Так просто этого оставлять нельзя! – поддержали его друзья.
– Вы заметили, он подает нам всегда щербатые кружки! У них такой вид, будто ими закусывали. А когда я пожелал заменить обглоданную на целую, Хряк сказал, что для меня и такая слишком хороша! – подлил масла в огонь Блоссий. – Он почему-то считает, что это мы таскаем кружки из его вонючей берлоги!
– По-моему, он их даже не моет, – прибавил Армин. – Он позорит Фед, и его давно уже пора проучить. Вы помните, как он вышвырнул из "Борова" хромого юродивого? А ведь я готов был за него заплатить!
– Ты вспомни лучше, когда за себя-то платил! – подал голос Дифан.
– Ну ладно, хватит препираться! Как решили, так и сделаем, – остановил приятелей Эврих и распорядился: – Гвел, иди за своим выпечным членом. Армин пусть лезет на крышу, он у нас самый легкий и ловкий. Я попробую отвлечь Памелу, а Сестий прошмыгнет в подвал и высыпет в початый бочонок слабительный порошок. Остальные пусть вовремя припрут дверь "Борова" колом, и, клянусь Богами Небесной Горы, если каждый из нас не оплошает, Хряк надолго запомнит этот день и впредь будет учтивее с теми, кто снизошел до посещения его мерзкого хлева.
– Слушайте, парни, это может плохо кончиться! Префект Юний и так зол на нас, и ежели Хряк пожалуется, неприятностей не оберешься… – попробовал отговорить друзей от рискованной затеи Мевретий, но на него так зашикали, что ему осталось только махнуть рукой и предоставить всему идти своим чередом.
Школяры разбежались кто куда. Армин полез на растущий близ "Борова" тополь, чтобы с него перебраться на крышу дома, на первом этаже которого располагалось заведение Хряка, а на втором жил его хозяин со своей сварливой и вечно недужной женой. Гвел побежал к пекарне, где он работал первую половину дня. Подмастерье выпек из серой муки достойную Хряка вывеску и ждал только случая, чтобы водрузить ее над "Несчастным боровом". Сестий и Эврих отправились к черному ходу таверны, а остальные пошли искать колья, хихикая и весело переговариваясь в ожидании любопытного зрелища.
Первым, как и было договорено, в дверь заглянул Эврих. Убедился, что в заставленной пустыми горшками, плетеными корзинами и бадьями комнате служанки нет, и, захрустев подхваченным из кадушки соленым огурчиком, приоткрыл дверь, ведущую на кухню. Из нее можно было попасть в закуток, из которого был выход в зал и две лестницы вели на второй этаж и в подвал, куда и надобно было проникнуть Сестию, дабы совершить свое черное дело. Памела, как водится, возилась у плиты, где тушилось мясо и кипела в большом котле аппетитно пахнущая чесноком и остролистом похлебка.
Служанка Хряка была прекрасной поварихой, но больше ничего прекрасного в ней определенно не было, и она прекрасно сознавала это. Потому-то, чтобы оторвать ее от плиты, требовалось большая, прямо-таки нечеловеческая хитрость. Эврих себя за хитреца не считал и выбран был приятелями в качестве прикрытия Сестию из следующих соображений. Первое – он был находчив, хорош собой и слыл отъявленным сердцеедом, и второе, непосредственно из первого вытекавшее, – двадцатидвухлетняя дурнушка Памела явно выделяла его из толпы школяров, и если уж кто-то и был способен отвлечь ее от плиты и заманить в смежную с кухней комнатушку, где она готовила подносы с холодными блюдами, то это, по общему мнению, был Эврих Иллирий Вер.
Семнадцати с половиной лет, стройный, с курчавыми золотыми волосами и яркими зелеными глазами, он, по уверениям товарищей, производил неотразимое впечатление даже на кур, коз и коров, что уж там говорить о похожей на жердь служанке, мясов на которой было не больше, чем на топорище. Длинное, лошадиное лицо, тусклые волосы и бледная, с синеватым оттенком кожа постоянно недовольной и раздраженной девицы наводили на мысль о том, что ведет она нездоровый образ жизни и питается впроголодь, что ни коей мере не соответствовало истине. Просто, как говорят, корм шел не в коня. Все это, однако, не мешало Памеле поглядывать на школяров свысока и разговаривать с ними грубо, подражая в этом повадкам своего хозяина. Пожалуй, только Эвриху ни разу не сказала она дурного слова и только он, когда Хряк бывал чем-то занят и поручал девушке обслуживать посетителей, получал из ее рук не выщербленные кружки, шапки густой пены над краями которых поднимались подобно снежной вершине Небесной Горы.
Припоминая все это, юноша испытывал чувство неловкости, оттого что должен "подставить" явно неравнодушную к нему девицу под гнев Хряка, который со временем, конечно, разберется, что к чему. Отступать, однако, было поздно, и, проглотив остаток огурца, Эврих переступил порог кухни.
– Да поможет тебе, хозяюшка, бог острых соусов и наваристых супов! – весело обратился он к вздрогнувшей при его внезапном появлении Памеле. – Ты, как всегда, губишь свою молодость у чадящей печи!
– Чего это ты заявился, красавчик? – подозрительно поинтересовалась Памела, стряхивая над котлом поварешку и упирая руки в костистые бедра.
– Взглянуть на тебя да перемолвиться словечком-другим. Может, и кружку пива выпить, коли ты не поленишься налить да поднести.
– Вот еще выдумал, пива ему налить! Если жажда мучит – ступай в зал! Да у тебя, верно, денег нет? Так прямо и скажи, пожертвую медяк на бедность калеке безрукому, подачками живущему! – усмехнулась Памела, презрительно выпячивая нижнюю губу.
– Медяки-то есть, не такой уж я безрукий, как ты думаешь. – Эврих звякнул висящим у пояса потертым кошелем и, ловко выудив из него монетку, начал быстро-быстро крутить между пальцами. Трюку этому он выучился у забредшего в прошлом году в Фед пожилого жонглера.
– Ух ты! – Девица завороженно уставилась на монетку, которая мелькала между пальцами и, казалось, вот-вот должна была упасть, но удивительным образом не падала!
– Медяки есть, а поискать, так и серебряная денежка сыщется, вот только на Хряка смотреть не хочется – тошно. Ежели б это ты пиво разносила, целыми бы днями из "Борова" не вылезал. Так нальешь кружку? Хозяин твой в убытке не останется. – Эврих подкинул монетку с изображением колокола к потолку, поймал и кинул в весело зазвеневшую оловянную миску.
– Ну, раз тебе мнится, что в каморке для прислуги пиво вкуснее, чем в зале, отчего не налить. Хороший хозяин и дурного гостя ублажить сумеет. – Бросив взгляд на кипящую в котле похлебку, девица сделала Эвриху знак следовать за собой и провела его в ту самую комнатушку, где резала сыр, хлеб, сало и зелень для холодных закусок, подававшихся в "Борове" к пиву.
Памела взяла с полки кружку, наполнила ее из большого пузатого кувшина и подала юноше:
– Вот тебе твое пиво.
– А ты разве не выпьешь со мной? – Эвриху не хотелось прикасаться к Памеле, ибо ночью его ожидал более лакомый кусочек, но Сестию надо было дать время проникнуть в подвал и выбраться из него незамеченным, чтобы у Хряка не было повода обвинять во всем случившемся школяров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171
– Вы заметили, он подает нам всегда щербатые кружки! У них такой вид, будто ими закусывали. А когда я пожелал заменить обглоданную на целую, Хряк сказал, что для меня и такая слишком хороша! – подлил масла в огонь Блоссий. – Он почему-то считает, что это мы таскаем кружки из его вонючей берлоги!
– По-моему, он их даже не моет, – прибавил Армин. – Он позорит Фед, и его давно уже пора проучить. Вы помните, как он вышвырнул из "Борова" хромого юродивого? А ведь я готов был за него заплатить!
– Ты вспомни лучше, когда за себя-то платил! – подал голос Дифан.
– Ну ладно, хватит препираться! Как решили, так и сделаем, – остановил приятелей Эврих и распорядился: – Гвел, иди за своим выпечным членом. Армин пусть лезет на крышу, он у нас самый легкий и ловкий. Я попробую отвлечь Памелу, а Сестий прошмыгнет в подвал и высыпет в початый бочонок слабительный порошок. Остальные пусть вовремя припрут дверь "Борова" колом, и, клянусь Богами Небесной Горы, если каждый из нас не оплошает, Хряк надолго запомнит этот день и впредь будет учтивее с теми, кто снизошел до посещения его мерзкого хлева.
– Слушайте, парни, это может плохо кончиться! Префект Юний и так зол на нас, и ежели Хряк пожалуется, неприятностей не оберешься… – попробовал отговорить друзей от рискованной затеи Мевретий, но на него так зашикали, что ему осталось только махнуть рукой и предоставить всему идти своим чередом.
Школяры разбежались кто куда. Армин полез на растущий близ "Борова" тополь, чтобы с него перебраться на крышу дома, на первом этаже которого располагалось заведение Хряка, а на втором жил его хозяин со своей сварливой и вечно недужной женой. Гвел побежал к пекарне, где он работал первую половину дня. Подмастерье выпек из серой муки достойную Хряка вывеску и ждал только случая, чтобы водрузить ее над "Несчастным боровом". Сестий и Эврих отправились к черному ходу таверны, а остальные пошли искать колья, хихикая и весело переговариваясь в ожидании любопытного зрелища.
Первым, как и было договорено, в дверь заглянул Эврих. Убедился, что в заставленной пустыми горшками, плетеными корзинами и бадьями комнате служанки нет, и, захрустев подхваченным из кадушки соленым огурчиком, приоткрыл дверь, ведущую на кухню. Из нее можно было попасть в закуток, из которого был выход в зал и две лестницы вели на второй этаж и в подвал, куда и надобно было проникнуть Сестию, дабы совершить свое черное дело. Памела, как водится, возилась у плиты, где тушилось мясо и кипела в большом котле аппетитно пахнущая чесноком и остролистом похлебка.
Служанка Хряка была прекрасной поварихой, но больше ничего прекрасного в ней определенно не было, и она прекрасно сознавала это. Потому-то, чтобы оторвать ее от плиты, требовалось большая, прямо-таки нечеловеческая хитрость. Эврих себя за хитреца не считал и выбран был приятелями в качестве прикрытия Сестию из следующих соображений. Первое – он был находчив, хорош собой и слыл отъявленным сердцеедом, и второе, непосредственно из первого вытекавшее, – двадцатидвухлетняя дурнушка Памела явно выделяла его из толпы школяров, и если уж кто-то и был способен отвлечь ее от плиты и заманить в смежную с кухней комнатушку, где она готовила подносы с холодными блюдами, то это, по общему мнению, был Эврих Иллирий Вер.
Семнадцати с половиной лет, стройный, с курчавыми золотыми волосами и яркими зелеными глазами, он, по уверениям товарищей, производил неотразимое впечатление даже на кур, коз и коров, что уж там говорить о похожей на жердь служанке, мясов на которой было не больше, чем на топорище. Длинное, лошадиное лицо, тусклые волосы и бледная, с синеватым оттенком кожа постоянно недовольной и раздраженной девицы наводили на мысль о том, что ведет она нездоровый образ жизни и питается впроголодь, что ни коей мере не соответствовало истине. Просто, как говорят, корм шел не в коня. Все это, однако, не мешало Памеле поглядывать на школяров свысока и разговаривать с ними грубо, подражая в этом повадкам своего хозяина. Пожалуй, только Эвриху ни разу не сказала она дурного слова и только он, когда Хряк бывал чем-то занят и поручал девушке обслуживать посетителей, получал из ее рук не выщербленные кружки, шапки густой пены над краями которых поднимались подобно снежной вершине Небесной Горы.
Припоминая все это, юноша испытывал чувство неловкости, оттого что должен "подставить" явно неравнодушную к нему девицу под гнев Хряка, который со временем, конечно, разберется, что к чему. Отступать, однако, было поздно, и, проглотив остаток огурца, Эврих переступил порог кухни.
– Да поможет тебе, хозяюшка, бог острых соусов и наваристых супов! – весело обратился он к вздрогнувшей при его внезапном появлении Памеле. – Ты, как всегда, губишь свою молодость у чадящей печи!
– Чего это ты заявился, красавчик? – подозрительно поинтересовалась Памела, стряхивая над котлом поварешку и упирая руки в костистые бедра.
– Взглянуть на тебя да перемолвиться словечком-другим. Может, и кружку пива выпить, коли ты не поленишься налить да поднести.
– Вот еще выдумал, пива ему налить! Если жажда мучит – ступай в зал! Да у тебя, верно, денег нет? Так прямо и скажи, пожертвую медяк на бедность калеке безрукому, подачками живущему! – усмехнулась Памела, презрительно выпячивая нижнюю губу.
– Медяки-то есть, не такой уж я безрукий, как ты думаешь. – Эврих звякнул висящим у пояса потертым кошелем и, ловко выудив из него монетку, начал быстро-быстро крутить между пальцами. Трюку этому он выучился у забредшего в прошлом году в Фед пожилого жонглера.
– Ух ты! – Девица завороженно уставилась на монетку, которая мелькала между пальцами и, казалось, вот-вот должна была упасть, но удивительным образом не падала!
– Медяки есть, а поискать, так и серебряная денежка сыщется, вот только на Хряка смотреть не хочется – тошно. Ежели б это ты пиво разносила, целыми бы днями из "Борова" не вылезал. Так нальешь кружку? Хозяин твой в убытке не останется. – Эврих подкинул монетку с изображением колокола к потолку, поймал и кинул в весело зазвеневшую оловянную миску.
– Ну, раз тебе мнится, что в каморке для прислуги пиво вкуснее, чем в зале, отчего не налить. Хороший хозяин и дурного гостя ублажить сумеет. – Бросив взгляд на кипящую в котле похлебку, девица сделала Эвриху знак следовать за собой и провела его в ту самую комнатушку, где резала сыр, хлеб, сало и зелень для холодных закусок, подававшихся в "Борове" к пиву.
Памела взяла с полки кружку, наполнила ее из большого пузатого кувшина и подала юноше:
– Вот тебе твое пиво.
– А ты разве не выпьешь со мной? – Эвриху не хотелось прикасаться к Памеле, ибо ночью его ожидал более лакомый кусочек, но Сестию надо было дать время проникнуть в подвал и выбраться из него незамеченным, чтобы у Хряка не было повода обвинять во всем случившемся школяров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171