— О настойчивых ухаживаниях Бориса за Варькой и попытках втянуть ее в свою компанию.
— Ты думаешь, сватовство Бориса имеет какое-то отношение к этой темной истории? — испугалась я.
— Не знаю. Может быть, и нет. Но такую возможность сбрасывать со счетов нельзя. В конце концов, мы приехали сюда именно по инициативе Бориса. Он представил дело так, будто хочет отдохнуть с невестой и друзьями. Но если его интерес к тебе, Варька, был вызван не нежными чувствами, а чем-то другим, то отдых с любимой в приятной компании — только предлог. А настоящая цель поездки должна быть связана с подлинным мотивом его сватовства.
— Допустим. Но едва ли настоящей целью Бориса была его собственная кончина в заболоченном лесу. Я скорее склонна полагать, что такой результат нашей поездки оказался для него неприятным сюрпризом. Другими словами, какие бы планы он ни вынашивал, правит бал здесь кто-то другой. А в таком случае интерес Бориса к моей скромной персоне не имеет касательства к здешним таинственным событиям. И слава богу.
— Ладно, загадку с жениховством можно оставить на потом, — согласился Марк. — У нас и так есть над чем поломать голову.
— Сколько осталось загадок? Четыре? Всего-то! Тем более что одну мы можем решить немедленно. — Прошка обвел нас победным взглядом. — Что нам мешает сходить к истопнику и справиться у него об известии, которое он сообщил Борису по приезде?
— Вообще-то в твоем предложении есть рациональное зерно, — подумав, вынес вердикт Марк. — Даже если Борис хотел скрыть от нас правду и попросил Павла Сергеевича помалкивать, со смертью хозяина молчание истопника наверняка утратило смысл.
— А мне кажется, сейчас не стоит заваливаться к Павлу Сергеевичу и терзать его вопросами, — высказался Генрих. — Когда мы вернулись, он едва на ногах держался. Пусть немного отдохнет.
— Ладно, отложим до завтра, — сжалился Прошка. — Нам, между прочим, тоже отдохнуть не мешает. Когда мы вчера легли? Часа в четыре? А в девять доблестный Георгий устроил концерт. Я уже не говорю о том, какой сегодня выдался день. И почему у нас всегда все не как у людей? Подумать только, в кои-то веки выпал случай насладиться природой, покоем и роскошью, и на тебе… Не проходит и суток, как выясняется, что нас окружают параноики, уголовники, покойники и чертова пропасть загадок. Проклятие над нами висит, что ли?
Я вздохнула:
— Насчет проклятья не знаю, но одно могу сказать точно: с тех пор как я связалась с вами, моя жизнь стала похожа на гибрид театра абсурда и фильма ужасов.
— Нет, как вам это нравится! — возмутился Прошка. — Ради этой бесстыжей нахалки мы поперлись невесть в какую глушь, ежечасно рискуем жизнью и здоровьем, и вот благодарность! Мы же еще и виноваты! Она то и дело ввязывается в какие-нибудь идиотские истории, из которых никогда бы без нас не выпуталась, а мы, стало быть, превращаем ее жизнь в кошмар. Да если бы не мы, на тебя уже лет пятнадцать назад надели бы смирительную рубашку!
— Думаю, в смирительной рубашке мне было бы куда уютнее, чем в твоем скандальном обществе, — скорее по привычке, вяло огрызнулась я.
Прошка, уловив недостаток темперамента в моем ответе, утратил интерес к продолжению пикировки. Общий разговор тоже вскоре заглох. Убрав посуду, все отправились на боковую.
Я устроилась на кожаном диване в кабинете, немного почитала, потом долго ворочалась, но в конце концов уснула.
Разбудил меня кошмар: дверь кабинета, где я спала, медленно открылась, и в комнату бесшумно проскользнул Борис, весь в ряске и болотной грязи. «Заждалась, дорогая?» — игриво прошептал он и расставил руки, чтобы сгрести меня в охапку. Я ускользнула из его мокрых объятий и проблеяла дрожа: «Вообще-то я думала, что ты умер». «Разве для нас это что-то меняет?» — спросил он, глумливо подмигнув, и снова двинулся на меня. «Да. По-моему, твоя смерть — достаточное препятствие для нашего брака». — «Не думал я, что ты такая формалистка. — Борис неожиданно рассвирепел. — Придется тебе тоже умереть». Он бросился на меня, и тут я проснулась.
Кошмар был настолько отчетливым и ярким, что я побоялась снова засыпать. Полежав немного, я встала и, подойдя к окну, отодвинула штору. По небу быстро неслись тучи, то скрывая, то обнажая полную луну. На черной воде озера плясали серебряные блики. Я перевела взгляд на лужайку и обмерла. Почти под моим окном чернел силуэт крупного, рослого человека. Выглянувшая луна окрасила его светлые волосы в мертвенно-голубоватый оттенок. Я шумно вдохнула, в это мгновение человек поднял голову и на меня уставились большие выпученные глаза.
Думайте обо мне, что хотите, но я завизжала.
Глава 10
В гостиной по соседству с кабинетом раздался тяжелый «бум», торопливое шлепанье босых ног, грохот опрокидываемой мебели и сдавленное проклятие. Потом дверь кабинета распахнулась, и Лешин голос из темного проема испуганно спросил:
— Варька, ты жива? Что…
Конца фразы я не расслышала, потому что в спальне началось светопреставление. Шумовые эффекты, созданные троицей, которая там расположилась, вполне годились для звукового оформления к картине «Гибель Помпеи». После серии ударов и воплей различной степени громкости светопреставление переместилось в гостиную. Сметая на своем пути оставшуюся после Леши мебель и сопровождая этот процесс нечленораздельными, но выразительными восклицаниями, троица добралась до кабинета. Я догадалась об этом потому, что Леша влетел в комнату пушечным ядром и громко приземлился на письменный стол.
Щелкнул выключатель, и изысканная люстра осветила живописную сцену: перед дверью, кутаясь в простыню, словно в тогу, стоял маленький взъерошенный Прошка и воинственно сжимал в руке тяжелую мраморную пепельницу. За его спиной, прижимая ладонь к груди и испуганно хлопая глазами, возвышался длинный Генрих. В дверном проеме маячил ошалелый Марк и, потирая лоб, таращился на меня безумными глазами. Леша наполовину стоял на полу, наполовину лежал на письменном столе, упираясь обеими руками в столешницу. На паласе валялись сброшенные им письменный прибор, пресс-папье и рассыпанная пачка бумаги.
Марк пришел в себя первым.
— В чем дело, Варвара? — спросил он сурово.
— Там… Борис. — Я слабо махнула рукой в сторону окна, за которым теперь ничего нельзя было разглядеть, поскольку в стекле отражалась люстра.
— Приехали! — мрачно возвестил Прошка. — И главное, до психушки сейчас не доберешься.
Генрих подошел и обнял меня за плечи:
— Успокойся, Варенька. Это просто кошмар.
— Кошмар мне тоже приснился, это верно. Из-за него я проснулась и подошла к окну. И увидела внизу Бориса. Наяву.
Прошка избавился от пепельницы, подскочил к нам и, заслонившись от света ладонями, прижал лицо к стеклу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71