Несколько лет назад, когда Германия объявила, что в знак вины перед еврейским народом готова принять на полное обеспечение двести тысяч евреев из России, Мишкина жена, Наталья Ивановна Дмитренко, рожденная в тверской деревне, отнесла бумаги в немецкое консульство. Это случилось после того, как кто-то у их двери нарисовал свастику и написал рядом: «Бей жидов — спасай Россию! Дело Гитлера-Сталина победит!»
— Ну ее на фиг, эту страну! Ничего хорошего тут уже не будет, — объявила Наталья Дмитренко, — разваливается империя, дураку видно. Вся прогнила, проворовалась. Скоро только шваль тут и останется. Такой, как у нас, возможностью только ленивый не воспользуется.
— Ну, спасибо, — с шутливой серьезностью ответил тогда Геннадий. — А я-то как раз хотел вам предложить: «Ребята, давайте, обустроим Россию».
— Иди ты, Солженицын нашелся, — отмахнулся Мишка. — Тебе-то что, а мне на днях после моего выступления на защите докторской диссертант комплимент выдал: «Хороший вы, — говорит, — человек, хоть у вас и мать еврейка». Он, кстати, у нас был секретарем комитета комсомола. При советской власти.
— На каждого дурака внимание обращать!
— Да я бы не обращал, только они обращают.
Потом, правда, пришел Гольдман — сосед по площадке, с которым Мишка дружил. Оказалось, надпись сделал его шестилетний сын, обученный кем-то в детском саду.
— Этот придурок у нас в квартире все стены той же гадостью исписал! — жаловался сосед.
Но документы были поданы, а спустя пару лет пришел вызов. Однако уезжать они передумали.
— Здесь пошла пруха: один грант за другим. У меня своя лаборатория, и я в ней делаю все, что мне интересно. А там я кто буду — жалкая личность на иждивении?
Мишка всю свою сознательную жизнь присоединял одно высокомолекулярное соединение к другому и наблюдал, что из этого получится. Он был доктором наук в Институте Высокомолекулярных соединений Академии наук, что у стрелки Васильевского острова. Правда, сразу после вуза он мечтал о другом, но это проехало мимо из-за его анкеты, а теперь и вовсе забылось.
Как раз в дни, когда им пришел вызов, у Геннадия весь его бизнес рухнул, причем именно потому, что он решил от внезаконного периода первоначального накопления перейти к респектабельному законопослушному капитализму. Открыл фабрику и магазины. Ну кто мог подумать, что некий Северо-Западный торгово-промышленный банк — такая же липа, как его строительный кооператив, не построивший даже собачьей будки! Только полет и размах у банка явно был повыше.
В роскошном офисе он подписал протокол о намерениях и договор на первую ссуду. Поговаривали, что банк был теневой структурой двух магнатов — неких Беневоленского и Бельды. Однако это даже вселяло уверенность — магнатов не раз показывали рядом с различными министрами. Тем более что ссуду-то Геннадий брал у них, а не они у него. Какие это были месяцы эйфории! В Китае он закупил сырье, в Германии — лекала и подержанные станки. Десяток рабочих были посланы в ту же Германию на две недели для обучения. Оказалось, правда, что четверо едва не допились там до белой горячки, зато остальные шесть могли уверенно стать сменными мастерами.
Он и про себя не забыл. Наконец купил отличную квартиру, расселив коммуналку. Сделал ремонт, как теперь говорят, по евростандарту. Заказал мебель по индивидуальному проекту.
Первая продукция пошла в его двух магазинах очень неплохо, и он уже думал о расширении — о второй фабрике, о магазине в Москве. По его расчетам, срок окупаемости проекта исчислялся одним годом. Год — и его фабрики начнут качать чистую прибыль. Поэтому он без особой печали смотрел, с какой скоростью утекают деньги, взятые в банке. По договору банк был обязан дать ему со дня на день вторую ссуду для покрытия первой, а также для закупки новых партий сырья. И тут выяснилось, что банк ему ничего не обязан давать, а вот он — был обязан вернуть ссуду. Тот самый договор о намерениях, который он столь скрупулезно обсуждал, оказался бумажкой, никого ни к чему не обязывающей. «Я был намерен стать председателем Земного шара, да как-то передумал».
Как потом он понял, банк таким образом раздел не одного его. В день возврата ссуды остатки на счетах его фирмы арестовали, и он перестал владеть всем, что у него было. Хорошо, хоть хватило ума записать квартиру на Ольгу. Мало того, поскольку на бумаге стоимость фабрики была вдвое занижена, то изъятое имущество не покрыло и половину ссуды.
Тогда за ним и началась охота. И если бы не двоюродный брат, лежал бы Геннадий где-нибудь в бетонном основании нового дома.
— Почему бы тебе не смыться по моему паспорту? — предложил Мишка, узнав о его страданиях.
В первую минуту эта идея показалась безумной. Однако Мишка составил вполне реальный план действий.
В результате через три недели Геннадий пересек границу. Только был он теперь Михаилом Петровым. А Мишка сразу после его звонка из Берлина понес в районную ментовку заявление о пропаже паспорта.
Глава 15. Там лучше, где нас нет
Геннадия поселили в международной общаге на втором этаже двухярусной койки. Здесь в нескольких домах жили эмигранты из всех городов бывшего Союза, а заодно шриланкийские «тигры», афганцы — противники нынешнего режима, жертвы эфиопской диктатуры и разноплеменные авантюристы, каким был и он сам.
— С общаги начинают все. Наймешь маклера, он найдет пустую квартиру, — советовали опытные люди.
У него был неприкосновенный запас — десять тысяч баксов на карточке, которые он решил тронуть разве что под угрозой смерти. На полученное социальное пособие в пятьсот марок нанять маклера было невозможно. Несколько раз эмигрант из Косова, который жил с семьей в той же общаге, водил его на ночные работы в гаражи — мыть машины. Работодатель — веселый пузатый немец, приняв работу, расплачивался сразу — выдавал по двадцать марок. Эта сумма Геннадия не радовала. Он уже подумывал, не рвануть ли назад, как нежданно работа нашла его сама. Он шел в глубоком унынии по улице и вдруг услышал оклик:
— Эй! Мужик! Тебя, тебя зову!
Оглянувшись, Геннадий не увидел ни одного из прохожих, которых можно было бы принять за русских. Прохожих вообще не было рядом. Зато у бара «Русский медведь» стоял переодетый в медведя зазывала. Он Геннадия и звал, даже призывно махал ему.
— Вы меня? — нерешительно спросил Геннадий.
— Давно из Питера? — отозвался тот.
Со стороны сцена могла показаться идиотской: человек беседовал с медведем. Но мысли Геннадия были о другом.
«Достали и тут!» — вот что он подумал, ощущая, что сердце у него в прямом смысле научилось замирать. Но ответил довольно спокойно:
— С чего вы это взяли? — Геннадий старался говорить как можно беспечнее…
— Да узнал я тебя!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103