Ты бы, детка, держалась от него подальше.
Мне бы его слова запомнить до конца жизни, но я, двадцатилетняя дурочка, уже готовая влюбиться, тут же выкинула их из головы.
Дима… Вадим появился у нас в доме через два дня. Он стоял на лестничной клетке у окна и поджидал меня. Не помню, куда я шла в тот вечер, но в любом случае до своей цели я так и не добралась…
Наш роман длился без малого два года. Вадим обращался со мной по-хозяйски, иногда бывал жесток, но я все равно безумно его любила. И надо сказать, от относился ко мне довольно бережно: в свои дела никогда не посвещал, на уголовные сходки не водил, с приятелями не знакомил и делал щедрые подарки. Наверное, это были довольно счастливые два года. Только вот с мамой мы ссорились постоянно. Она невзлюбила Диму с первой встречи и всеми силами пыталась отвадить меня от него, но добилась лишь того, что от нее отдалилась я.
А потом Вадим исчез. Без ссор, без объяснений, не попрощавшись. Просто исчез — и все. Я звонила ему по многу раз на дню, часами ждала под дверью его квартиры, но безрезультатно. В конце концов я не выдержала и спросила о нем у соседа: если Диму на чем-то поймали и посадили в тюрьму, Григорий Кузьмич должен был знать. Но он только сочувственно посмотрел на меня и покачал головой.
Целый год я ждала и лила слезы, проводила все свободное время у окна и вздрагивала от каждого звонка. А потом случилось несчастье с мамой, и мне стало не до сердечных мук. Мама — она у меня молодая и очень красивая — спускалась зимой с моста, поскользнулась, упала на лестницу и повредила позвоночник. У нее отказали ноги. Я до сих пор удивляюсь, как мне удалось все это вынести и не сойти с ума. Мама не хотела жить. За ней нужен был постоянный уход. У нас катастрофически не хватало денег, и мне приходилось работать до изнеможения, а в перерывах между сеансами бегать домой, кормить маму, разговаривать с ней, утешать, следить, чтобы у нее под рукой не оказалось ничего опасного… Словом, на другие душевные переживания уже не оставалось сил, и мой роман как-то сам собой забылся.
А три года назад я неожиданно встретила на улице Вадима. Он шел передо мной, и лица я видеть не могла, но фигура, походка, посадка головы… все было его. Я прибавила шагу, крикнула: «Дима!» — а когда он обернулся, обомлела. Лицо было совсем чужое: другие губы, брови, нос, разрез глаз, подбородок, линия волос — словом, ничего общего с Вадимом. Дима всегда казался мне красивым, а человек, стоявший передо мной, имел прямо-таки отталкивающую внешность. Он неприятно улыбнулся и сказал: «Вы ошиблись. Я не Дима. Но очень хотел бы им оказаться». Я пробормотала: «Извините» и как можно быстрее перешла через улицу.
А вечером недалеко от дома меня остановил водитель «Жигулей», спросив, не помогу ли я ему разобрать название улицы, записанное в его записной книжке. Я наклонилась, и он прыснул мне в лицо какой-то гадостью из баллончика. Очнулась я на тахте, в незнакомой квартире, связанная и с кляпом во рту. Напротив меня в кресле сидел давешний прохожий.
— Ты не обозналась, мое сердечко, — сказал он зловеще, когда я открыла глаза.
У меня внутри все сжалось. Так называл меня только Вадим. Незнакомец усмехнулся и заговорил снова:
— Но по некоторым причинам мне необходимо, чтобы Вадима Десятникова считали покойником. А ты можешь спутать мне карты. Собственно говоря, надо было бы тебя пришить, но это оказалось труднее, чем я думал. Поэтому я готов предоставить тебе выбор между быстрой и сравнительно легкой смертью и пожизненным заключением.
Разумеется, я выбрала второе. Дима, которого, как вы уже, наверное, догадались, теперь звали Львом, ничуть не преувеличивал. Наверное, в тюрьме мне было бы легче. С того самого вечера я ни на минуту не оставалась одна. Мой тюремщик срочно нанял по телефону сиделку для мамы, заставил меня позвонить ей и наврать про скоропалительный роман с состоятельным бизнесменом. На следующий день мы отправились в загс, где подкупленная служащая тут же проштамповала нам паспорта и вручила свидетельство о браке.
Так началась моя семейная жизнь. Наверное, она была бы менее ужасна, если бы Лев хоть чуть-чуть напоминал Диму, которого я любила. Но он преобразился не только внешне. Страх перед разоблачением изменил его и внутренне. Прежде всего он боялся выдать себя манерой разговора или незнанием чего-то, что должен был знать человек, чьи документы он присвоил. Вадим никогда не отличался болтливостью, а Лев был настоящим бирюком. Он молчал всегда, даже со мной наедине, а когда выводил меня на люди, следил, чтобы я тоже как можно реже открывала рот. В его отсутствие за мной по пятам ходил громила по имени Вася. У Васи какая-то слабовыраженная форма дебилизма, и разговаривать он не мастак, но Левины приказы исполнял до буквы — не отставал от меня ни на шаг и отпугивал всех, кто пытался ко мне обратиться. Одним словом, я жила в полной изоляции. Через год такой жизни меня все чаще стало посещать сожаление, что я не выбрала тогда первый вариант…
О причинах, по которым Дима превратился в Леву, я сначала только гадала. Правда открылась постепенно и в немалой степени случайно. Дело в том, что иногда, чтобы расслабиться, Лев выпивал на ночь добрый стакан виски. И тогда он начинал разговаривать во сне… Постепенно обрывки фраз сложились в единое целое. Но Лева обладал поистине звериным чутьем: скоро он догадался, что мне о нем кое-что известно, и заставил открыться. А поняв, как много я знаю, сам рассказал остальное. Наверное, ему необходимо было выговориться.
В двух словах его история такова: Вадим с сообщниками подстроили аварию вертолета, вывозившего золото с прииска. Работавший на прииске механик, которого шантажом склонили к соучастию, при помощи некоего хитрого устройства добился того, чтобы в определенное время отказал винт вертолета. Зная время аварии, Вадим приблизительно знал и место падения машины. Поэтому ему с дружками удалось добраться до вертолета и до золота гораздо раньше, чем властям. Золото захоронили в тайнике, и сообщники, замаскировавшись под залетных охотников, разбежались в разные стороны, с тем чтобы позже вернуться и поделить добычу.
Но Вадим их обманул. Он подкупил местного пилота, летавшего на «кукурузнике», и тот помог в тот же день перевезти золото в более цивилизованные края. Расплатившись с летчиком, Вадим подарил ему фляжку с хорошим коньяком. До своего аэродрома «кукурузник» не долетел…
В ходе поиска вертолета власти захватили двух лжеохотников и один из них раскололся и начал «петь». Вскоре выяснилось, что тайник, где захоронили золото, пуст. Так у Вадима появилось пять смертельных врагов, трое из которых остались на свободе. Это означало, что ему вынесен смертный приговор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
Мне бы его слова запомнить до конца жизни, но я, двадцатилетняя дурочка, уже готовая влюбиться, тут же выкинула их из головы.
Дима… Вадим появился у нас в доме через два дня. Он стоял на лестничной клетке у окна и поджидал меня. Не помню, куда я шла в тот вечер, но в любом случае до своей цели я так и не добралась…
Наш роман длился без малого два года. Вадим обращался со мной по-хозяйски, иногда бывал жесток, но я все равно безумно его любила. И надо сказать, от относился ко мне довольно бережно: в свои дела никогда не посвещал, на уголовные сходки не водил, с приятелями не знакомил и делал щедрые подарки. Наверное, это были довольно счастливые два года. Только вот с мамой мы ссорились постоянно. Она невзлюбила Диму с первой встречи и всеми силами пыталась отвадить меня от него, но добилась лишь того, что от нее отдалилась я.
А потом Вадим исчез. Без ссор, без объяснений, не попрощавшись. Просто исчез — и все. Я звонила ему по многу раз на дню, часами ждала под дверью его квартиры, но безрезультатно. В конце концов я не выдержала и спросила о нем у соседа: если Диму на чем-то поймали и посадили в тюрьму, Григорий Кузьмич должен был знать. Но он только сочувственно посмотрел на меня и покачал головой.
Целый год я ждала и лила слезы, проводила все свободное время у окна и вздрагивала от каждого звонка. А потом случилось несчастье с мамой, и мне стало не до сердечных мук. Мама — она у меня молодая и очень красивая — спускалась зимой с моста, поскользнулась, упала на лестницу и повредила позвоночник. У нее отказали ноги. Я до сих пор удивляюсь, как мне удалось все это вынести и не сойти с ума. Мама не хотела жить. За ней нужен был постоянный уход. У нас катастрофически не хватало денег, и мне приходилось работать до изнеможения, а в перерывах между сеансами бегать домой, кормить маму, разговаривать с ней, утешать, следить, чтобы у нее под рукой не оказалось ничего опасного… Словом, на другие душевные переживания уже не оставалось сил, и мой роман как-то сам собой забылся.
А три года назад я неожиданно встретила на улице Вадима. Он шел передо мной, и лица я видеть не могла, но фигура, походка, посадка головы… все было его. Я прибавила шагу, крикнула: «Дима!» — а когда он обернулся, обомлела. Лицо было совсем чужое: другие губы, брови, нос, разрез глаз, подбородок, линия волос — словом, ничего общего с Вадимом. Дима всегда казался мне красивым, а человек, стоявший передо мной, имел прямо-таки отталкивающую внешность. Он неприятно улыбнулся и сказал: «Вы ошиблись. Я не Дима. Но очень хотел бы им оказаться». Я пробормотала: «Извините» и как можно быстрее перешла через улицу.
А вечером недалеко от дома меня остановил водитель «Жигулей», спросив, не помогу ли я ему разобрать название улицы, записанное в его записной книжке. Я наклонилась, и он прыснул мне в лицо какой-то гадостью из баллончика. Очнулась я на тахте, в незнакомой квартире, связанная и с кляпом во рту. Напротив меня в кресле сидел давешний прохожий.
— Ты не обозналась, мое сердечко, — сказал он зловеще, когда я открыла глаза.
У меня внутри все сжалось. Так называл меня только Вадим. Незнакомец усмехнулся и заговорил снова:
— Но по некоторым причинам мне необходимо, чтобы Вадима Десятникова считали покойником. А ты можешь спутать мне карты. Собственно говоря, надо было бы тебя пришить, но это оказалось труднее, чем я думал. Поэтому я готов предоставить тебе выбор между быстрой и сравнительно легкой смертью и пожизненным заключением.
Разумеется, я выбрала второе. Дима, которого, как вы уже, наверное, догадались, теперь звали Львом, ничуть не преувеличивал. Наверное, в тюрьме мне было бы легче. С того самого вечера я ни на минуту не оставалась одна. Мой тюремщик срочно нанял по телефону сиделку для мамы, заставил меня позвонить ей и наврать про скоропалительный роман с состоятельным бизнесменом. На следующий день мы отправились в загс, где подкупленная служащая тут же проштамповала нам паспорта и вручила свидетельство о браке.
Так началась моя семейная жизнь. Наверное, она была бы менее ужасна, если бы Лев хоть чуть-чуть напоминал Диму, которого я любила. Но он преобразился не только внешне. Страх перед разоблачением изменил его и внутренне. Прежде всего он боялся выдать себя манерой разговора или незнанием чего-то, что должен был знать человек, чьи документы он присвоил. Вадим никогда не отличался болтливостью, а Лев был настоящим бирюком. Он молчал всегда, даже со мной наедине, а когда выводил меня на люди, следил, чтобы я тоже как можно реже открывала рот. В его отсутствие за мной по пятам ходил громила по имени Вася. У Васи какая-то слабовыраженная форма дебилизма, и разговаривать он не мастак, но Левины приказы исполнял до буквы — не отставал от меня ни на шаг и отпугивал всех, кто пытался ко мне обратиться. Одним словом, я жила в полной изоляции. Через год такой жизни меня все чаще стало посещать сожаление, что я не выбрала тогда первый вариант…
О причинах, по которым Дима превратился в Леву, я сначала только гадала. Правда открылась постепенно и в немалой степени случайно. Дело в том, что иногда, чтобы расслабиться, Лев выпивал на ночь добрый стакан виски. И тогда он начинал разговаривать во сне… Постепенно обрывки фраз сложились в единое целое. Но Лева обладал поистине звериным чутьем: скоро он догадался, что мне о нем кое-что известно, и заставил открыться. А поняв, как много я знаю, сам рассказал остальное. Наверное, ему необходимо было выговориться.
В двух словах его история такова: Вадим с сообщниками подстроили аварию вертолета, вывозившего золото с прииска. Работавший на прииске механик, которого шантажом склонили к соучастию, при помощи некоего хитрого устройства добился того, чтобы в определенное время отказал винт вертолета. Зная время аварии, Вадим приблизительно знал и место падения машины. Поэтому ему с дружками удалось добраться до вертолета и до золота гораздо раньше, чем властям. Золото захоронили в тайнике, и сообщники, замаскировавшись под залетных охотников, разбежались в разные стороны, с тем чтобы позже вернуться и поделить добычу.
Но Вадим их обманул. Он подкупил местного пилота, летавшего на «кукурузнике», и тот помог в тот же день перевезти золото в более цивилизованные края. Расплатившись с летчиком, Вадим подарил ему фляжку с хорошим коньяком. До своего аэродрома «кукурузник» не долетел…
В ходе поиска вертолета власти захватили двух лжеохотников и один из них раскололся и начал «петь». Вскоре выяснилось, что тайник, где захоронили золото, пуст. Так у Вадима появилось пять смертельных врагов, трое из которых остались на свободе. Это означало, что ему вынесен смертный приговор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71