Рыбаки с Тулалаоки не столько боялись, сколько ненавидели акул, считая их самыми отвратительными, свирепыми и коварными тварями, которых Тиураол не уничтожает лишь потому, что они являются желанной добычей для мекамбо. Акулы рвали сети, нападали на ныряльщиков и купающихся детей, и этого было более чем достаточно, чтобы не любить их. Однако причины старинной ненависти к ним коренились еще и в том, что акулы были извечными врагами китов и, не отваживаясь сражаться с ними открыто, не упускали случая растерзать старого или больного гиганта, глубоко чтимого мекамбо как носителя духа Кита-прародителя.
Негонеро смертельно боялись акул и никогда не охотились на них. Более того, видя в акулах посланцев Панакави, они всячески старались через них задобрить Ночного бога. Одним из вернейших способов снискать его расположение было принесение ему жертв, которые бросали в озеро Панакави, известив предварительно Госпожу Рыбу специальными зовущими тамтамами о том, что она может присылать служанок за приношениями.
Кровавый обычай кидать людей в озеро Панакави, куда во время прилива, случалось, и без призывов тамтамов заплывали акулы, с годами сменился приношением в жертву части улова, но Ночной бог, ясное дело, предпочитал человечину, и если появлялась такая возможность, колдуны негонеро охотно шли навстречу его желаниям. А чтобы показать Панакави, что посылают ему не каких-нибудь доходяг, и в то же время порадовать соплеменников любопытным зрелищем, жертву стали снабжать оружием – палкой с примотанным к ней вместо наконечника акульим зубом. Таким-то образом и сформировался самый жестокий из способов испытания незадачливых женихоа С одной стороны, он придал жертвоприношению характер справедливого воздаяния за проступок и избавил обитателей Тин-Тонгры от необходимости отдавать на съедение акулам людей своего племени, с другой – сократил количество похищений невест, повысив тем самым статус жениха-похитителя, превратив его в героя, желанного каждой девушке.
Размышляя над этим, Маути вынуждена был признать, что какой-то смысл во всем этом определенно есть, и все же принять столь страшный обычай она не могла. Точно так же, как не могла примириться с тем, что мекамбо ловят акул, потрошат их, вялят и варят, будто это самые обыкновенные рыбы. В поедании акульего мяса, продаже шкур и зубов она видела еще большее кощунство, чем в жертвоприношениях негонеро, и сама, конечно же, не принимала участия в разделке акул, привезенных рыбаками-мекамбо, не говоря уж об употреблении их в пищу…
Глядя на шестерых мужчин, оставленных Мафан-оуком у канала, соединявшего озерцо с морем, девушка думала, что акулы, безусловно, заслуживают поклонения, но не в такой дикой форме. У нее еще оставалась слабая надежда, что служанка Госпожи Рыбы не откликнется на призыв колдовских тамтамов и не приплывет в озеро Панакави, но почему-то в такую удачу не очень верилось.
* * *
Посасывая из большого кувшина вино и лениво переговариваясь, негонеро, казалось, забыли о данном им поручении, но вот один из них вскочил на ноги и вытянул руку, указывая на что-то в море. Остальные, последовав его примеру, тоже поднялись с земли и, ожесточенно жестикулируя, принялись о чем-то спорить. Защищаясь от слепящих солнечных лучей, Маути приставила ладонь ко лбу и, чувствуя, как учащенно забилось сердце, начала осматривать сине-зеленую поверхность прибрежных вод. В первый момент она ничего не увидела, но затем, вглядываясь в ту сторону, куда указывали негонеро, заметила косой черный плавник. "Ревейя", – без труда определила девушка. Рыба-оса – самая стремительная и кровожадная из акул, в характере которой прекрасно уживались трусость и беспримерная наглость.
То появляясь на поверхности, то вновь исчезая под водой, ревейя, двигаясь широкими зигзагами, приблизилась к устью канала и, проплыв пару раз вдоль берега, словно осматриваясь и оценивая обстановку, устремилась в озеро. С радостными воплями негонеро уцепились за веревку и дружными усилиями перегородили канал незамеченными ранее Маути решетчатыми воротами, связанными из толстых бамбуковых палок.
Эта ревейя достигает по меньшей мере семи локтей в длину, отметила девушка, глядя на описываемые черным плавником круги и испытывая облегчение от того, что на зов Мафан-оука откликнулась рыба-оса, а не какая-нибудь другая акула. Лишить приношения ревейю – наименее симпатичную, на взгляд соплеменников Маути, морскую сестру – было, пожалуй, не так уж и грешна Еще раз посмотрев на столпившихся у озерца мужчин, девушка перевела взгляд на солнце. Времени до начала Ланиукалари оставалось немного, а над праздничными нарядами еще трудиться и трудиться…
В поселке негонеро гнусаво запели гуделки, затарахтели трещотки, частой дробью рассыпались звуки тамтамов. Маути вскинула голову, прислушиваясь, и торопливо принялась делать последние стежки, сознавая, что по-хорошему работы осталось еще на полдня.
– Ого! Ты, я вижу, времени даром не теряла! – произнес Тилорн, появляясь из-за кустов. – Что происходит в поселке? Успешны ли были камлания Мафан-оука? Договорился ли он с Госпожой Рыбой? Эти призывы к празднику и мертвого разбудят!
Сон не только восстановил силы Тилорна, но и вернул ему хорошее настроение, чему Маути была от души рада.
– Ланиукалари начался. Служанка Госпожи Рыбы уже в озере Панакави, – сообщила она, прилаживая завязки к искусно раскроенному пальмовому листу, которому предстояло изображать плащ. – Сейчас негонеро будут пить молоко рождения и петь гимн Создателю миров – Тунарунгу. Потом отведают настоя жизни и восславят деяния Тулалаоки. Затем последуют чаша возрождения и песнь о строгом судье Панакави. Если Пати ничего не напутала, дальше должны идти танец священного огня, который исполняет все племя, и обязательно в праздничных одеяниях. – Завершив перечисление, Маути со значением посмотрела на Тилорна.
– Ясно, – пробормотал тот, принял из рук девушки плошку с сушеными ягодами и опустился на нагретый солнцем камень.
Подошедший Ваниваки, щурясь, посмотрел на сияющее, словно перламутровая внутренность раковины-жемчужницы, озерцо, окинул изучающим взглядом поселок и присел рядом с колдуном. Пошарил в корзине и, вынув связку вяленых рыбок, принялся аппетитно ими похрустывать.
Некоторое время они молча прислушивались к отдаленным крикам, звукам трещоток, тамтамов и гуделок, в которых уже можно было уловить некое подобие мелодии; наблюдали, как негонеро собираются на площади, окружают стоящих подле огромных дымящихся котлов ра-Сиуара и Мафан-оука. Зрелище это навеяло Маути воспоминания о том, как празднуют Ланиукалари на ее родном острове, а Ваниваки в который уже раз подумал, что, верно, сам Панакави внушил им с Вихауви мысль о похищении невест.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171