и успокоилась. Успокоилась, как выяснилось впоследствии, совершенно напрасно, и впервые пожалеть об этом ей пришлось, когда, вернувшись как-то с Речного торга, куда белокожие люди из Аскула дважды в год привозили на обмен свои изделия, Мараква отвернулся от нее на супружеском ложе, не доведя начатое дело до конца. Со свойственной ей прямолинейностью Нумия потребовала объяснений, на что супруг ответствовал, что бревно могло доставить ему столько же удовольствия, сколько и любимая жена. Прозвучало это глупо и оскорбительно и, конечно же, сразу заставило заподозрить Нумию, что муж ее провел ночь в объятиях другой женщины, а может быть, и не одну ночь и не с одной женщиной – на условленное место на берегу Мджинги по случаю Речного торга собирались не только мибу, но и нундожу, и рахисы, и даже пепонго. Случалось, прибывали на торг и женщины.
Так оно и оказалось – Мараква не собирался ничего скрывать от Нумии, а когда та попыталась учинить скандал, заявил, что подумывает, не взять ли ему в дом вторую жену. Супруги рассорились всерьез и надолго. Мараква, неожиданно для себя обнаружив, что другие женщины разбираются в делах любви несравнимо лучше его жены, был огорчен и не на шутку уязвлен этим; Нумия же при мысли о намерении мужа привести вторую жену, что среди ее соплеменников было явлением не столь уж редким, впадала то в необузданную ярость, то в беспросветную тоску. Не приходилось сомневаться, что молоденькая, вопящая от умелых поглаживаний Мараквы девчонка придется ему больше по душе, чем знакомая с головы до ног жена, не желающая ответить лаской на ласку, не умеющая сама стонать и корчиться от восторга и не способная исторгнуть из уст мужа рев наслаждения. Понимая это и постаравшись убедить себя, что при желании сумеет быть не хуже любой другой женщины, Нумия, перебарывая гордость, скованность и стыд, охватывавший ее от сознания, что поступает она так не по доброй воле, а в силу необходимости, пыталась ответить лаской на прикосновения мужа, который, возвращаясь с полевых работ или охоты, время от времени еще приглашал ее на супружеское ложе. Но ничего путного из этого, как и следовало ожидать, не получалось. Мараква знал ее достаточно хорошо, чтобы не почувствовать фальши, а она не слишком пыталась скрыть, что угождает ему через силу.
Отношения между супругами становились все хуже и хуже. Мысль о второй жене все чаще посещала Маракву, а когда он произнес имя приглянувшейся ему девчонки – Джузи, Нумия поняла, что наступают тяжелые времена. Отец девчонки рад будет отдать свою восьмую дочь в хороший дом, а та, хоть и соплячка, уже поглядывает на первую жену Мараквы, как змея на птичьи яйца. Плюгавенькая, подученная сестрами, она сделает все, чтобы Мараква приблизил ее к себе и превратил первую жену в служанку, годную выполнять лишь самую грязную и тяжелую работу. Будучи всего на год-два старше Узитави, Джузи не могла тягаться с Нумией ни ростом, ни формами, но кто-то, видать, нашептал ей про раздоры в доме Мараквы, и не смевшая и мечтать об удачном замужестве девчонка стала то и дело попадаться на глаза славному воину и охотнику и зазывно вихлять перед ним хлипким телом. Подруги не замедлили нашептать об этом Нумии, но что она могла сделать?
Как-то, зайдя в амбар, где муж возился с буйволиными кожами, она застала там Джузи. Мараква, вытянувшись во весь рост, подвешивал свежевыдубленную шкуру на распялки, а мерзкая девчонка, прижавшись скудными своими телесами к его спине, оглаживала бедра мужа Нумии, беззастенчиво забравшись ладонями под прикрывавшую мужскую стать короткую плетеную юбочку. Первым порывом молодой женщины было вцепиться в волосы развратной твари, избить ее, как советовали соседки, до полусмерти и тем навсегда отвадить от своего дома. Нумия уже сделала первый шаг, но вовремя одумалась. Мараква вряд ли позволил бы ей осуществить свои намерения, а разразившаяся ссора, скорее всего, лишь подтолкнула бы его узаконить свои отношения с маленькой паскудницей. Ничего иного криком ей было не добиться; Джузи, тут уж никуда не деться, умело использовала те средства, которыми сама она пренебрегала. С отвращением и ужасом Нумия должна была признать, что шкодливая девчонка, наслушавшись поучительных рассказов Супруги Наама о том, как надобно ублажать пресытившееся божество, не побрезгует усладить Маракву всеми доступными ей способами. Даже теми, при мысли о которых молодую женщину охватывала дрожь и тошнота подкатывала к горлу.
Старая Цемба, пользующая славой знахарки и предсказательницы, с которой, бывало, советовался и сам Мдото, выслушав как-то сетования доведенной до отчаяния соседки, просившей ее навести на Маракву чары, которые заставили бы его позабыть о второй жене, категорически отказалась сделать это, признавшись, что переменить мужскую натуру не в ее силах. Ухмыляясь беззубым ртом, она прошамкала, что вообще-то все не так уж плохо: две женщины могут доставить мужчине и друг другу несравнимо больше удовольствия, чем одна. Затем, поковыряв шелушащуюся на лице кожу, добавила, что в случае с Нумией правило это вряд ли применимо, и если уж ей так хочется заставить Маракву забыть о второй жене, то легче всего это сделать, научившись всем тем приемам, которыми та соблазняет ее мужа. Но коль уж ей и это претит, остается надеяться на заклинания, которым старая карга и обучила Нумию. Их-то и твердила несчастная красавица, разрыхляя мотыгой землю и поливая ее потом и слезами, помимо воли капавшими из глаз, поскольку в глубине души она была уверена, что заклинания выжившей из ума старухи вряд ли пересилят готовность Джузи исполнить любую прихоть стосковавшегося по женским ласкам Мараквы.
– Мама, отчего ты все время такая грустная? Все плачешь и плачешь, как будто беда какая стряслась? – спросила Узитави, не в силах больше смотреть на понурый вид Нумии. Та не ответила, и девочка, устав молчать, продолжала: – Смотри, мы сделали за эти дни все, как ты хотела. Засеяли эту часть огорода пескойей и, если Наам не прогневается на нас, уберем хороший урожай. Отцу не в чем будет упрекнуть тебя, и он не возьмет в дом вторую жену. Так чего же ты плачешь?
Нумия вновь не ответила, подумав, что если ее заклятия не помогут, то Мараква отыщет еще девяносто девять причин, чтобы пригласить на супружеское ложе не ее, а Джузи. И Гани, и Мдото, высоко ценящие его мужество, не откажут ему, не зря же вождь включил ее мужа в число четырех десятков лучших воинов, отправившихся с ним к святилищу Наама.
– Ну полно, мама! Сколько можно плакать? Если отец возьмет вторую жену, почему бы тебе не найти себе тоже какого-нибудь мужчину?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171